Глава 22. 1973 год. Детские радости

Вячеслав Вячеславов
     22 января. Влада снова заболела. Понос, рвота. Вика говорит, что это от орехов. Но, может быть и грипп. В этом году свирепствует «английский» грипп.
Власта ночью кашляла не сильно, и её решили отвести в садик, чтобы дома не скучала и не мешала Ладушке, которой необходимо лежать. Очень бледная, заснула в 11-30.

Влада уже считает до десяти, но после шести сбивается: восемь, семь, десять. Точно так же и я считал в садике. Пробует рисовать буквы, но для неё это игра. Не понимает, что из букв можно составить слова.

Три дня шел сильный снег, но всё же выпало меньше, чем в прошлом году. Стояли сильные холода. В Москве – 22. Когда там похолодало до – 30-ти, у нас потеплело, пошел дождь, понемногу смывая снег. Детей на улицу не выводим, только в садик и обратно. Всё время моросит, погода не для прогулок. Бережем детей от простуды, а они, все равно, болеют.

Любят помогать матери. С удовольствием приносят картошку, лук, и даже яйцо. Но не любят после себя собирать игрушки в картонный ящик. Сваливают друг на друга. Приходится мне или Вике собирать.

 Власта более обидчивая: один раз шлепнешь, и она в рёв. А Влада подумает, прежде чем плакать. Если виновата, то обиду перетерпит, только надуется и губы скривит. Если считает себя невиновной, скажет:

 — Ты меня обидел, — и в рёв.
 
Но успокаивается быстро. А Власта плачет, пока самой не надоест, или же кто-нибудь из нас не приласкает её, утешит.

Сегодня в яслях, когда она уже разделась и входила в группу, толстая тетка, стоявшая в дверях, повернулась и толкнула Власту. Она упала на спину. Тетка сразу стала её утешать, и слёзы у Власты удержались. Я уже стоял на выходе у двери и не стал подходить, чтобы не возникло искушения пожаловаться мне, поплакаться. В жизни много будет таких ударов, пусть учится переносить.

Приходила врач и сказала, что у Влады ангина. Через два дня и у Власты поднялась температура. Я настаивал, чтобы Вика давала детям кальций, он горький, и они не хотят пить. Тогда Вика купила шоколад, и  после ложки лекарства давала им по кусочку на закуску. Им так понравилось, что сами стали просить лекарство. Кашель быстро прошел, температура упала.

7 февраля. Влада любит анимационные фильмы. Смотрит, не отрываясь. А Власте больше нравится играть с куклами. Когда передача заканчивается, Влада  в рёв, ещё хочу! Ты напиши, чтобы ещё показали.

У меня небольшое удивление: Почему она решила, что можно написать и попросить повторить передачу? Вероятно, диктор так говорила. У Власты появились удивительные отрицательные предложения. Вика собирается уходить. Власта уверяет:

— Мама, я буду плакать, нет.

«Нет» у неё появляется в конце любого отрицания. И теперь, чтобы её понять, нужно выслушать до конца, скажет ли она «нет» или же это фраза утверждения. У кого она взяла эту привычку? Или же заскок?

Влада и Власта очень разные, как по характеру, так и по привязанностям. Влада не может играть одна, а Власта даже в яслях уединяется от всех и играет с куклой.

10 марта. Они уже понимают, что если родители не видят, то можно делать и запретное. Подождут, когда отвернешься, и выполняют задуманное. Бабушка принесла дымчатого котенка. Власта оказалась смелее, берет его обеими руками за туловище и таскает по комнате. Владе тоже хочется играться с котенком, но отнять боится, потому что впереди лапы, можно поцарапаться. Берет котенка, когда Власта его отпустит. Ты быстро это усекла и пользуется, запросто отнимает у Влады котенка, когда захочет. Она не боится поцарапаться. Влада в рёв.

Ночью я пришел с работы и негромко переговариваюсь с Викой, но Влада слышит:
— Папа мне мешает спать.
Мы начинаем говорить шепотом, но она говорит недовольно:
 — Вы мне мешаете спать.

Мы смеёмся. Приходится умолкнуть и уснуть. Дни стоят солнечные, но холодные. Шоколад кончился, но они уже пьют кальций прямо из горлышка, не требуя взамен ничего, и даже сами изъявляют желание. А иногда и без нашего разрешения. Даем витамины «А», «С». Ест только Власта, а Владе не нравится – кисло.

Сколько им ни показывали буквы, не проявляют успеха и старания. Просят что-нибудь нарисовать. У Влады уже получаются домики, человечики. Обе любят рисовать, Власта больше черкает.

26 мая. Любят играть во дворе, там много детей. Девочки играют в «классики». Влада и Власта смотрят, пытаются подражать: подпрыгивают на одной ноге, мол, мы тоже так умеем. Бабушка принесла им на вечер поиграть с заводной курицей, которая клюет с тарахтением. Влада тоже попробовала заводить игрушку. Получается. А у Власты пальчики короткие, и ключ не вставляется в отверстие.

Утром Влада нашла маленькую куклу:

— Папа, здесь нужно сделать дырочку. Ты мне дашь ключик, я покручу, и она будет ходить.

Мама купила им акварельные краски. Всё новое интересно, и они с азартом принялись раскрашивать рисунки в альбоме. Если карандашом у Влады получались какие-то фигурки, то сейчас всё сводится к самому процессу орудования кисточкой.

 Власте надоело быстрей. Она взяла куклу и пыталась и её привлечь к рисованию акварельными красками.

Как-то ходил с детьми на бульвар. Влада зовет рвать цветы с клумбы, чего нельзя делать, и я отвлекаю:

— Вот цветы, рви, — говорю я и показываю на желтые цветочки на газоне.
— Эти нельзя. Я буду слепая.

Вероятно, услышала в садике. Влада всё просит, чтобы я привез ей «кеву», американскую жвачку:

— Поезжай на корабле в Москву. Привези кеву, — повторяет она бабушкины слова, которая учила, как сказать отцу, чтобы заполучить жвачку. Цыганки продают одну пластинку за 50 копеек. Недавно я купил три пластинки на рубль. Смешно смотреть на их жующие мордашки.

От котенка осталось много блох. Никак не можем избавиться. Власта лежит на кровати. Послеобеденный сон. Одна блоха прыгнула ей на ногу. Власта кричит:
— Мама, комар прыгает! Убей комара. Крови напился.

Появились первые огурцы. Спрашиваю детей:
— Что это?
Власта: — Не знаю.
Влада: — Огурец.

Что это? Прошлогодняя память? Вероятно, ей чаще приходится сталкиваться с этим словом, чем Власте, у которой словарный запас меньше, но она во всем старается подражать сестре, учится у неё. Иногда и Влада учит Власту. Правда, не всегда хорошему, чаще толкает на шалость, за которую, знает, попадет и ей, и Власте. Но она знает, если я не вижу, то шалость может сойти с рук. Поэтому, когда вхожу в комнату, а они заняты чем-то запретным, то бросают всё и тревожно смотрят на меня.

Чаще говорю: — Нельзя.

Для Влады это звучит слишком снисходительно, не страшно, и она продолжает. Лишь когда я слегка ударю по рукам, они отойдут от запретного места. Власта заплачет, не столько от боли, сколько от обиды, что она такая хорошая, а её наказывают, а Влада нахмурится. Но обида у неё скоро проходит, потому что обе быстро находят новое занятие. Никогда не слышал, чтобы они сочиняли стихи, но запомненное, повторяют охотно, потому что мы хвалим за это. Они любят, когда на них обращают внимание. Как-то пришли с садика и заболтали:

— Хули-хледи.

Что это? То ли услышали от других детей, то ли по-своему переиначили разговор по-грузински. Сами подобное придумать не в состоянии.

27 мая. Уже несколько месяцев с удовольствием чистят зубы, но не регулярно. Иногда сами напоминают. Но мне, или матери некогда, или нет желания стоять рядом и смотреть, чтобы они не баловались с зубным порошком. Тогда Влада пускается на хитрость, говорит, что у неё болит зуб. У неё два зуба испорчены кариесом. Часто, после конфет, держится за щеку. Тогда мама дает ей щетку и порошок. Облегчение наступает. Это она запомнила. И теперь каждый раз, когда болит зуб, она готова чистить несколько раз подряд, пока боль не утихнет. Пока не прогонишь, будет часами стоять возле крана, возиться в воде и пачкаться порошком.

Утром отвожу обеих в  садик. При прощании Влада жалобно смотрит на меня:
— Папа, поцелуй.

Я недоумеваю: раньше она никогда не просила поцеловать. Мы старались не приучать к лишним нежностям напоказ. Мы и без того их любим. А тут на тебе! Вероятно, она видела, как другие родители при прощании целуют детей, и самой завидно стало. Глядя на неё, и Власта просит поцеловать. Деваться некуда. Несколько дней целовал. Последний раз я решительно отверг притязания на поцелуи, потому что это превращается в целую церемонию: она должна поцеловать меня в щеку, потом я её, и это на глазах у всех, к чему я не привык.

Влада ушла расстроенная. Мне стало жалко её. Может я не прав? Но мне не нравится показная нежность. Надо отучать. Они и без того сильно избалованы. Власта знает, что стоит ей улыбнуться во весь белозубый рот, как в  ответ все улыбаются, и все угрозы стихают. Её ругают, а она улыбается, мол, видишь, какая я веселая и хорошая, а ты меня ругаешь.

Сегодня усадили на столе всех кукол по ранжиру, и Власта села рядом с ними, как кукла. Она же неоднократно слышала, как её называют куклой. Получилось, что она лишь немного выше самой большой куклы. Сама с большим бантом в нарядном платье – не успели переодеть после прогулки по городу, где они катались на качелях, карусели, и впервые в этом году ели мороженое, вылизали до капли. Власта ела аккуратнее Влады, которая спешила. Вероятно, в надежде еще получить.

Вечером попросили краски. Я дал, потому что предстояло купание, было не страшно, если вымажутся, что они с успехом и проделали. Чуть ли не фехтовали кистями. Чтобы не привыкали к такому баловству, отобрал кисти. Без ропота отдали, чувствуя, что далеко зашли в своем баловстве. Всё же пришлось им помыть руки под краном — опасно в таком виде сажать в ванну, тела не отмылись бы. Днем расшалились, и давай валяться на полу друг на дружке. Смеху!

 После обеда засыпают неохотно. Но потом спят полтора часа.

Насколько бы беднее была бы Владина жизнь, если бы не родилась Власта. Пусть они и дерутся одна с другой, но без одной, другая скучает. И надо воспитать так, чтобы они  были подругами, не завидовали, а радовались удаче друг друга. Что очень трудно. Получится ли?

Во время обеда начали баловаться, то одна залезет в чужую тарелку, то другая, потом начали кормить друг дружку. Говорю, чтобы они встали из-за стола, если не хотят есть. Вика же их покупает:

— Кто всё не съест, тот не получит клубнику.

Спешат доесть. Насильно не кормим. Заставлять – это самому нервы портить и ребенку. Сейчас не голодное время, когда нужно каждую крошку съесть про запас, а вдруг потом нечего будет есть?

Но как-то до этого дня я пришёл с работы и увидел, что Вика заставляет Владу кушать, а та в слезах, не желает.

— Ты что же, повторяешь опыт своего детства, когда тебя насильно кормили котлетами, а ты выплёвывала?
— Я лук не любила.
— Меня бы кто в детстве заставлял кушать. Оставь ей в покое. Проголодается —  сама попросит.

 Власта не жалуется на аппетит. Ест наравне с Владой, если не больше. Мы даже удивляемся, куда столько помещается в таком маленьком тельце? Вика хвастается нашими детьми:

— Они уже сами кушают, а Мананку лишь недавно перестали кормить.

Манане уже 13 лет, оформились груди, проявляет интерес к запретному.
Все платья переходят к Власте, а Владе нужно шить новые.

 Детскими платьями забиты два чемодана, некоторые надеваются за лето лишь два раза, всё очередь не доходит.

      С утра безоблачное небо. Холодно. Уже второе утро Влада не просит целовать. То ли помнит моё нежелание, то ли каждый раз что-то отвлекает.

Вечером разучиваем: На горе Арарат растет красный виноград. Вика замечает, что Власта хитрит. Вместо «растет», говорит «висит». Я обещаю той, которая скажет «Р», купить плитку шоколада.

— А маме ты купишь? Она умеет говорить, — допытывается Влада.
— Эту девочку как звать?
— Люда.
— А если я скажу «Люда», ты мне купишь шоколад?

Рассказываю про петуха, который напоминает, что Власте и Владе пора спать.

— А петушки не умеют говорить, — заявляет Власта. – Они кукарекают. – И в довершение, декламирует: — Петушок, петушок, золотой гребешок…

 Тут уж не до сна.

Одно время любили гладить платочки, разные тряпочки, повторяли движения матери, дрались из-за очереди. Но когда Власта два раза обожглась, от греха подальше, запретил им гладить. Какое-то время они ещё рвались гладить, но я не поддавался, и сейчас они не заикаются. Как-то Влада погладила мой нейлоновый носок, и он свернулся в комок, она перепугалась, что её накажут, но только отняли утюг.

Любят, когда читаю книжки. С интересом слушают. Но Власте быстро надоедает, начинает перебивать. Тогда пускаюсь на хитрость: вместо имен героев подставляю их имена. Про себя слушать интереснее. Особенно нравится сказка про кошечек, которые друг дружкой мыли пол. Глазенки так и блестят. Как жаль, что этот блеск с годами потускнеет, научатся скрывать свои чувства и блеск своих глаз.

В какой-то день Вика принесла семечек, которые стараемся не покупать. Пришлось делиться с детьми. Пальцами вылущивал ядрышки и давал каждой поочерёдно, и они моментально исчезали во рту, даже не разжевывали. Тогда я налущивал по 15 зёрен и уж тогда разрешал съесть. Надо было видеть, с каким вниманием она следили за моими пальцами!

Мы не выписывали ни одной газеты, не только потому, что не знали, где будем жить в следующем месяце, но и потому, что их невозможно читать. Изо дня в день об одном и том же, менялись лишь даты. Жили слухами: Наконец-то сняли В. Мжаванадзе. Он и Второй секретарь ЦК КП Грузии А. Чуркин, их жены – две Тамары (царицы Тамары) задавали тон взяточничеству и мздоимству в республике.

Всё было как в Азербайджане, только в большем масштабе. Продавались министерские посты (сто тысяч рублей — министра социального обеспечения, 300 тысяч – министра торговли и министра легкой промышленности). Пост, правда, получал не обязательно тот, кто больше давал – учитывались и другие факторы. Особенно, принадлежность кандидата к той или иной соперничающей группировке номенклатуры. Высшие чины партаппаратуры поделили республику на сферы своего влияния, то есть восстановили феодальный порядок вассалитета.

«Заря Востока» 18. 02. 73 г. писала: «Протекционизм, местничество, землячество, карьеризм процветают на почве родственных связей и коррупции… жены, и члены семьи начинают подменять на должности своих высокопоставленных мужей, в узком родственном, семейном, приятельском кругу начинают решаться государственные проблемы.
 В ряде случаев комбинаторы, взяточники, вымогатели сумели нечестным путем занять даже руководящие должности».

Мы только могли догадываться, что взятка царствовала над всем нашим укладом. Рассказывали, что жена Мжаванадзе имела личный самолет, и раз в неделю ездила в Париж к личному парикмахеру. Лишь через 20 лет мы узнаем, что Секретарь Президиума ВС М. Георгадзе, который подписывал указы о наградах и часто их вручал, сам лично предпочитал не ордена и медали, а подлинные сокровища из запасников Московского Кремля, Эрмитажа, Исторического музея – полотна Леонардо да Винчи, Рубенса, Ван Дейка, Айвазовского.
В подвале своей виллы, в металлических ящиках прятал драгоценные перстни, серьги, кольца, броши, кулоны, ожерелья, 100 золотых слитков, 8 кг алмазов и бриллиантов.
 Здесь же найдено 40 миллионов рублей и два миллиона долларов.

Личный капитал Рашидова составлял более ста миллионов рублей. Чета Рашидовых разъезжала по республике в собственном поезде. Туда и таскали деньги, не в конвертах – чемоданами! И сдавали их лично супруге Рашидова Хурсанд Гафуровне.
Хрущева старались не вспоминать. Его культ личности для нас был не лучше сталинского, о котором мы мало знали, но досыта хлебнули хрущевского в виде ежедневного прославления в газетах, кино, радио.

Про себя думали: если знали, что Мжаванадзе занимается неблаговидными делами, то почему раньше не убрали? Так же, как Хрущева,  а лишь спустя восемь лет назад.

Новым Первым секретарем Грузии назначен Шеварднадзе. И скоро вся Грузия только о нем и говорила. Он начал с чистки коррумпированных чиновников, причем не снизу, а с верхов. Простой народ с радостью передавал эти слухи, и, пожалуй, никто не верил, что у нас можно навести элементарный порядок, всё и все были связаны. Это Дон Кихотство. Конечно, в России порядка и воровства меньше, наивно думали мы, но и Грузия достаточно большая, чтобы один человек, пусть он и Первый, смог бы навести порядок.

Два года продолжалась неравная борьба. Веяния дошли и до Батуми. Назначили нового Первого секретаря города, ставленника самого Шеварднадзе, который должен был бы навести порядок непосредственно у нас в городе. Рассказывали, что он на многочисленных сабантуях в его честь, ничего не ел, боясь отравления.

Через месяц жена местного миллионера – директора мебельной фабрики, которого должны были убрать с поста, поднесла на гулянке Первому хачапури. По местному обычаю, если женщина поднесла тебе какое-то блюдо, ты должен обязательно попробовать. Под утро он умер. И все поняли, что новый ставленник не захочет подвергать свою жизнь риску, и начатую перестройку можно считать завершенной.

Мы не очень печалились, так как никто на неё и не надеялся. Лишь сочувственно смотрели со стороны, как у панов чубы трещат – стон стоял по всей Грузии. Многие грузины и аджарцы, связанные с мафией, открыто высказывали недовольство действиями Шеварднадзе. Но простой народ так же открыто радовался, и с нескрываемым злорадством рассказывали другим, кто еще не знал, как батумского начальника милиции вызвали в Москву, и он, догадываясь, что может последовать за этим, застрелился. Что же можно такого натворить, чтобы до предъявленных обвинений, покончить с собой, думали мы? Вероятно, кровь в жилах застынет, если узнаем правду. Но узнавать не откуда, некому рассказать, газеты молчат, переводя бумагу в макулатуру.

На какое-то время появилась интересная газета органа МВД, рассказывающая, довольно открыто о преступлениях в области. И, что особо удивительно, очень хорошо и интересно написано, откуда взялись вдруг авторы? Многие горожане подписались на газету. Но с нового года, без объяснения, газету прикрыли, а деньги вернули подписчикам. Никто не возмущался. Понимали, что власти испугались чрезмерной открытости. В их аппарате произошла ошибка - игра в гласность, которую быстро устранили.

Постепенно слухов становилось всё меньше, рассказывать было нечего. Шеварднадзе понял, что один в поле не воин и прекратил бурную деятельность, успокоился. В России он не получил поддержку своим действиям, иначе и им бы пришлось взять за коррупционеров, то есть за самих себя. А дураков нынче нет. Шеварднадзе не идиот, чтобы упорствовать в своих начинаниях.

Однажды я зашел в библиотеку на улице Пушкина. К моему удивлению, записали и разрешили свободный доступ к стеллажам. Книг много, но большинство я уже читал, другие не представляют ценности. На витрине увидел свежие номера толстых журналов, спросил, можно ли взять на дом? Разрешили.

И я стал у них частым посетителем. Похоже, местные жители этой библиотекой почти не пользуются, всегда безлюдно. Как-то мимо проходил с Викой и детьми, и зашел узнать о новинках. Мои девочки умилили женщин, дали по маленькой шоколадке девочкам. Мне приятно и неловко, что заставил тратиться.

Но, несмотря на мои ожидания, хороших публикаций в журналах почти нет. Сплошная серая, невыразительная литература, которой насытился по горло, всё одно и то же. Похожее состояние было в 58 году, когда все книги о войне казались списанными одна с другой. Никакой новизны.

В одной статье с удивлением прочитал, что Фанни Каплан не расстреляли после покушения, наоборот, Ленин простил, и её просто выслали куда-то в Сибирь, где она спокойно проживает. Умерла в конце 60-х. Я поверил. Почему бы и нет? Зачем врать на весь мир? Немного странно, если это так, то почему бы широко не сообщить народу о Ленинской милости?

Гэбисты усиленно создавали слащавый миф о себе. На самом деле Фанни Каплан была арестована 30 августа 1918 года. 3 сентября матрос Мальков расстрелял и сжёг Каплан в бочке с бензином в Александровском саду. При этом присутствовал поэт Демьян Бедный, который послужил прототипом Бездомного у Булгакова.

Увидел толстый роман Некрасова и Панаевой «Мертвое озеро», о котором читал в учебниках. Взял из любопытства, о чем это мог написать знаменитый поэт? Не смог одолеть и трети. Стало ясно, что роман писали от страшной скуки, не зная о чем поведать, и лишь бы что-то наваять. Пустопорожние разговоры, никчемные действия. Всё высосано из пальца, неинтересные герои. То ли дело, у Вельтмана «Приключения в море житейском», которым я  зачитался ещё в школе.

Много позже узнаю, что романы Некрасова и Панаевой, в том числе и «Три стороны света», были написаны ими для того, чтобы хоть чем-то заполнить страницы журнала «Современник».

Критические статьи вызывали раздражение своей бесполезностью, очередное сотрясение воздуха. Точно такое же печаталось и год, и два назад. О нехватке запчастей для комбайнов, нехватке элеваторов – зерно горит под дождем. Уверен, и в будущем ничего не изменится. Неужели так трудно изготовить достаточное количество запчастей, построить элеваторы, а не хранить зерно под открытым небом?

Догадываюсь, никому это не нужно. Все инертны. Двигаются, если сильно толкнуть. Можно удивляться, как при такой системе наше государство всё ещё существует? И будет здравствовать неопределенно долгое время за счет огромной территории и неисчислимого богатства, пока всё не съедят, пока всё не сгниет. Но это будет не скоро, лет через двести. Меня тогда не будет. А хотелось бы знать. Хоть  бы одним глазом взглянуть.

Желания странным образом, но всё же осуществляются.

Продолжение следует: http://proza.ru/2012/05/26/1010