Прошло уже полтора месяца с тех пор, как я уволился со своего последнего места работы, потому что сил уже не было терпеть этот гадюшник: обыкновенный обувной магазин в котором царило насилие, безумие, смерть.
За полтора месяца я успел многое: написал книгу и потратил все имевшиеся деньги. Что сделано-то сделано, ни того, ни другого не изменить. Дюма-отец утверждал, что главу нельзя переписать. Ему так же как и мне просто некогда было этим заниматься, он тратил больше чем зарабатывал, а я еле-еле сводил концы с концами.
Справедливо полагая, что через полгода, максимум год моя книга будет издана и мне больше не нужно будет работать на всяких говенных работенках, потому что я буду богатым и знаменитым писателем, я решил не искать очередную говенную работенку, а вернуться на ту говенную работенку на которой я работал до того, как попал в адовый обувной магазин. Мир полон говна.
Я имею ввиду охранное агенство «Энергия», которое занималось охраной всех энергетических объектов в Кирове. Раньше я уже работал у них и был на хорошем счету, потому что ни разу не был пойман пьяным или спящим на посту, а больше то ничего на этой работе и не требовалось. За чтением книг да ловили, но это был не смертный грех, тем более, что читал я всегда только хорошую литературу.
Предварительно созвонившись с директором ЧОП «Энергия» я выяснил, что меня помнят и любят и дадут мне работу без собеседования и что бы я сразу шел в отдел кадров и оформлялся.
В отделе кадров работали обалденные телки, но при моих доходах у меня могли быть с ними только деловые отношения. С обалденными телками всегда так, одной любви всегда недостаточно, любовь нужно подкреплять материально, потому что мы не в Раю, я не Адам, а она не Ева.
Она – это Анна Шалагинова, занесенная в моем телефоне как Дорогая Анечка вместе с номером по которому я больше никогда не позвоню. Именно ее машину я увидел, когда вдоволь налюбовавшись телками в отделе кадров и оформившись на работу, я вышел из офиса ЧОП «Энергия» и прошел пару кварталов в сторону дома.
Я никогда не пользуюсь общественным транспортом и везде хожу пешком, а иногда и просто шляюсь бесцельно по городу. Особенно когда работал в обувном концлагере, любил вырваться на волю в выходной день.
В один из таких выходных мы и встретились с Аней в сквере на Октябрьском проспекте. То есть мы были знакомы и раньше, но встречались только в адском обувном магазине, когда она приходила к маме. Ее мама работала директором Ада, а я охранял ворота в Ад.
Анин отец был самым крупным книготорговцем в нашем городе и незадолго до нашей с Аней встречи в сквере на Октябрьском проспекте, родил очередного, неизвестно уже какого по счету, ребенка и купил Ане на восемнадцатилетие Шевроле-спарк.
Вот с этим то ребенком, со своим младшим братом Аня и гуляла, когда мы с ней встретились. Она шла по скверу, толкая перед собой коляску, в которой сидел ее брат, а я шел на встречу. Дальше мы пошли вместе.
Нагулявшись, мы пошли домой, то есть к дому ее отца, потому что отец с ними уже давно не жил, а жил со своей новой женой, которая и рожала ему новых людей.
Потом мы долго ждали отца во дворе девятиэтажной новостройки в которой он жил, я замерз и сказал ей об этом, а она предложила открыть машину, что бы я мог там посидеть, но я отказался, мне показалось глупым сидеть там одному.
Когда отец со своей новой женой приехали на своей Шевроле-нива, Аня отдала им ребенка и предложила отвезти меня домой, но я отказался, потому что я не собирался домой. Тогда она предложила покататься на ее машине. Я отказался, потому что такие как я не катаются на машинах с такими как она. А в сквере гуляют? Видимо отказывался я не очень убедительно и она настояла. Покатавшись на машине, мы посидели в кафе, а потом я от нее просто сбежал, потому что вдруг очень ясно осознал, что Аня мне уже давно не безразлична.
Следующие два месяца Аня часто ходила к маме в магазин и широко мне улыбалась, демонстрируя свои прекрасные отбеленные зубы. Я же тщетно пытался убедить себя в том, что мне нельзя с ней связываться и что добром это не кончится. Мне было уже тридцать лет и я не верил в чудеса, такие нищеброды, как я не спят с такими обалденными телками, как она.
Но чем шире она мне улыбалась, тем меньше я слушал голос разума. В конце концов я решил ей позвонить. Но где взять ее телефон? Из магазина я уже на тот момент уволился и видеться с ней перестал. А тут как специально моего одноклассника Мишу Степанова бросила жена и он решил покончить с собой, в связи с чем мы стали часто встречаться, потому что Миша нуждался в дружеском участии.
Миша работал в ФСБ и для него узнать чей то номер телефона было делом техники, благо что я знал полное имя Ани и ее год рождения. Миша обещал помочь, но как то совсем не спешил.
Неделю спустя после того как Миша обещал помочь, я рассказывал о своих любовных злоключениях своему знакомому продавцу в книжном магазине, то есть сам себе скорее пытался объяснить, что же делать в такой ситуации, потому что на Мишу уже надежды не было никакой. Знакомый продавец терпеливо слушал весь этот бесперспективный бред, не перебивая меня и не пытаясь помочь. Он жил по заветам дона Хуана и никогда не мешал другому человеку делать глупости.
Выговорившись, я шел домой, совершенно потерянный, потому что плана у меня не было никакого, как из дворов прямо на меня выехала Аня. Нашей обоюдной радости не было предела, как пишут в плохих романах.
Я дал ей сотовый, который мне достался на память от Мишы из его личных вещей и попросил записать в него свой номер телефона, сам то я не умел этого делать. Она записала под именем Аня, это потом уже, когда я научился пользоваться сотовым, то переименовал ее в Дорогую Анечку.
Она очень торопилась, нужно было отвезти младшую сестру, которая сидела на заднем сидении, к отцу, но уделила мне пять минут. На следующий день я позвонил ей и пригласил на свидание. Она приняла приглашение, но не пришла, потому что прежде отвозила маму с работы домой и рассказала о нашем свидании. А мама ей объяснила, что принцессы с пастухами спят только в сказках.
Это я уже потом все понял, когда ко мне в гости зашли две продавщицы из обувного. Обе были пьяны и веселы, они позвали меня прогуляться и еще выпить. Добравшись до ближайшего кафе, мы там и остались. Они рассказали мне, что в обувном был какой то карпаратив и королева Ада публично там выступила, потому что ее не прельщала перспективка получить меня в зятья.
Я так разозлился тогда и расстроился, что написал рассказ о том, как герой списанный с меня душит в полиэтиленовом пакете героиню списанную с королевы Ада. Этот рассказ потом вошел в мою книгу.
А через месяц у королевы случился инсульт. Говорят все началось с того, что она стала задыхаться, чуть рубашку на себе не порвала. В больницу ее увезли на скорой. Но не прошло и трех месяцев, как она уже вышла на работу. Это было что то новенькое, она не могла так легко отделаться, ведь я написал ее убийство, а не ерунду какую – нибуть.
А через полгода у нее снова случился инсульт и на этот раз ее даже частично парализовало. Ведьма была побеждена, теперь ей предстояло жить на пенсию по инвалидности и срать под себя.
Стоя на тротуаре, я смотрел на Анину машину, припаркованную на другой стороне улицы у магазина ее отца, а когда мы гуляли с ней в сквере, она говорила о том, что собирается поработать в одном из отцовских магазинов. Ее машина, припаркованная в рабочее время у книжного магазина, могла означать только одно: она в этом магазине работает ( не за книгами же она сюда приехала), а для меня это означало, что теперь я знаю, где она работает и в любое время могу к ней зайти и пообщаться.
От этой мысли я так разволновался, что даже захотел срать. В двух минутах ходьбы от того места, где я стоял, располагался Октябрьский рынок, а на рынке по любому должен быть туалет. Точно я этого не знал, но что то я не слыхал про рынки без туалетов.
Как я и предполагал, туалет на рынке был, охранник объяснил мне, как его найти. Миновав торговые ряды и обойдя по улице крытый павильон, я увидел небольшую кирпичную постройку с двумя дверями с разных сторон. На одной двери была написана буква «Ж», а на другой буква «М». Возле каждой двери по оконному проему, заложенному стеклянной плиткой зеленого бутылочного цвета. Это и был туалет. Открыв дверь с буквой «М», я вошел внутрь.
Каково же было мое удивление, когда я не увидел человека, получающего деньги за вход. Сначала я подумал, что может быть он куда то отошел, но потом меня насторожило то, что не было не только специального человека, но не было даже никаких признаков его пребывания: ни тебе специальной будочки, никакого кассового аппарата, на котором ничего не пробивают, но ставят для отвода глаз. Не было даже стула или стола. Ничего. Туалет был бесплатный!
Но так не бывает, потому что про туалет на Центральном рынке просто ходили городские легенды, точнее про людей, которые там стояли на дверях и получали деньги за вход. Это были истории невероятных обогащений, потому что эти люди только половину дневной выручки сдавали в кассу, а остальное оставляли себе.
Приятно удивившись такому обстоятельству, я прошел из предбанника внутрь. А внутри была квадратная комната, грязная и давно не ремонтированная. Кабинок не было, не было и унитазов, просто в ряд три дырки на специальном возвышении. Да и на том спасибо, не на улице же срать.
Стянув штаны, я присел над одной из дырок и стал ждать результата. И тут (ну, что ты будешь делать!), заходят три бомжа и как будто не замечая меня, начинают заниматься своими делами. По всему было видно, что им тут не привыкать.
Раскрыв свои ужасные сумки на подоконнике, они стали что то там рассматривать и перекладывать, ладно хоть жрать не стали. То есть бомж конечно не человек и нечего его стесняться, но все равно неприятно. Особенно возмущало даже не их присутствие, а серьезность с которой они все это делали.
Потом два бомжа ушли, а один остался, пригревшись у батареи, он как будто задремал, но глаз не закрывал совсем. Чувствуя себя ужасно неловко от того, что я тут вроде как сру, а он придумал тут отдыхать, я решил с ним заговорить, то есть не с ним даже, а что бы чем то заполнить тишину и снять напряжение, которое никак не хотело сниматься естественным способом, через жопу. Я высказал вслух свое удивление тем, что туалет то бесплатный.
-Альбер Камю определял главный вопрос философии, как вопрос о самоубийстве, - ответил бомж не меняя позы и не открывая полузакрытых глаз, - то есть стоит жизнь того, что бы ее прожить или не стоит? Все в этом мире имеет цену, вся жизнь целиком имеет цену, потому что в этом мире все имеет начало и конец. А в Раю все бесплатно, потому что все бесконечно. Как можно торговать небом? Ты просто поднимаешь глаза и вот оно твое личное небо…
Несколько минут я обдумывал, то что он сказал, а потом спросил:
-Дак, что же и этот сральник, что ли в Раю?
Но бомж не ответил, потому что уснул, а я закончил свои анальные дела и пошел домой, изрядно озадаченный.