***
Когда бы робкая невинность решила воплотиться въяве, она обрела бы черты студента университета Вовы Брука. И, хотя учился Вова замечательно, жизнь предпочитала отмечать свои праздники без него. Не то, чтобы его не любили… да больше по-отечески как-то: девчата подкармливали в голодные дни, ребята следили, чтобы никто не обижал… Однако последний год вся жизнь его была печальным вектором нацелена на третий курс , где училась Таня Гура, и не было никаких шансов быть с нею рядом.
Правда, Вова предпринял робкую попытку сближения – разузнал, что ходит Таня в институтскую секцию аквалангистов и решил туда записаться. Не называя причин, поделился задумкой с одногрупником Жориком. Тот занимался спелеологией и вообще был авторитетным парнем. Идею Жорик зарубил на корню:
- Что?! Какая секция? Ну-ка задержи дыхание – сколько без воздуха обойтись сможешь?
Тогда Брук гордо не ответил на провокацию, но в общаге, в туалете, проделал эксперимент и погрустнел: через несколько секунд после задержки дыхания закружилась голова и тошнота подкатила. От идеи пришлось отказаться…
***
Наступившее после четвертого курса лето принесло радость повышенной степухи и горечь расставания – не видеть Таню до осени… Да и домой, в Кишинев, Вову не шибко тянуло… что дома? Все ж здесь – университетское братство: стройотряды, спортивные секции, турпоходы… И тут судьба… нет – Судьба… поднесла Вове подарок, и грешно было им не воспользоваться. Аквалангисты традиционно уезжали на сборы в Абхазию, в Очамчири… и туда же имелась турпутевка в профкоме! Точнее, не совсем туда – до того, как попасть на побережье, надо было подняться на Эльбрус… какой-то там «Приют одиннадцати». Это несколько меняло дело, но и эту преграду Вова решил обойти. С помощью того же Жорика. Тот вначале не загорелся идеей поехать вместе в турпоход… но, увидев вселенскую грусть в еврейских очах друга, повздыхал и согласился. И уже начал было готовиться к совместному восхождению – подобрал экипировку неофиту Вове (очки солнцезащитные, брезентовые штаны и свитер грубой вязки), заставлял висеть на дверном косяке, ухватившись кончиками пальцев… Да свалила вдруг Жорика коварная желтуха и загремел он вместо Кавказа в эпидемиологию.
***
Горы были темны и величественны: все время, что автобус катил на турбазу мимо неопределенного возраста женщин Чечено-Ингушетии , продававших пуховые платки туристам, горы возвышались впереди столь близкие и столь… не приближающиеся, что казались воплощением вечности.
Турбаза встретила приезжих громкими воплями модного «Чингиз-хана» и замечательной погодой. Сходился Вова с людьми трудно, и совсем уж было решил бирюком продержаться до финала путешествия… да все ж у жизни не одни черные полоски. Володька из Воронежа, с которым поселили нашего тезку, покровительственно взял того под крыло, и стало ясно, что покорить Эльбрус с этим парнем – дело , в общем, плевое. Четыре дня подготовки к походу прошли у этой пары, правда, своеобразно: Брук освоил преферанс, вариант «ленинградка». На робкое Вовино недоумение Володька авторитетно заявил, что поход – ерунда, а свободные четыре дня следует провести с пользой и удовольствием. Карты Вова никогда в руках не держал, к игравшим относился с опаской. Но Володька купил его творческим отношением к делу: к игре, как таковой, нового знакомца не привлекая, но подсовывая ему теоретические задачки «неловленого-ловленого мизера без семерок» или «девятерной на длинной масти». По-видимому, был в прошлой жизни Вова асом в этом деле, т. к. на третьи сутки уже решал задачи куда более споро учителя. К исходу четвертых суток в медпункте турбазы у Брука измерили давление, удостоверились в наличии солнцезащитных очков и сказали, что к походу готов.
***
В горах канонадой ухали обвалы, группа стояла, сбившись стайкой под «козырьком», пережидая возможную опасность, а инструктор несколько нервно улыбался. От всего от этого у Вовы было истерическое состояние, и он прикладывал титанические усилия, чтобы не расхохотаться до икоты. В принципе, все самое сложное уже казалось позади. Поднявшись на подъемнике до Северного приюта, дальше шли по плотному снегу цепочкой уже своим ходом, мерно ступая след в след. Все неспешно, и, вроде бы, не напряжно… но стоило чуть ускориться, как тут же дышать стало нечем, будто километр пробежал, держась за багажник велосипеда. Вот что значит – горы! Вова глянул вниз и поразился: снежный покров, который после альпийских лугов казался кипельно-белым, отсюда, с сияющей высоты, был всего лишь грязновато-серым…
А потом повалил снегопад. В июле! Жалко было смотреть на самоуверенных бородачей с модными рюкзаками, что вышли в шортах. Но и Вове в Жориковых брезентовых штанах было не сладко... да чего там! – просто холодно до крупной дрожи. Правда, пока шли до Приюта Одиннадцати, холод не одолевал так уж… А вот когда дошли и остались на ночлег... Во-первых : сам приют - большая консервная банка, и, во-вторых, двухъярусные кровати с голыми матрасами на сетках – хотя б одеяло! Вова надел на руки носки и прикидывал, как бы напялить на голову рюкзак… но выручил опытный Володька. Они легли вдвоем на нижнюю кровать, а укрылись матрасом с верхней. Как же кстати пришлось «теловычитание» Брука!
После снегопада опасность обвалов стала реальностью, но и оставаться в Приюте не было никакой возможности – пришлось тронуться в путь, преодолевая Донгуз-Орунский перевал…
Переждав обвалы под «козырьком», вниз спускались споро, катясь по снежному склону на пятой точке…
***
Таким образом была быстро пройдена снежная часть пути, дальше до Южного приюта вела горная тропа. Разглядывая грузинские красоты, цепочка туристов растягивалась все больше, тяжелее всех приходилось двум сорокалетним старушкам, которых нелегкая понесла в этот маршрут. Мужчины, правда, все ж не перевелись в Союзе: рюкзак у одной забрал воронежский Володька, а у другой, косясь на нового друга, Брук.
Повеселевший инструктор, насвистывая, подгонял отстающих, обещая скорый Приют… и так продолжалось четыре часа. У Вовы ноги дрожали так, что, казалось, это было видно со стороны. Но он дошел! И Южный приют превзошел его самые смелые ожидания: там, на площадке у коттеджа, были даже большие, в рост человека, шахматы . Такие он видел разве что в зарубежных картинах… Вот только есть хотелось ужасно! А с этим были проблемы, о которых Вова узнал из случайно подслушанного разговора: местная администрация в лице усатого-волосатого грузина тихонько выговаривала инструктору, приведшему группу в период обвалов – их никто не ждал, продуктов не было.
Но традиционное грузинское хлебосольство нашло выход. Из неприкосновенных запасов на случай ядерной войны были извлечены послевоенные консервы, а ходок из обслуживающего персонала пробежался по близлежащим поселкам сванов и принес бурдюк вина и лепешки.
Накрыли длинный стол во дворе, усталая группа блаженствовала. Трудно сказать, каков литраж был у принесенного бурдюка – Вова, к примеру, выпил семь стаканов. Вино было сухим, светлым и пилось, как вода… Впрочем, воды бы столько Брук не выпил. Он пил и хмелел от своей крутизны. Дома, в Молдавии, его пробрало бы уже от пары стаканов, а тут – голова ясная, петь хочется и люди хорошие. Особенно Володька… Друг!
А потом Вова рассмеялся – его рассмешило несоответствие визуального и тактильного восприятия. Он видел, что ноги у него есть… но на ощупь их не было ! Захотелось стать Маресьевым. Вова расхохотался и смеялся все время, пока его на плече нес до кровати Володька. Там Брук и уснул глубоким младенческим сном.
***
Сванское вино оказалось выше всяческих похвал: наутро ни у кого из группы голова не болела.
Пришла хлебовозка, на завтрак были бутерброды с козьим сыром. После завтрака инструктор собрал группу, тепло поблагодарил всех за мужественный переход, а затем, косясь в сторону и подбирая слова, предложил группе не расслабляться в плане подвигов и в дальнейшем. Ситуация, по его словам, складывалась таким образом, что продуктов на Южном приюте пока (за исключением хлеба) не прибавилось, а на подходе еще одна группа туристов…
- За чем дело стало? – Володька пребывал в благодушном настроении. – Везите нас к ласковому морю… Мы не против!
Группа шумно поддержала Володькин порыв… но тут и выяснилась некая подробность, требующая очередного подвига: поскольку группа прибыла на Южный приют , как снег на голову в июле, автобуса для перевозки группы не будет еще , как минимум, сутки… но! Есть хлебовозка…
Какое-то время возмущались пожилые женщины, им туманно обещали некую компенсацию, и, в конце-концов, группа с рюкзаками собралась возле машины. Водитель собрал хлебные лотки и сложил их в углу фургона, сверху взгромоздили рюкзаки. Сначала подсадили в фургон женщин, затем залезли мужчины. Стоять приходилось сгорбившись, держась руками за металлические фермы.
Водитель, улыбаясь, предложил русским туристам не петь в фургоне песни – его неправильно поймет ГАИ – и захлопнул дверь. Стало темно, лишь пыльная полоска света от щели в двери обещала жаркий день. Машина мягко тронулась, Вова крепко держался за ферму и радовался новым приключениям. Сначала пассажиры разговаривали и шутили, но затем разговоры смолкли: машина вышла на трассу , в фургоне стоял грохот и становилось душно. Затем людей стало валить с боку на бок и Вова догадался – начался горный «серпантин». Когда глаза привыкли к темноте, картина пред Вовиными очами перестала напоминать романтическое приключение – скорее душегубку периода оккупации. Жара и духота в фургоне становились невыносимыми, кто-то уже, выпучив глаза, рвал на себе ворот. Валентина Ивановна, которой нес рюкзак Вова, стояла на коленях – она теряла сознание. В фургоне поднялся крик… но водитель в кабине, весело напевая, должно быть , ничего не слышал. Вова беспомощно оглянулся на Володьку. Друг тоже был уже на коленях: его мутило. Тогда, переступая через сползшие тела, Вова пробрался к началу фургона и забарабанил в него так, что , казалось, кровь из кулака брызнет…
Когда, наконец, машина остановилась и водитель распахнул дверь, улыбка на его лице стала оскалом ужаса: на ногах стоял один Вова. Только спустя минут двадцать, после того, как они с водителем уложили пассажиров рядком на обочине, те стали приходить в себя и оглядываться. А вокруг – горы, солнце и серпантин дороги. «Все-таки – здорово!» -улыбался Вова.
***
А вот в Очамчири университетскую группу аквалангистов они не застали: произошло ЧП, аквалангисты вынуждены были уехать. Но Вову Брука это обстоятельство не очень огорчило – он впервые увидел Море!