Жизнь и смерть или Другие умирают.
Я вижу, как другие умирают. Как их тела лежат, покинутые жизнью, как иссыхают оболочки, дома, некогда живые, в которых царила суета, бежала кровь, функционировали органы и действовал мозг. Что же сейчас изменилось? Что-то ушло, что-то нарушилось в слаженном механизме. Кто-то назовет это душою, тою жизнью, что приводила в действие тело; кто-то назовет это психической энергией, появившейся неизвестно откуда и исчезнувшей неизвестно куда.
Другие умирают. Их кладут в гробы, или сжигают тоже в гробах. Может быть, скоро не останется места на Земле, да и наверное, уже нет такого места, где под ногами не лежали бы чьи-то кости. Весь мир стоит на костях. Вероятно, мы будем поступать так, как в Венеции - вынимать лет через тридцать останки, сжигать их, чтобы на их место положить новые, недавно покинутые, действительно – «останки» - оставленные душою физические, материальные предметы. Ибо от какого другого слова, или значения, это слово могло произойти? Что оставлено, что осталось? Чего «останки»?
Разумеется, мне тут же ответят, что я занимаюсь софистикой, что на самом деле «останки» - это то, что осталось от живого человека. Когда человек был жив, то был человеком, а когда умер, превратился в останки.
Но что же наполняло его? Что заставляло биться сердце, что заставляло его двигаться, жить, дышать? Можете ли вы прекратить дышать? А приказать сердцу не биться?.. И при этом всем - не умереть? Что же такое жизнь, делающая человека человеком и, исчезая, превращающая его в труп?
Моему скудному уму трудно представить, как из неживого могло образоваться живое. Как в результате взбивания пены у берега вдруг появился коацерват, праклетка?.. Я еще помню этот учебник по биологии, я помню и картинку, иллюстрирующую эти суждения. И мне как-то тогда и в голову не могло прийти задать вопрос - а как это произошло? Как - было неживое и вдруг стало живое? Причем это не воскрешение человека, готового, приспособленного уже к жизни. Нет, это первичное, изначальное создание жизни, еще не готовое жить. И задам второй вопрос - даже если допустить такое (!) событие, то насколько вероятно, что эта клетка выжила и прожила долго? Насколько вероятно, что их стало больше, насколько вероятно, что они все выжили и продолжили рост и деление?.. И эти рассуждения - только начало цепочки. Дальше будут всякие «туфельки» и амебы, дальше будут простейшие и рыбы, дальше будут вышедшие на сушу земноводные... Ум просто пасует. Это легко фантазировать, но представить, что так было на самом деле - последовательная и строгая эволюция, точная и размеренная, выверенная и ясная без какого бы то ни было вмешательства извне - нет, я лично не могу. Здесь нет места ни Богу, ни Вселенскому Разуму. Всё само собой вдруг образовалось, ожило и задвигалось. Обезьяна лично напечатала 400 экземпляров Библии подряд... Сама природа хоть и глупа, вроде бы неодушевленна, но разумна... И не говорите потом, что не обожествляете природу, не наделяете ее божественными качествами.
И вот жизнь - была и уходит. Люди, которые еще недавно радовались ей, чувствовали ее, внимали ей, теперь лежат, неподвижные, безмолвные. Несколько дней - и их тел уже нет с нами. А что осталось от них? Только могильный камень да песок. Пара фотографий и строки, написанные в минуту воодушевления. Неужели - всё так и есть? Это конец, это всё; мы больше никогда не увидим этого человека? Неужели это и есть жизнь - едва успел прийти в сознание себя, как уже пора уходить в небытие, назад? Получается, что у тебя было от силы лет двадцать - ничтожное число по сравнению с теми миллионами лет, что прогнозируют ученые, - лет двадцать, чтобы пожить более-менее сносно. Дорос до 18 лет, а ближе к пятидесяти вроде как и пора «закругляться». А ведь ты можешь и не дожить не то, что до 50, но и до 18 лет... И это тоже жизнь.
Тело человека - как некий механизм, в котором строго распределены функции каждого органа, в котором для всего предусмотрены свои место, время, защита. Нарушится действие одного органа - страдают и остальные, задень один - и весь человек страдает. Так хрупка жизнь! Достаточно одной капли вещества, чтобы убить человека, чтобы разрушить механизм, чтобы внести разлад в его функционирование. Достаточно одного удара или крошечного кусочка плоти, чтобы человек стал безумцем.
Столько «случайностей» может убить жизнь. И как «удалось» выжить коацервату?!
Если же допустить управляемую Богом эволюцию, то в какой же момент возникает душа? В момент образования тела? В момент слияния клеток? Каков же точный момент вхождения души в тело? Или он так же неуловим, как схождение Святого Духа на Дары?
Что же тогда есть душа? Где она находится? И почему она вдруг уходит в пятки? Почему она болит, тревожится, взлетает? Она находится ровно по контуру тела, она - это та «аура», которую предлагают сфотографировать торговцы? Или она - не ограничена рамками тела? Или она нематериальна, духовна и, значит, не имеет пределов и границ в земном мире? Где же она тогда? И как связана с телом? Наполняет ли она тело, как вода наполняет сосуд? Или она «спрятана» в мозгу или в сердце? Или она - как шофер, искусный водитель, управляет телом через его органы, и в случае если какой-либо орган не может функционировать в полную силу, то и душа теряет возможность через него действовать в мире, не лишаясь, однако, своих свойств? И мысль - души психически больного и психически здорового равны, но не равны личности, не равны сами люди. И все же, и все же - душа, которую Бог вдохнул в человека, присутствует во всех живых людях, во всех людях есть образ Божий...
И вот настает время, когда этот образ должен возвратиться к Богу. Сбросив телесную оболочку, разорвав тесные связи с телом, душа выходит в иной мир, делает шаг в иную реальность. Как младенец переживает первые дни после своего рождения, после девяти месяцев удобств и комфорта, так и душа переживает первые дни своего разлучения с телом, привычной своей «одеждой», сроднившейся с нею самой. Но младенец, родившийся в мир, не понимает еще, что случилось с ним, не осознает иной реальности своего бытия, душа же, если она подготовлена к смерти, имеет сведения о ней, все же находится в ином положении. Но все равно ей приходится трудно. Как мы, живые, попадая в непривычную обстановку, теряемся и цепляемся за знакомые образы и явления, так и душа, переступив порог жизни и смерти, пытается ухватиться за известные ей вещи. Может быть, поэтому многие, пережив клиническую смерть, видят схожие образы, рассказывают похожие истории и судят о том мире, исходя из земных понятий. Привычное рушится, душа начинает понимать, что она находится в иной обстановке, и в этой обстановке ей предстоит провести вечность. Прежняя жизнь, казавшаяся такой реальной, устоявшейся и вечной, вдруг предстает лишь этапом, тренировкой перед вечностью...
Каково умирать тем, кто не знает или не хочет знать о смерти, гонит от себя мысли о ней? Страшно умирал Вольтер, и судьба жестоко посмеялась над ним - его лучший ученик стал богословом, его дом стал пристанищем для Библейского общества, а станок, на котором печатались его книги, стал печатать Библию. И каково атеисту, гонителю всех вер, отрицающему жизнь после смерти, долго умирать? Вот - он знает о том, что умрет, вот - он знает о неизбежности смерти, но что он может сделать? Может быть, для этого и существуют мобильные установки для совершения эвтаназии? Чтобы быстро и легко убить себя? В конце концов если сама жизнь, собственно жизнь лишена духа, если нет души, если сам человек всего лишь запущенный в определенный момент времени механизм, то нет разницы - сегодня или завтра он прекратит свое функционирование. Да, быть может, на следующий день он принесет больше пользы таким же механизмам, но ведь он не обязан это делать. Механизм не обязан помогать другим механизмам, как и заботиться об умножении и процветании их на земле. Каждый живет сам для себя, сам по себе. Ведь смерть это дело одинокое, как известно. И нет смысла в морали, нравственности, в помощи ближнему, убийствах ближних, если я исчезну, не получу никакого воздаяния. В гробах будут лежать убийца и убиенный, маньяк и монах - и все они, после смерти, будут равны. Равно исчезнут, равно будут стерты их личности, равно прекратят свое «тиканье» их «часы».
К тому же, как говорят некоторые атеисты, человек должен стать человеком. Инвалид - это не человек, младенец - не человек, ну и старик, конечно, тоже не человек. Человек это как раз тот субъект - с 18 до примерно 50 лет, в здравом уме, социализированный, с полным набором «инструментов» тела для выполнения всех возлагаемых на него обществом функций. В общем - муравей-трудяга. И только тогда человек становится человеком, когда выполняет свою функцию, когда приносит пользу обществу. Но кто определяет, человек ли конкретный субъект или нет, кто решает - жить или умереть этому непонятному существу? Кто решает - лишать или нет жизни инвалида, только потому, что он, как кажется, бесполезен? Судья может сам оказаться на месте этого инвалида - достаточно одной аварии, одного несчастного случая...
Многие скептически настроенные люди в пику христианскому учению о воскресении человека в теле говорят, что по воскресении тел личность человека изменится, и думают, что измененная личность будет уже не самим человеком.
Люди воскреснут в телах, а те, кто к тому времени не умрет, изменятся, по слову Апостола - не все мы умрем, но изменимся. Что же это будет за изменение?
Ничто нечистое не может войти в небесный Иерусалим, то есть в Царство Небесное. Следовательно, и наши тела, несущие в себе грех, наши души, отягощенные грехом, должны очиститься от скверны, чтобы войти, сверкающими белизной, в «город золотой». И человек, живущий на земле, и человек воскресший, обновленный отличаются друг от друга, как фотография и икона. Отчего, по мнению некоторых, нельзя молиться перед фотографиями святых? От того, что в сей момент фотографирования человек еще на земле, он еще не умер, он еще не отошел к Богу, в нем еще «сидит» грех. Сколько примеров подвижников, воскрешавших мертвых, творящих чудеса, взлетавших ввысь духом, и павших в итоге! И если бы мы могли запечатлеть на фотографии такого человека в момент его близости к Богу, у нас была бы, кажется, фотография святого. Но жизнь его продолжается, и мы не можем перенести на пленку все ее моменты. И вот он пал, вот он приобщился к бесам. А фотография его, его прежнего, осталась в наших руках. Как же молиться ему?..
Ничто нечистое не может пройти сквозь двенадцать врат. И значит мы должны измениться, наша личность должна претерпеть изменения, мы не можем быть собою, теми, кто жил там, на земле, в прежнем, исчезнувшем мире. Мы должны, говоря языком компьютерщиков, «апгрейдиться», то есть усовершенствоваться, стать лучше. Как кажется, компьютер остается тем же, если мы поменяем жесткий диск, процессор, материнскую плату, оперативную память, видеокарту и прочее. Если мы всё заменим, включая системный блок, мы обновим «старый» компьютер или создадим новый? Если мы «снесем» все данные с него, это будет другой компьютер?..
Но в нас останемся мы, в нас новых, обновленных, останется наше. Как для того, чтобы обеспечить преемственность богослужебных текстов, при переводе оставляют непереведенными некоторые слова, так и в нас останется нечто наше. А больше или меньше останется нашего, зависит от того, как мы жили на земле. Если наша жизнь была подчинена Божией воле, если мы покаялись, так обновили свою жизнь, что практически уже жили в Небесном Иерусалиме, то в нас почти ничего и не изменится. Тело улучшится в «функциональности» - будет проходить сквозь запертые двери, перемещаться в пространстве (телепортация) и прочее (даже на земле, в земном теле такое может случаться со святыми), но ничто существенное в нас не прейдет. Другое дело, если мы жили по-звериному, если наша удобопреклонность ко греху возобладала над нами, и наше естество, сами мы сроднились с грехом, и грех, страсти, скверна стали частью нашей души, пропитали ее так, что не отличить - только Богу под силу, - где мы, а где въевшийся в нас грех. Представая после смерти на Суде, мы сами не узнаем себя.
Вот, младенец, едва появившийся на свет, вот юноша с горящим взором, а вот мы - алчные, гордые, завистливые, вот мы, пропитанные грехами и злом. Наш характер раздражителен, наша плоть изнемогает от желания удовлетворить свои потребности, которые растут в геометрической прогрессии, и наша воля всецело подчинена им. Вот мы увидим сами себя, если в жизни земной мы себя так и не увидели настоящими. Вот мы настоящие... Но где мы, а где прираженный, внедрившийся в нас грех? Грех, зло стало нами. Душа так закоптилась, что ее сутью можно назвать черноту. Мы стали как бы по существу злом. Что же войдет, что наше войдет в небесный Иерусалим? Какая часть нашей души? Пятка? Локоть? Что в душе не грешило, что осталось неповрежденным, непричастным греху? Весь человек словно в проказе греха. Непокаявшийся при жизни, не очищенный при жизни, и даже не собиравшийся очищаться потому, что не видел себя.
И конечно, в таком случае нам необходимо очищение. Как нас прощать? Да, Богу всё возможно, но если начать исцеление, то только с нашей же помощью, с нашего же свободного волеизъявления. В праве различают волю и волеизъявление. И здесь, быть может, стоит провести параллель - после смерти воля есть, но изъявить ее, выразить ее... нечем. Человек рад бы покаяться, рад бы очиститься, но как? Как исправить жизнь, когда жизнь пройдена? Как обратить зло вспять и попросить прощения у обидимых? Как вернуть похищенное или как отсидеть за убийство?
Разве вы не хотите измениться к лучшему? Разве вы не хотите, чтобы ваша личность стала другой? Если вы говорите «нет», то, вероятно, вы не знаете себя. И никто не знает себя по-настоящему, только – в той или иной степени близости к настоящему... Святые - быть может. Они видели себя настоящими, они видели себя теми, кто они есть. А мы так легко оправдываем сами себя, мы так легко говорим - нет, мы хотим оставаться в луже грязи, чем очищаться, нет, нам приятнее грех, чем небесная слава. И только ли потому, что мы не знаем о небесном, мы выбираем земное? Только ли потому, что земное нам понятно и ближе, чем неведомое и неясное небесное? Мы видим себя в тусклом стекле, гадая, кто же там. Но не протереть это «зерцало» и не узнать самих себя в нем. Мы превратно толкуем о себе, упиваясь собственной значимостью, говоря - о, наша личность не нуждается в улучшении. Да кто ж знает предел совершенству? Если целью поставлено первенство в грязи, то чистота покажется верхом лицемерия. Посему и мы сами, видя святого, говорим - лицемер, притворщик, добренький исусик, прикидывается святым, а внутри завистлив и горд. Судим же так по себе, ибо мы сами, стараясь угодить людям, надеваем маску благочестия. Мы хотим сохранить себя, сохранить свою «родную» личность, не подозревая о том, что ее-то как раз нужно сломать и создать новую, стремящуюся к совершенству, к Богу, живущую Им, отказавшуюся творить беззаконие. Мы просим Бога создать в нас чистое сердце (создать из ничего, из пустоты, то есть сотворить, или создать из того, что есть?.. Вряд ли то, что есть, послужит хорошим материалом – из разрушающегося целого как создать чистое целое? Значит – из ничего. Просто подарить новое, чистое сердце) и обновить в нас «правильный» дух. Не просим ли мы как раз того, чтобы Бог изменил нас, нашу личность?..
Я вижу, как умирают другие. Для чего они жили, и зачем? Жили ради жизни, как все, и прочее. Жили просто так, потому что живется. Жили по инерции, в силу самой жизни, потому что иначе нельзя, потому что смерть страшна. Но вот она наступила, и кто теперь боится ее? Разве трупы боятся смерти?
Смерть других людей - заставляет ли задуматься о собственной смерти?.. Нет. Смерть других стала привычной. С экранов льется кровь, в боевиках горы трупов, а в ужастиках чего только не происходит с умершими и их телами. И человек может так никогда и не задуматься о собственной смерти. Может пройти мимо этой мысли или загнать ее глубоко в себя, и даже глядя на умершего близкого человека, гнать и гнать эту мысль... Это неудобно, малодушно, это так некультурно и некрасиво - думать о собственной смерти. Эта мысль отравляет существование, эта мысль режет слух и застилает глаза. Эта мысль может вызвать рвоту в самый разгар дискотеки или пьяной вечеринки. Некстати она, всегда некстати!
Или подумается так - все умирают, и я умру, а что будет там - разберемся. Странное дело - отправляясь в незнакомую страну, узнаёшь и расписание рейсов, и гостиницу ищешь, и маршруты в городе планируешь, пакуешь вещи и размышляешь над тем, что ты там будешь делать. И нетрудно сравнить - разберись со смертью так же, как и с туристической поездкой. Возьми билет на любой ближайший рейс, приедь в аэропорт и ориентируйся, петляй, думай, что делать. Если ты подготовлен, то не запаникуешь, если у тебя есть хоть какие-то элементарные представления о городах, то разберешься... А с духовной жизнью - разберешься ли? В индуизме есть боги, в исламе свой, в христианстве свой, в буддизме пустота нирваны. Всё ли так равно? Со всем ли можешь так вот, с ходу разобраться? Ты оказываешься в абсолютно ином мире неподготовленным. Это даже не привычные города, аэропорты, это не знакомый язык или язык жестов. Это иная реальность. К кому обратиться за помощью? Куда идти, и с кем? Не примешь ли врага за друга? Не пойдешь ли не туда уже после смерти? Подойдет к тебе неизвестное существо, и как не принять за ангела светла беса, если так легко пустить пыль в глаза твоей души?
И конечно, ты воскликнешь - а где гарантии того, что я не ошибусь в выборе? Что я возьму билет на правильный рейс и прилечу в знакомый по картам и фотографиям мир? Вот! - отвечу я. - Вот ты и задумался о таинстве смерти. И значит ты можешь пойти еще дальше. Начав с мысли о том, что же тебя ожидает после смерти, ты можешь двигаться дальше. Искать свою веру, искать свой путь, выбирать свою форму бытия после смерти. Задумавшись над мыслью о смерти, ты задумаешься и о смысле жизни. Смерть и жизнь - взаимосвязаны. Смысл жизни связан со смыслом смерти. Выбрав ту или иную форму существования после смерти - растворение в нирване, рай или ад, сонное видение и прочее, - ты выбираешь и смысл этой жизни, ее значение.
Однако в суете проще не думать о конце. Люди, правда, отчего-то возбуждаются и беспокоятся относительно конца света. А чем же опасен конец света? Их личной смертью? Но личная смерть рано или поздно наступит - в 2012м году или позже. Или человеку страшно от того, что он знает точную дату своей смерти? Отлично, скажут некоторые, есть возможность подготовиться, решить все дела. Увы, восплачут некоторые, в сей день мы прекратим развлекаться, мы прекратим есть и пить, увы, в сей день мы перестанем жить! И тем не менее многие хотят знать дату своей смерти, стремятся вызнать ее у гадателей и колдунов. Зачем? Чтобы подготовиться, чтобы успеть провести жизнь с блеском, чтобы напиться и наесться в преддверии смерти? И вот вопрос - если скажут точную дату, а ты сам решишь - нет, я не хочу доживать до нее, и покончишь жизнь самоубийством, получится ведь, что колдун был неправ? И человек все-таки свободен...
В самоубийстве, говорят, сила. Где же сила? Если посмотреть статистику, то окажется, что кончают жизнь самоубийством либо подростки, либо нервические люди. Процент остальных ничтожен. То есть убивают себя люди с нездоровой психикой - у подростков психика еще не устоялась, а у других - повреждена. Чья же сила тут показана? Подростковая? Сумасшедшего? Если человек не осознает, что убивает себя или осознает это в превратном, искаженном «свете», то сила ли заключена в самоубийстве? А подросток, быть может, завтра передумает, завтра он бы не поступил так, как поступает сейчас? Нервный порыв может окончиться трагически, но если сесть и трезво подумать, то это может перевернуть жизнь. Говорят, решиться на самоубийство может только сильный. А зачем сильному кончать жизнь самоубийством? Понимаю еще, когда так складываются обстоятельства - генерал в окружении и тому подобное. Но жить, на мой взгляд, куда как труднее и «сильнее». Жизнь, бывает, невыносима, жизнь бывает в тягость, но... сила ли в том, чтобы прервать ее, или сила в том, чтобы, несмотря на трудности, жить? И даже если ты кончаешь самоубийством, то в некоем припадке, в приступе отчаяния, но редко - осознанно, с силой и в здравом уме и трезвом рассудке.
Жизнь, смерть, душа - все сплетается воедино. Кажется, что ты никогда не будешь так страдать, как страдают другие, и никогда не покончишь с собой. Но если ты ни во что не веришь, если ты не веришь в Силу, Которая дает тебе жизнь, то чем укрепляться, из чего черпать ресурсы для жизни? Из самого себя? Когда ты на грани отчаяния, когда ты истощен и обессилен, то неоткуда ждать помощи. Когда ты не веришь в Бога, то выпрыгнуть в окно из-за неразделенной любви гораздо проще. А если веришь, то не скажешь ли - да будет воля Твоя, как Ты захотел, так и случилось, да будет Имя Твое благословенно!
Я вижу, как другие умирают. Как знать, как и когда умру я? Безболезненно, непостыдно, мирно? И услышу ли добрый ответ на Страшном Суде? Кто-то просил той милости и благодати, которую дал Христос распятому справа от него разбойнику. Кто-то просил медленной смерти, чтобы подготовиться и сказать ей: «Я готов, пойдем». Кто-то, просияв, как солнце, просил еще немного времени для покаяния... А кто-то, изрыгая хулу, во гневе, отходил. А кто-то тихо угасал, надеясь, что не возродится снова.
Мы видим, как умирают другие. Мы видим, как проходит жизнь. И так трудно представить, что ничего не будет. Что ты умрешь и исчезнешь. Ум не может представить, что тебя, как личности, просто нет. И сопротивление ума в этом вопросе, совесть, живущая в человеке, не свидетельствуют ли явно и ясно о том, что душа человека - христианка? Что есть вечная, иная жизнь, что личность не угасает?.. Или это только, как говорят, бредни разума, это только мечты и нежелание признать очевидное - мы исчезнем?
Я смотрю на мир от первого лица. Я не знаю, что происходит вне моих органов чувств. Я могу поверить опыту других людей, как верят и атеисты, и буддисты, и мусульмане. Я могу поверить своим органам чувств. Я могу, прочитав книгу, поверить ее автору. Я могу поверить, испытав силу земного тяготения. А в смерть и верить не надо - вот она, вот, точнее, последствие ее, вот ее жатва: опустошенные тела, останки. А что она по сути - смерть? Миг? Момент мгновенного перехода в иное состояние? Мы видим, как умирают другие, но как можем мы уловить миг смерти?
Жизнь длится от силы 100 лет, смерть длится миг, а душа вечнует...