Дело третье. Длинные руки Моссада. Часть первая

Глава первая. Двенадцать колен Израилевых или в логове сионистского заговора.
У женщин юбки все короче;
коленных чашечек стриптиз
напоминает ближе к ночи,
что существует весь сервиз.

Новый Иерусалим, Пейсах 1647 года, «тот самый дом по улице Цариц Иудейских», часов десять утра. Октябрь, но еще тепло в благословенном Крыму.
Шутка, ну что Вы так сразу – шутка это, про колени.. Евреи любят шутить, Вы же знаете... Вот даже недавно книга вышла «Моэли шутят»..
В этой главе не будет ни одного женского колена, уверяю Вас. Все кошерно -  «Двенадцать колен Израилевых»  – это наши шесть пар мужских ног под столешницей темного ореха, коллегия Моссад в полном составе.  Наши имена ? Они Вам ничего не скажут, так что называйте меня – Беня Рыжий, а пять моих заместителей – это Натан Голова, Менахем Ножик, Йоси Поляк, Гершеле Московит и Давид Турок. Наши настоящие имена рассекретят только через 444 года, а кому они тогда будут интересны кроме горстки историков ? Ну хорошо, моя фамилия – Нарышкинд, да-да, тот самый – отец знаменитой дочки.. Как же мне надоело быть «этим самым отцом» - я мальчик сам по себе.
Вы уже наверняка поняли, кто из них чем занимается : аналитик, боевик и три шефа главных направлений. Остальные не в счет.  Никаких масок и кинжалов, в комнате в меру светло, лица хорошо видны. Обыкновенные мужские лица средних лет, у кого-то типично семитская внешность, кто-то ни то, ни се, а Поляк и вовсе очень светлый шатен с изрядным брюшком. Несколько бумаг на столе, в углу Нафтула быстро скребет пером,  у дверей застыл начальник собственной контрразведки Иаков. Напротив него – безвкусный бронзовый бюст Игаля Губермана с устремленным вдаль горящим взором, в простенке между окнами – табличка с сакраментальным «У настоящего разведчика должны быть длинные руки, железные бейцим и аидише копф!» Мы свято  блюдем традиции.
На стене напротив окна – парадные портреты мелехов Крымских, царей Нового Иерусалима. Их тоже двенадцать, по числу наших колен:
Исаак Основатель(1399 - 1453) – великий и ужасный, праотец и вообще.
Хаим бен Исаак(1453 -1470) – мой пра-пра-..пра -дядя
Соломон бен Хаим(1470-1477) – отец нашей конторы. У нас были большие проблемы в Богемии и первый директор Моссада Исер «Ушастик» Харик блестяще их решил – после его неофициального визита в столицу Богемии тамошний король Иржи Подебрад скоропостижно скончался 22 Марта 1471 года в Праге – то ли камни в почках, то ли печень отказала – дело насквозь житейское.
Абрам бен Соломон(1477-1496)
Хаим бен Абрам второй(1496-1512)
Исаак бен Хаим второй(1512-1534)
Хаим бен Исаак третий(1534-1565)
Соломон бен Хаим второй(1565-1576)
Исаак бен Соломон третий(1576-1609)
Абрам бен Исаак второй(1609 -1618)
Хаим бен Абрам третий (1618-1644)
И наконец:
Соломон бен Хаим третий(1644 -...) –наш богоданный повелитель, двенадцатый царь Нового Иерусалима,  мелех соединенного царства Крыма, Буджака и Ногайских степей, первый великий князь Киевский, Черниговский и Галицкий, да продлятся его годы вечно. Для меня – горе своего отца, мой школьный приятель Сема Детка(« И я говорю тебе, детка – нам грубиянов не надо, я сам грубиян»). Не врет, грубиян он изрядный.
Два предыдущих Соломона правили недолго. Но правили, основали нашу контору, сожгли Москву. А мой пра-пра-пращур Элия Отрекшийся – и в вовсе отрекся и не захотел царствовать, так всю жизнь и прожил, почитывая одни книги и пописывая другие и нимало не жалел об этом. А то кто знает, не сделай он этого, может мы с Семой  и поменялись местами. И  не слмневайтесь - я бы обязательно назначил Сему на свое место – пусть сам попробует, а то чего он !
Я забыл сказать, что все двенадцать колен под этой столешницей – Ашкеназиды. Мы плодовитая семья, и в последний раз на наш семейный праздник – день рождения Исаака Основателя, 19 августа, в степи под Солхатом, на «Месте искупления праматери Малки» собралось несколько сот приехавших родственников разной степени  родства(счет давно потерян) .
Я люблю этот праздник. Как Вам его описать: все эти костры в степи, дым от варящейся на них ячневой и никакой другой каши(жуткая гадость - именно ее, согласно печально известным мемуарам Моше Повара, и варили все последние две недели знаменитого похода), царь, на четвереньках влезающий в «ту самую» палатку с дымящейся кашей в одной руке и изюмом в другой. Да, это и самый романтический способ узнать, любят ли тебя – предложить красотке сходить за кашей для нее. Если девушка согласится  и попросит еще и изюма – шли сватов не мешкая. А уж если девушка сама попросила принести каши, тут и говорить нечего – я знаток, уже двадцать семь лет как сходил за кашей и не жалуюсь.
Царь наш, Сема Детка, он Соломон бен Хаим Третий, в этот день степенно ходит между палатками, пробует кашу, выпивает по-маленькой, разговаривает о пустяках, шутит, дарит подарки. В этот день он может запросто зайти в палатку  даже к советнику третьего ранга архивного управления министерства финансов, то есть мне,  и подарить « к празднику» кожанный бювар с подарками для родных и близких. Вот он, бюварчик,  на моем столе.
Перечень подарков:
- последняя почта из московского посольства
- свежий оттиск «Голоса Нового Иерушалайма» с последними новостями из Москвы и передовицей «Соловьи, соловьи не тревожте Моссад- пусть в Моссаде на службе поспят !»

- Толстая книга мемуаров одного из моих предшественников, а в ней – закладка.
 
- особые полномочия, как сказали бы французы – «Летр де каше» - «Все, что совершил предъявитель сего, сделано по моей воле для блага царства. И Семина подпись с завитушкой на  сложенном вчетверо листочке цвета слоновой кости.
.

Вот это - ещь редкая и дорогая. В теории я могу поднять Херсонскую дивизию пулеметных тачанок, зарезать московского посла или министра иностранных дел – причем все равно какого – нашего, московского или обоих. Но это в теории. В перечне того, что от меня потребовал Сема Детка, ничего этого нет. Перечень задач и мнение о нашей работе вообще и моей личности в частности мелех передал мне лично в вежливых и точных, но крайне обидных выражениях.. Царь наш, в юнные годы, разругавшись вдрызг с семьей, успел и поплавать матросом, и поработать грузчиком в Одессе. А что, здоровенный арс, ему только на пользу пошло, но след оставило и лексикон засорило..
Сема уже давно остепенился, почти не ругается матом, носит приличный камзол и целые носки, даже пошет неплохие стихи :
Да, все мы смертны, хоть не по нутру
Мне эта истина, страшней которой нету.
Но в час положенный и я, как все, умру,
И память обо мне сотрет святая Лета.
Мы бренны в этом мире под луной:
Жизнь - только миг (и точка с запятой);
Жизнь - только миг; небытие - навеки.
КрутИтся во вселенной шар земной,
Живут и исчезают человеки.

Незабываемое одесское портовое прошлое иногда все же прорывается:  «Только такой шлимазл, как я,  мог назначить в Моссад такого поца, как ты, Беня ! Когда ты родился, вся Дерибасовская рыдала от стыда...». О дипломатах, впрочем, он отозвался еще резче – вы же знаете Сему...
С этим что-то делать надо, надо что-то предпринять в пределах возможного. Нет, манеры царя уже неисправимы, и поэтому я имею в виду только надвигающуюся на нас войну. Самое время : ощущение такое, что нас втянуло в серьезные неприятности и мы можем огрести по полной программе. А как все хорошо начиналось !


Глава вторая.
Как это все начиналось.
Россия извелась, пока давала
грядущим поколениям людей
урок монументального провала
искусственно внедряемых идей.

Все зло, я Вам скажу – не от мошенников и проходимцев, а от искренних идеалистов, готовых умереть за свою идею, но не в одиночку, а в компании миллиона-другого попутчиков.
И вовсе не одна Россия регулярно страдала от идейных идиотов, отнюдь.
Идея насильственной католизации Украины, внедряемая с рвением, достойным много лучшего применения, наконец-то взорвала Речь Посполиту, да так, что обломки не слабо взбудоражили соседей. Лучше бы эти иезуиты  женились, ходили в бордели или, хотя бы, занимались простым, природным, а не идейным рукоблудием. Так бы у них, в худшем случае, выросли бы волосы на ладошях, а не костелы, а при них – колы со схизматиками и жидами на них. Все шло к взрыву – засевшие в иезуитских коллегиумах, панских маетках и королевском дворе тонзуроносцы залили сала под шкуру всем: православным, католикам, евреям, панам, торговцам, казакам, хлопам. И что самое забавное, иезуиты(в большинстве – самоотверженные бессребренники и аскеты) искренне хотели «как лучше» и очень удивлялись, чего на них так озлобились. А ответ прост – нельзя считать людей быдлом и плевать им в душу, даже толстую и грешную...
Рвануло, как учили нас в хедере « От Дана до Вирсавии». Протестантскую Литву  поднял великий гетман Януш Радзивил, православную Белую Русь – пинский воевода князь Михаил Четвертинский, ну а в еврейской почти наполовину Украине – козачий сотник Зюня Хмельницкер.
Это же надо было так постараться, чтобы взбунтовать  лояльнейшего выкреста, выученника Иезуитского коллегиума в Ярославе, прослужившего многие годы в королевской гвардии и даже поучаствовавшего в войне Франции с Испанией (1644—1646) он с больше чем двухтысячным отрядом казаков принимал участие в осаде крепости Дюнкерк. Уже тогда посол де Брежи писал кардиналу Мазарини, что казаки имеют очень способного полководца — Хмельницкого, как посол называл Хмельницкера.
Много ли надо стареющему вояке- покой, горелку и теплую бабу... Хмельницкер имел небольшой хутор  Шаббатов, близ Чигирина, где и собирался мирно доживать свой век, попивая горилочку, настоянную на меду, а не сложилось. Воспользовавшись его поездкой в Киев, польский подстароста Чаплинский, ненавидевший Хмельницкера от всей души - ну не любил он евреев, даже выкрестившихся - напал на его хутор, разграбил его, увёз Зюнину невенчанную жену Юлю Тимошенкову, с которой Хмельницкер жил после смерти его первой жены, обвенчался с ней по католическому обряду и насмерть  засек одного из сыновей Хмельницкера. Мы тут не при чем, поляки сами это придумали !!!
Хмельницкер начал было искать возмездия на суде, но там ему ответили только насмешкой, возместив ему лишь 100 золотых (по оценкам сумма ущерба составляла больше 2-х тысяч золотых). Тогда он обратился к королю, который, чувствуя себя бессильным перед Сеймом , высказал, как говорили, удивление, что казаки, имея сабли за поясом, не защищают сами своих привилегий. Это король так рассуждает – мы его не учили, он и сам справился !
Возвратившись ни с чем из Варшавы, Хмельницкер решил прибегнуть к оружию. Это тоже не было интригой Моссада – даже как-то неловко. Честно признаться, мы в жизни не додумались бы до использования Зюни в качестве вождя повстанцев !
В начале февраля 1646 года групка казаков с Хмельницкером прибыла на Запорожье. Отъезд не вызвал никакого подозрения у местной администрации, так как это было обычное событие. Собрав вокруг себя запорожцев на острове Томаковка, который находился вниз по Днепру в 60 км южнее острова Хортица, Хмельницкер решил идти на Сечь, расположенную на Никитском Рогу (возле Никополя с его знаменитым конским базаром). На Сечи с 1638 года находился гарнизон коронного войска в количестве полусотни вечно пьяных инвалидов.. Отряд Хмельницкера разбил польский гарнизон и принудил к бегству черкасского реестрового полковника Станислава Юрского. Реестровые казаки гарнизона присоединились к отряду Хмельницкера.
Хмельницкер начал против поляков союзнические переговоры с крымским царем Соломоном бен Хаимом.  Сема  дал уклончивый ответ - не объявляя формально войны Польше, царь велел перекопскому мурзе Тевье-Молочному выступать с «дивизией крымских добровольцев»  в помощь Хмельницкеру. 18 апреля 1646 Зюня Хмельницкер вернулся на Сечь и изложил результаты своей поездки в Крым..
И лавина покотилась: в апреле – Желтые Воды, в мае – Корсунь, в сентябре – Пилявцы.В октябре Львов открыл Тевье-Молочному  свои ворота. На второй день нового 1647 г. мелех Соломоном бен Хаим, сопровождаемый  Хмельницкером триумфально въехал через Золотые Ворота в Киев, который приветствовал его перезвонами церквей, пушечными выстрелами и тысячными толпами народа. Студенты Киевского иешибота приветствовали его в декламациями как Моисея, освободителем от польской неволи обоих украинских народов.
Сему встречали Киевский гаон  Менахем-Мендель Шнеерсон и Киевский митрополит Сильвестр Коссов(через несколько дней он в Софиевском соборе отпустил все настоящие и будущие грехи Семе и заочно повенчал Зюню с Юлей Тимошенковой).
В горящую Варшаву тем временем вошли шведы с пруссаками – Польше было не до нас. Москва должна была удовлетворена ее долей и долго переваривать Смоленск и Белую Русь. Мы недооценили Москву и расслабились.
А зря. Москве показалось недостаточно половины – аппетит вырос во время еды и им захотелось всего. Киев и Львов, дань с Крыма – как Вам это нравится ? И на все про все неполных полгода. Что скажете, хаверим ?
Глава третья. Пора побороться за мир.
В убогом притворе, где тесно плечу
и дряхлые дремлют скамейки,
я деве Марии поставил свечу —
несчастнейшей в мире еврейке.

Ну да, при чем за весь, а не только ту его часть, которая и так наша. Наш  Натан Голова кругом прав – война нам нафиг не нужна, я понимаю Сему. Еще Исаак Основатель, договариваясь в сорок седьмой раз с Витовтом, сказал :   «Перед тем, как обьявить нам войну – подумай, а оно тебе надо ?» Так вот я вам скажу – война нам  нужна не больше, чем боярину Морозову – молодая жена. Нет, он конечно может женится на Аньке Милославской, а Машку выдать за царя Алешку, в этом мы не сомневаемся – дело не хитрое..
Ну и что он с этого имеет ? Родство с царем. А еще славу злобного старого импотента, у которого для жены из мужских достоинств есть только плетка. Но похоже, что Морозову даже это нравится – он так возбудился, представляя, как собственноручно стегает плеткой по заду провинившейся жены, что почуствовал себя ого-го-го каким жеребцом и решил добиться воинской славы. Я не ханжа -  чем только не развлекаются люди в наш просвещенный семнадцатый век, но зачем ему воевать именно с нами, чем его те же шведы не устроили ?
А мы все – и Натан Голова , и я, и канцлер Рувим, и, я уверен лично Сема, мыслим так : а что нам может дать этот цурес ? И все как один дружно отвечаем – только другие цуресы в ассортименте.
Посудите сами. Берем лучший случай. Мы победили и заняли Москву. А что, уже было – и Тохтамыш а 1382, и мы в 1571 году, и поляки в 1611. Ну и что дальше ?
Мы тогда повелись и дали себя спровоцировать. Иван Грозный сдуру послал вниз но Днепру банды своих опричников во главе с князем Ноздреватым-Токмаковым- «собирать крымскую дань». Ну Додик Вишневецкер по прозвищу Байда(«Я тебе сейчас расскажу такую байду...») с ними быстро разобрался. Тут бы и утихомириться и договориться, но... Короче, все пошли на принцип, будь он неладен.
Мы опередили московитов на три недели и ударили первыми через Калмиуский шлях. Засечную черту прорвали легко, Рязань горела, как свечка. Начальник Генерального Штаба одноглазый Инох Бухмансон хотел этим и ограничится, но кто его слушал...  Великий полководец, не нынешним чета, хан Давид-Гирш , светлейший князь Замоскворецкий- маленький, худенький, крючконосый, с немыслимым зачесом «слева на лоб до победного конца», в свои семдесят один как в семнадцать- под Кромами вброд  «перелез» Оку и в обход Серпухова, где стоял с опричным войском Иван Грозный и устремился к Москве.
Четвертого утром мая 1571 года за неполный час Давид-Гирш смел огнем своих сорокоствольных скорострельных тачанок опричное войско Ивана Грозного у стен Земляного города, а после обеда гвардейская мушкетерская бригада  Арона Шайнермана уже лезла на стены Кремля. И залезла с ходу, памятник тому – прекрасный, к слову,  памятник капитану  Йони Беньяминягу(он первым поднялся на стену и погиб при взрыве Спасской башни ее защитниками) с тех пор стоит на Московской площади в Новом Иерусалиме. Арончик лично сорвал с Ивана Грозного эту самую Шапку Мономаха, хранящуюся ныне в Новоиерусалимском Историческом Музее.
Ура ? А вот и нет. Мы сидели в Кремле, Москва опустела, холодная осень пришла в конце сентября, полили дожди, дороги раскисли. Победы оказались бесполезными – мы героически ели свои сапоги, но армия не могла ни уйти(«мы же их победили ?»), ни остаться(нечего есть людям и лошадям). Через  три месяца  победоносное войско со всеми подкреплениями растаяло в необозримом пространстве между Казанью и Псковом(ну взяли их и Казань и Псков, а дальше что: Новгород и Астрахань, а потом Вятка и Тобольск ?), и безнадежно проигрывало войну дуракам и дорогам, голоду и болезням. Царь и генштаб спрашивали хана Давид-Гирша : «Где наше войско?» - Его нет ! «Что делать ?»
- Дайте мне еще 300 000 солдат или заключайте мир, идиоты ! – отвечал Давид-Гирш.
Погибали самые лучшие – такие, как Йони, а что мы имели сказать их матерям ? Царской семьи  это тоже коснулось - погибли сын и два племянника мелеха. Сына даже и не похоронили, где его кости – никто не знает. И не узнает никогда.  Это и сказали мелеху его жена и мать : «Женщины спрашивают – где наши дети, мелех ? Похоронки и ордена их не заменят !  Зачем нам вологодские леса и новгородские болота ?
- Соломон, заключай мир !  –сказали царицы.
- Война разорила казну. Торговля с Россией – это 60% нашего экспорта и 35% импорта – сказали канцлер с казначеем. На Исааковских заводах в Донбасе увольнения- склады завалены плугами и лопатами – их некому покупать. Народ волнуется – уже семь тысяч убитых, а сколько еще будет. Нам нужны бунты на заводах ?
- Заключайте мир , Ваше Величество, или мы останемся без штанов !  –сказали купцы.
- И с кем же мне его заключать ? – спросил мелех.
Ответа не было. Заключать мир было не с кем. Московия потеряла четверть населения, проиграла все битвы, ела траву и кору – но мира не было.
Тогда и взошла звезда моего предшественника – Абрама Трилиссера. Он поставил на своего агента влияния Бориса Годунова, организовал его руками «освобождение» Ивана Грозного из плена и возвращение его на престол в Твери. Уже в мае 1572 наши поредевшие полки под командованием Арона Шайнермана быстрым маршем покинули Москву. Давид-Гирша уже не было – старик скончался от чумы и похоронен на кладбище в Марьиной Роще. Если бы не не железная воля Арика, отступление могло бы вылится в постыдное бегство.
Но Абрам Трилиссер думал дальше сегодняшнего дня. Ход его рассуждений мне видится примерно так.
- Что нам нужно ? – Хороший мир, с компенсацией расходов на войну и выгодным торговым договором. Мириться уже есть с кем, мазлтов. Для мира надо вывести войска ? Хорошо, выводим. Теперь мир возможен ? Еще нет.Вывести войска мало, надо дать московскому царю ощущение, что он нас победил. Потеряв лицо, он должен будет воевать до конца – иначе слетит с трона.
Ладно, нам не жалко, договариваемся с Арончиком о том, что около Тулы, при Молодях мы оставляем спрятавшемуся за частоколом войску князя Воротынского пару сотен телег с ненужным барахлом, сопровождая это беспорядочной стрельбой и паническими криками «Гевулт, бежим !» Воротынский утром со всем тщанием обстрелял и захватил бесхозные телеги. Он настолько не ждал такой удачи, что не только ощутил себя великим полководцем, но и по глупости всем об этом сообщил. Иван Грозный, уже готовившийся приписать всю славу «победы при Молодях» себе , не на шутку обидился и замучал Воротынского с особым садизмом, чего в нашем плане и в помине не было, чтоб я так жил. Мы не садисты, садисты не мы !
Теперь, в ореоле победы, царь мог подумать о мире, который он прямо-таки заставил нас заключить. Переговоры вел Боря Годунов, он так страшно топал на Трилиссера ногами, так топал и кричал, что Абрам на все(то есть мир и торговлю) согласился ! Военные издержки были выплачены нам как выкуп за пленных. Торговый договор соответствовал нашим представлениям о прекрасном и выгодном.
А с Годуновым мы расплатились честно – помогли ему взойти на престол. Правда, потом иезуиты  переиграли нас  с Лжедмитрием, но это уже совсем другая история( Эх, Боря-Боря, Абрам тебя предупреждал «за Шуйского») ! Так же, как и то, что Абрам Трилиссер стал потом канцлером, а Арончик – генералиссимусом, разбил турок под Рымником и Фокшанами, взял штурмом Измаил и Белград, а на старости лет со своими чудо-богатырями два раза перешел Альпы сначала туда, а потом обратно.
А Трилиссер написал уже будучи на покое, книгу о своей жизни. Она так и называется :  «Война и мир» . Именно эту книгу и прислал мне Сема Детка. Мало того, он собственноручно соизволил подчеркнуть сакраментальную фразу : « И зачем сразу начинать с войны, если есть Моссад ?»
Глава четвертая. Герой-любовник
Вон тот когда-то пел, как соловей,
а этот был невинная овечка,
а я и в прошлой жизни был еврей —
отпетый наглый нищий из местечка.
Я смотрю на карандашный рисунок на стене. Три здоровых парня на одесском пляже : Беня Рыжий, Сема Детка и я, Юлик Длинный. Рисунок Бенин , как всегда. Тогда мы были грозой всех барышень на центральном Одесском пляже: двадцатилетние, загорелые, мускулистые, поджарые. Беня рисовал мелками девушек «за пять минут в профиль», Сема писал им сонеты, которые я исполнял под гитару. Мы были голодные, оборваные, но веселые – жизнь прекрасна мы сбежали из чинного крымского мира наших родителей. В двадцать лет веселее торговать барабулькой на Привозе, чем изучать математику или Талмуд. Это были замечательные три года.
Первым сгорел Сема. Его Рая таки настояла на своем : только свадьба и неприменно с благословения родителей. Сема сдался после вялого сопротивления. Я с Беней сели на весла и мы погребли до Крыма. Рая Гонтмахер до последней минуты таки думала, даже когда она уже плыла на Семиной шаланде в Крым, что рассказы Семы о его семье – это типичные Семины хохмы. Хорошенькие хохмы, я вам скажу !
Мы пригребли к обеду ровно в ту бухточку возле Алупки, где много лет назад дядя Хаим(тогда еще беззаботный наследник престола) учил  нас, пацанят,  ловить кефаль. Они, как по заказу, таки были на месте – Хаим Абрамович плавал «где-то там», нырял, фыркая как морж, Софья Давидовна чегой-то там вязала, а Маня загорала практически без ничего. На хозяйстве во дворце остался Додик, он не любил купаться.
Пока мы с Беней вытаскивали шаланду на берег, Сема с Раей пошли до тети Сони.
Сема подошел поближе, приосанился и сказал басом :
- Мама, здравствуйте мне и послушайте сюда – мы с Раей таки решили пожениться, мама !
Царица-мама сильно удивилась:
-Хаим, ты будешь сильно смеяться, но нашлась дура, согласная выйти замуж за этого мишигене !
Дядя Хаим нырял, фыркал и не слышал ничего, но когда это мешало тете Софе сказать пару слов...
Раечка кротко сказала :
-Мама, МЫ из него человека сделаем !
- с ударением на «МЫ»
Софья Иосифна еще раз пристально посмотрела на Раю, потом на удивительно смирного Сему и сказала:
- Девушка, а в Вас таки есть изюминка !
А потом сложили ладони рупором и крикнула мужу :
- Хаим, бандит, чтоб ты сдох со своим нырянием, почему бы тебе не прийти и благословить молодых, чтоб они были нам здоровы?
Дядя Хаим ее таки услышал, вышел на берег, и как был в невообразимых синих подштанниках ниже колена так  немедленно и благословил - можно подумать, что он мог заартачится и сказать «нет».
Тут стала нехорошо Рае. Нет, не от его невыразимых татуировок – на груди крупно портрет тети Сони в юности, а на спине, помельче  – профили Моисея, Давида и Исаака с подписью «Заветам Основателя верны» - на пляже в Ланжероне она и не такое видела. Просто вместе с дядей Хаимом вынурнули три дюжих телохранителя, а из-за кустов вышла при полном параде добрая дюжина головорезов из «рыжей сотни» - знаменитого царского конвоя. Рая поняла, что ее Сема на этот раз не шутил, опознала знакомый по монетам профиль мелеха  и ей сильно поплохело.
- Сема, шлемазл – Раечке таки плохо ! Отнеси ее в тень, до Мани, шоб у тебя руки отсохли ! Юлик, байстрюк – прямо вот сейчас, на этом месте, перестань пялится на Манины сиськи – там смотреть праkтически не на что ! Маня, или ты накинешь на себя что-то из одежды, или одно из двух ! Хаим, ты отец или так себе – скажи ей немедленно !
- Хм, Манечка, доця, тут мама Софа велела мне, шоб я до тебе сказал...
- Папа, от ваших нотаций мне хочется умереть прямо тут ! Лучше утопиться в море не сходя с места, чем семь раз на день слушать от вас с мамашей обидные слова, что я хуже шалав с Приморского бульвара! Я таки думаю, что им живется лучше, чем мне !
- Манюня, и что ты такое говоришь ! Софа, от таких слов я не могу вольно дыхать грудью !
- А я от таких дочерей вообще не могу жить, а что делать , Хаим ?
Свидетелем на свадьбе у Семы был Беня, а у Раи – Циля. Уже в августе Циля послала Беню за ячневой кашей с изюмом, и он побежал, причем быстро.
А  я таки заночевал тогда в Манином шатре, а на утренней зорьке я пришел до дяди Хаима просить Маниной руки и всего остального -  мне в то утро таки  клюнуло и подсеклось.      
Все повторялось. Мама Софа строго спросила:
- Юлик, оно тебе надо ? Эта рыжая стерва не даст тебе жизни, это я тебе говорю !
Я надул щеки и важно пробормотал нечто о моей неземной любви до гроба.
Мама Софа тяжело вздохнула :
-Шлимазл, не говори только потом, что я тебя не предупреждала. Скучно тебе не будет !
И меня таки не обманули. Мы ругались так, что мама Софа  уже в медовый месяц выгнала нас из Зимнего Дворца. Я неоднократно заставал жену с венецианским морским атташе Фальери, а она меня – с женой торговца рыбой Костаки. Мне в голову летели метко брошенные тарелки кузнецовского фарфора -я сажал Маню на шкаф, откуда она боялась спрыгнуть. У нас выросли и выскочили замуж  три дочки.Так, о дочках не надо...
Маня выходила меня после того, когда мне в Варне по случаю проткнули насквозь легкое. Мы прыгали в море ласточкой с таких скал, пили прямо из бочек такое вино в Массандре ! А месяц назад Маня взяла – и просто не проснулась – остановилось сердце. У нее , оказывается, с детства было больное сердце , кто бы мог подумать....
Я отсидел шиву и отплакал свое. Сема пришел вчера ко мне, посмотрел и сказал...
- Юлик, если бы Б-г позвoлил мне пробить лбом стену и  вернуть Маню – эта стена была бы вся в дырах, а она бы уже была здесь, чтоб я так жил...
Мы оба молчали. О чем говорить ? Вспомирать ушедшую молодость, трех веселых гусей на одесском пляже...Потом Сема встал и сказал с одесским прононсом :
- Юлик, послуХай мене  и напиши до Бени !
Я послуХал и написал:
- Я таки да один и никому не нужен. Бенчик, может я тебе на что сгожусь ?
_________________________________
Глава пятая. А вот и героиня.
Уходят сыновья, задрав хвосты,
и дочери томятся, дома сидя;
мы садим семена, растим цветы,
а после только ягодицы видим.

Вот тут интересуются, где живут главные еврейские шпионы ? Там же, где и все остальные порядочные евреи : в Новом Иерушалайме, к северу от Зимнего дворца. Вот там , напротив «дома, где лежат деньги» в банке имени Абрама Юзефовича, что на проспекте Воссоединения Крыма с Буджакским Ханством, есть обычный желто-карминовый трехэтажный домик. На воротах написано «Дом номер 9. Беньямин Нарышкинд». Это я и есть. Не стесняйтесь, проходите вместе с  Юликом. Циля уже накрыла на стол.
- Шестой стул я поставила для Талочки, она хочет сидеть рядом с Юликом.
Хочет – пусть сидит. Семнадцать лет, тяжелый возраст. В том смысле, что тяжелый для родителей. У Вас давно в доме жили живые идеалистки ? Я имею в виду настоящих еврейских идеалисток  широкого профиля с взором лучистым ? Договорится с которыми, в отличие от испанской инквизиции абсолютно невозможно.
Начиналось все с малого – массового приноса домой бездомных щенят и котят. Дальше – больше, купленный семь лет назад на Пейсах барашек был спасен Талькой от бесславной смерти и до сих пор шляется у нас по двору. Надо хоть имя ему придумать, что ли...
А Талька обьявила себя вегетарианкой, Вы себе представляете ? И таки да, у нас счастливый день, если она без боя сьест яичко или кусок рыбы.
На свое батмицве она решительно порезала ножницами все «нескромные» купальники мамы и старшей сестры, торчала все свободное время у блаженных  «дочерей Малки» в старой больнице для бедных. Циля хваталась за сердце и порезанные купальники, я крепился и молчал. Талька уехала на весь июль в Нимфей на раскопки дома предков Исаака Основателя, живших там, по преданию, во времена императора Тиберия. Жила  месяц в палатке, копала землю, варила еду – и ничего с ней не случилось, вернулась загорелая, окрепшая с ворохом новых идей. Как раз в это время началось восстание Хмельницкера. Талька услушала модные стихи Мойши Шейнкера:
Мы ехали шагом,
Мы мчались в боях
И «Яблочко»-песню
Держали в зубах.
Ах, песенку эту
Доныне хранит
Трава молодая -
Степной малахит.
Но песню иную
О ридной земле
Возил мой приятель
С собою в седле.
Он пел, озирая
Родные края:
«Украйна, Украйна,
Украйна моя!»
На куплете :
Пробитое тело
Наземь сползло,
Товарищ впервые
Оставил седло.
Я видел: над трупом
Склонилась луна,
И мертвые губы
Шепнули: «Укра...»
Тальку пробило на слезу и она решила – пора ! Без нее не обойдется. Она в тот же вечер забралась в мой кабинет, открыла шпилькой для волос сейф и сперла паспорт учительницы искусств Аллы Теплицкой(под этим прирытием работала беспощадный киллер Моссада подполковник  Эмма Эппельбаум), оставила записку о том, что «Папа с мамой, я вас люблю, но совесть дороже», и была такова. Также пропал ослик Фроим и мой флотский кортик, которым Талька собиралась лично заколоть насмерть нехорошего польского короля Яна-Казимира.
Не все так плохо – Сема поднял по тревоге Джанкойский гусарский полк и она не доехала даже до Перекопа. Я бы ее высек, честное слово высек – первый раз в жизни- но Сема почему-то запретил тронуть Тальку даже пальцем.
И, как говорится, его доброта не осталась безнаказанной – Талька заявила мелеху, что Исаак Основатель плачет, глядя на нас с небес! Мы не верим в Б-га, спокойно смотрим, как гусары Чарнецкого жгут синагоги на Волыни, а в корпус Тевье-Молочного можно попасть только по-знакомству или за взятку(таки да...). Дальше  Талька перешла на детальное сравнение Семы с героями прошлого – и сравнение вышло категорически не в пользу Семы и он прослушал полный курс идейно выдержанного бреда, внушаемого мадрихами юнным хасидам.
Сема расстроился, но все это выслушал ! Послушал-послушал, а потом протянул Тальке свой парадный меч и предложил ей зарезать его, если уж у нее не вышло с Яном-Казимиром – он ей мешать не будет! Пусть возьмет ножик и зарежет старого дядю Сему, а потом сама садится на престол, и делает все, «как надо». Он не заслужил, чтобы всякие соплячки с ним так разговаривали ! Короче, Талька рыдала, насквозь промочила Семин парадный камзол, но в конце концов уговорила его остаться и забрать у нее свой тупой золотой ножик.
Вот уже месяц она тише воды, ниже травы – видать чего задумала.


Отступление первое, как без него.

Выдержки из плана операции «Гроздья гнева»:
I.
Агрессия Московского царства ставит под вопрос актуальные перспективы развития Соединенного Царства, а при неблагоприятном развитии событий – само его существование. Предпочтительным является политическое разрешение имеющихся противоречий, вероятность которого в данный момент, однако,  исчезающе невелика. Затяжная война с Московией является опцией, неприемлимой для нас в экономическом, политическом и военном аспекте.
…Целью операции «Гроздья гнева» является быстрый(1 компания) военный разгром Московского царства и существенное ослабление (при возможности полное уничтожение) его центральных военно-политических и идеологических структур с целью долгосрочного исключения любой эвентуальной политической агрессии Москвы в южном направлении.
Способом достижения поставленных военно-политических целей является комплекс политических, дипломатических, военных и специальных мероприятий согласно перечня «А»...

II


…В политической сфере ставка должна делаться не на уничтожение региональной инфраструктуры противника, а на взаимовыгодные и далеко идущие соглашения с российскими региональными элитами с целью обратного преобразования унитарного Московского царства в конфедерацию независимых княжеств. Наиболее перспективные регионы(Новгород, Нижний Новгород, Казань, Астрахань, Рязань, Тверь, Вятка) должны получить гарантии независимости и стать нашими союзниками.
Исключением является территория Белой и Черной Руси, родственной религиозно и культурно. Избегая прямого вторжения и массовых боевых действий необходимо в основном непрямыми действиями(вплоть до династических браков) создать предпосылки для военно-политического союза с нами.    
Предпосылкой для запуска первого этапа процесса конфедерализации должно быть устранение легитимной династии, устранение центральных структур и выдвижение желательных для региональных элит альтернативных региональных династий.
III

В дипломатической сфере наибольшее значение имеет заключение политического и военного союща с Швецией на основе «Меморандума Оксешенры» от 18 Октября
Исходя из этого, длительная оккупация каких-либо частей коренной Московии не предусматривалается.

IV

……
Для проведения операции образовать:
- Западную(Конотопскую) армию(командующий – Зюня Хмельницкер, заместитель – Тевье-Молочный)
-Восточную(Изюмскую) армию(командующий – Иеремия Вишневецкер, заместитель – Семен Райзман )
Расчет времени.
Срок московского ультиматума истекает 25 апреля(День «Ч»)
Развертывание войск начинается 16 марта (День «Ч» - 40)
Дипломатические усилия завершаются 1 апреля(День «Ч» - 24). После этого они – только прикрытие развертывания.
Если достичь приемлимой договоренности не удастся, то наносится упреждаюший удар:
-11 апреля Изюмская армия армия(направление Воронеж-Москва) (День «Ч» - 14)
-14 апреля Конотопская армия(направление Рязань-Москва) (День «Ч» - 11)
9 мая – окончание первого этапа операции(взятие Москвы)
Главнокомандующий – Мойша Кутузман, начальник Генштаба – Элия Караимович

V
Наряду с вскрытием оперативных замыслов и группировки противника особое внимание должно быть уделено проведению специальных(диверсионно – террористических) мероприятий, как то:
- Диверсии на пороховых и оружейных заводах
- Разрушение мостов, складов оружия и продовольствия
- Нарушение политической стабильности противника путем давления на уязвимые тоски(соляные пошлины, медные деньги...)
- Физическое уничтожение лиц центральной и военной администрации согласно приложения «Д»
VI
- Устранение(любыми методами) не позднее 15 апреля московского царя с последующим немедленным запуском проекта «Отрепьев»(1. Очередь – Новгород и Казань, 2. очередь – Астрахань и Рязань, 3. очередь – остальные регионы ).    
Ответственный - Беньямин Нарышкинд.


...- Юлик, я понимаю, что убивать царей – моветон. А шо делать ? Сема, ты согласен со мной ?
Сема важно кивнул -  из коллегиальных соображений он был категорически против любых цареубийств. Что тут скрывать – он вообще против любых неприятных царям поступков и высказываний вроде Талькиного дивертисмента. Зяма, начальник царской охраны не проронил ни звука, но его молчание можно тоже смело трактовать как согласие – Зяма профессионально не любил кинжальщиков, отравителей и прочьих цареубийц  .
- Но тут у нас то самое исключение, которое подтверждает правило.
Алексей Михайлович – это и есть вся династия Романовых на сегодня– ни сыновей, ни братьев, ни дядьев. Из родни – 3 сестры – Ирина, Анна и Татьяна – все сопливые и незамужние. Ах да, есть еще двоюродный дядя Никита Иванович – полное ничтожество, ни малейшего веса при дворе не имеющий. Вот их мы и растащим кого куда, царевен выдадим замуж за разнообразных Воротынских, Трубецких и Оболенских – и пусть режут друг друга, а война закончится не начавшись. Не будет Алексея Романова – не будет войны. И ты , и я знаем, что войну затеял не он., но пусть лучше погибнет один мальчик, чем тысячи наших мальчиков и еще больше ихних, вот и весь сказ. Царь должен умереть там и так, чтобы ни у кого не возникло сомнений в его смерти- это принципиально важно !
Вот это, Юлик и есть твоя задача – ты с группой прибываешь в Москву, осматриваешься, получаешь 1 апреля отмашку из посольства – и у тебя 2 недели на все про все. Ты получаешь особые полномочия (Сема кивнул и я передал Юлику «разрешение на все». Тебе подчиняются посол и резидент в Москве. Ты получишь наши связи в Кремле – и мои и даже Семины(царь кивнул), о которых не знаю и я. Ты можешь взять с собой кого угодно.В деньгах ты не ограничен. Ты обязан справиться...
...Зяма вытащи Тальку из кустов и веди ее сюда.
Талька отчаянно вырывалась и требовала, чтобы Зяма поставил ее туда, где взял, но все ее попытки стукнуть локтем или лягнуть начальника Семиной охраны не производили на него ни малейшего впечатления- ее три пуда костей не имели ни малейших шансов против шести пудов тренированных мускулов Зямы. Тальку посадили на стул против Семы и показали внушающий уважение кулак.
Чтоб я так жил – эта шкода все слышала ! Что делать ?

_________________________________
Глава шестая. Ну конечно !
Все смешалось: рожает девица,
либералы бормочут про плети,
у аскетов блудливые лица,
а блудницы сидят на диете.
.

- Ну и что мы со всем этим будем делать, а , Беня ? Это же даже не «совершенно секретно», а «государственная тайна»! А она даже не боится, и следов раскаяния я тоже не вижу. А если я тебя казню, прямо здесь ? Беня, у тебя есть что-нибудь, подходящее для казни ? А, да что с тобой говорить – у тебя даже розог для нее не нашлось !
-  Сема, я же хотел ее выпороть -  ты сам запретил !
- Опять я виноват, да ?
Сема, между прочим, прав – девченка влезла сильно не туда. Или туда ?
- Дядя Сема, я никому ничего не скажу, честно-честно !
- Ну да, не скажешь – целых три часа!
И опять-таки Сема прав. Разболтает – и к гадалке не ходи . Бене совсем нехорошо – это уже не детские проказы. Шутки закончились. А рука у Семы тяжелая, царская. 
Сема налил себе еще чаю, набрал из вазочки вишневого варенья.
- А ты, Юлик, что скажешь : «казнить нельзя помиловать» ? Где будем запятые ставить ? По-хорошему надо ее казнить, и это ни разу не шутка. Но как-то мне не хочется. Придумайте мне повод не казнить !
Беню слегка попустило.
- Сема, а давай я возьму ее с собой. Ты же сам сказал : «можешь взять с собой кого угодно». Пусть присягнет на Торе, станет подпоручиком Моссада – и вперед в Москву !
Бене опять стало плохо, очень плохо.
- Дядя Юлик, а мне можно будет самой убить московского царя ?
Теперь плохо стало мне.
- Ну и как конкретно ты будешь его убивать ? – это Сема вступил в разговор.
- Уж как нибудь !
- А точнее ?
- Я заколю его кинжалом !
- А куда именно будешь бить : по горлу, в глаз, в живот ? Покажи. Я тебе уже давал кинжал – а толку ? Да ты и его парадного кафтана не проткнешь !
- Я его застрелю из пистолета !
- Хорошо. Беня, принеси пистолеты !
- Сема...
- Беня, я сказал ! И мишень тоже.
- А соседи ?
- Потерпят !
Сема выбил девятку, я с Беней – восьмерку, Зяма – три десятки не целясь подряд.
После этого пистолет дали Тальке. Она попала, правда, не в мишень, а в дерево, и не в грушу, на которой висела мишень, а в старую толстую сливу. Но попала, хоть и выстрелом ее малость контузило и вывихнуло кисть.
Дальше мы бросали в мишень все, что было под рукой – кинжалы, метательные ножи, вилки, забранные у Тальки заколки для волос... Разумеется, она не принимала больше участия в этом соревновании настоящих мужчин – этого еще не хватало. Мы бросали в мишень боевые звездочки, стреляли из трубочки отравленными колючками, Сема предлагал принести арбалеты. Рая и Циля давно уже не видели такого соревнования надутых от гордости индюков средних лет. Талька затравленно смотрела, как ее смирный папаня бросал кинжалы с двух рук на выходе из тройного сальто(и попадал !), а Сема меланхолично вбил в мишень(не хуже восьмерки) все шесть вилок и шесть десертных вилочек парадного сервиза- и так третий раз без единого промаха. Про Зяму, ловящего голыми руками все брошенные нами в него острые и тяжелые предметы я и не говорю – он профессионал, ему положено. Мы давно так хорошо не отдыхали.
Но все хорошее в этом мире кончается, даже десертные ножи. Рая сказала, что ей стыдно перед Цилей – пришли, нашумели(ну разбудили соседей, ничего страшного), провоняли сад пороховым дымом(ну мы же не из пушки стреляли), испортили посуду(ничего мы не испортили ! Так, пару тарелок...), Сема багровый, как индюк, Беня подвернул ногу...  Короче, мы хуже, чем Талька. И вообще – хватит !
Ну хватит – так хватит. Талька, спой нам ! И Талька запела – высоким, чистым голосом. О море и камнях, воде и песке, ушедших в море рыбаках и оставшихся на берегу девушках...
-Ты пой, Талька, пой ! Я совсем больной,  нервы ни к черту, больное сердце, а пение  так успокаивает... Так вот, Юлик, пока Талька будет петь, ты, с Б-жьей помощью успеешь зарезать всех, кого надо особо циничным способом....
Нет, Сема – это, конечно, голова, но циничный гад – Талька так пела, а он... Одним словом , лишен напрочь совести и чувства прекрасного

Глава седьмая. Таки да  и не иначе !
Из двух несхожих половин
мой дух слагается двояко:
в одной – лукавствует раввин,
в другой – витийствует гуляка.

- Каббала, каббала – далась она тебе, Талька ! Тайны мироздания, как же.. Ну учил я ее, учил – а толку ? Сколько кабаллистов – столько мнений, и все мимо цели. Вот тебе пример.
В годы оны занесла меня судьба в Святую Землю... Нет, земля там, конечно, святая, но вот люди... жить я бы там не захотел. Ну что ты сразу возмущаться, я тебе больше скажу – не захотел бы даже не столько из-за климата и арабов, сколько из-за евреев. Талька, если бы ты могла испепелять взглядом – от меня осталась бы только цепочка от часов. Тебе надо срочно взрослеть, ты же офицер, хоть и временный, Моссад !
Перестань немедленно так на меня смотреть, я тебе говорю, а лучше спроси – а чем они мне не понравились ? Спросила ? А я тебе отвечу : « А ты их видела ?» Вот так, как, к примеру, меня сейчас ? Ну так я тебе отвечу – они и ученые, и праведные, и водки не пьют, и за нож не схватятся, но... Как тебе сказать : жалкие они какие-то, и не потому, что бедные – это дело поправимое, нет...Они испуганы до смерти, боятся всего, ты их режь – они даже сопротивляться не будут, как куклы ватные с длинными пейсами. Талька, ты бы на них сама посмотрела – плакала бы потом ночью в подушку: все мы рабы Господни, но они уж настолько рабы...  Давай мы об этом потом поговорим, это длинный разговор. Ты умная, Талька, с тобой мне говорить интересно – ты думаешь за жизнь, а не повторяешь за мадрихом как птичка попугай...

Ну да, я учил каббалу два месяца в Хевроне у самого Авраама Азулая – редкостный чудак был, чтобы не сказать грубее.. И в пещеру Махпела с ним ходил за потерянной султанской саблей – ты что думаешь, старик сам добрался бы ? Ему уже было сто лет в обед, он и ходил-то еле-еле, неспешно так.
Саблю мы достали, хорошая сабля была, а что до остального – ну как тебе сказать ? Я и сам до сих пор не понял, что там за тени я видел – может это и тени Адама с Евой, Авраама с Саррой и других праотцов, а может просто показалось – странная это пещера, и пахнет там странно, будто серой, и голова у меня потом болела сильно, и сны снились странные. Не знаю Талька, честно тебе говорю – может праотцы с Азулаем и говорили, не берусь спорить, но со мной – нет. Это потому, что я не верю ? Ну почему, Талька, я во многое верю, просто я уже давно живу и много видел. Вот и духи – может есть, может нет – что мне до них: умер так умер.
Нет, в «стеклянную головку из Нимфея» я не верю. Но тут все совсем наоборот - она как раз есть, и в нашей вере не нуждается. Мне ее показала Маня ? Да, Маня, само собой. Ну так я тебе скажу- она есть, эта самая головка,  лежит себе... В яйце ? Талька, ну перестань ты: игла в яйце, яйцо в утке, утка – в зайце(это как – яйцо в живом зайце ? Куда оно у него поместится ?)... Никакое это не яйцо – шкатулка такая, а форме яйца с камушками. Красивая, да – ничего не скажу, я второй такой не видел. Слушай, ты бы чем Семе грубить, подошла бы к нему по-хорошему и напросилась посмотреть оставшиеся от Исаака Основателя реликвии – там она и лежит вместе с «знаками неволи» праматери Малки, книгами праматери Голды, ярлыками Витовта и Тохтамыша и «Книгой Нового Иерусалима». Точнее книгами – каждый мелех добавляет свою – переписывать в старых нельзя ни строчки, зато в своей пиши, что хочешь. И Сема пишет, как же, он мне кое-что читал – про меня там, про Маню, про то, как он на тете  Рае женился. И про тебя, Талька, обязательно напишет в назидание потомству – и как ты на войну тикала, и как ему гадости говорила, и как подслушивала ! Уже, думаю, и написал – так что влипла ты, мейделе.

Нет, я ни одной книги  не прочел. Полностью «Книги Нового Иерусалима» читают только мелехи, вступив на престол. Медленно читают, вдумчиво. Перечитывают любимые места, да, кoму что нравится. А до этого даже наследники – только кусочки, остоорожненько так. Чего бояться ? А всего и бояться. Сема, как прочел – ходил как ушибленный, ни есть ни ругаться матом толком не мог. Нет, мне он ничего не рассказывал, все, что я знаю – это от Мани. Отец твой, Беня, то есть Бенцион, знает много больше – ему положено, но он не рассказчик, работа такая. У него другой талант.
Какой ? Ну ты даешь, мейделе.
Вот я у тебя книгу видел –«Агада Нового Иерусалима», издание 76-е, исправленное и дополненное с новыми цветными иллюстрациями. Там хорошие портреты, правда : И Исаак Ашкеназ, и Абрам, Юзефович, и Шмуль с Игалем, и Малка... Ну и Голда, да – гордая, прекрасная, и будто Ангел Смерти у нее за плечом. А Авигдор, говоришь, не удался, какой то он мерзкий ? Верно, мерзкий, а вот то, что не удался – не согласен я, очень даже удался он Бене.
Ты вот не знала, что это твой папа рисовал. А много ты вообще о нем знаешь ? Беня – это кладезь талантов, но до них добраться...Так я тебе говорю, что ВСЕ портреты удались – просто не все, что в агаде написано – правда.
Что там вранье ?  Ладно, тебе, думаю, кое-что узнать будет полезно – ты уже и так по самые уши в государственных тайнах. О ком же тебе рассказать.? Начать с самого начала ? Пожалуй, и начну.Тем, что Исаак Основатель был рыжий, толстенький мальчик, любил сладкое и до смерти не научился толком ездить верхом – это, пожалуй , слишком мелко, хотя и забавно. А вот на самом деле Малка – дочка сволочи Авигдора, а не Абрама Юзефовича, как тебе ? Почему сволочи, ведь в агаде написано.. Талька, забудь ты про Агаду и слушай, что я тебе говорю.... А потому Авигдор сволочь, что этот родной папаня проигрался в кости и продал свою дочь в рабство – это тебе как ? Это сейчас за такое рубят голову(и правильно делают), а тогда можно было. Все равно Авигдор сволочь и гад ? А я тебе это и говорю. И Исаак Основатель лично говаривал это Авигдору, и по морде его собственноручно бил... Жалко, что не убил ? Верно, жалко, но против правды не попрешь – выбил наш великий мелех этому Авигдору пару зубов и отправил в Иерушалайм с глаз долой... 
А вот то, что Малку  Б-г спас, что выкупили ее для Исаакова подарка Голде и не замучал Малку перс Юсуф – это чистая правда. И про то, что Юсуф делал с девочками-рабынями – тоже правда. Больше ста девочек он живыми разрезал, печень вынул...Тьфу, не буду я про это больше – ты и так зеленая стала. Про Юсуфа и вовсе не секрет – почитай записки Игаля Губермана, там имена всех этих девочек перечислены. И имена тех, кто их Юсуфу продал.И что самое интересное – все младше тебя, Талька, девочки совсем. Что с Юсуфом сталось ? Пытали его, но совсем недолго – он старый был, боли боялся, рассказал, где его записи лежат. Ну а потом сварили его в масле, на большой базарной площади в Солхате при изрядном скоплении народа. Было это в первый год царствования Исаака Основателя. Молодец Исаак ? Ну кто бы спорил... Он и про продавцов не забыл. Главного из них - Ахазию Мактаза только через семь лет прищучили, он и в твою Агаду попал. Ну да, это он нож бросал в мелеха...
Вот именно этому персу Юсуфу и проиграл в кости дочь накурившийся гашиша Авигдор.Генуэзцев потом придумали , Талька, просто придумали, чтобы не расстраивать раньше времени хороших девочек вроде тебя грустным знанием, что есть такие папаши. А то узнаешь что-то такое, и полезешь в петлю, ну или ходишь – и все противно, по себе знаю..
Нет, почему из Авигдора сделали героя я не знаю, хоть и догадываюсь. Но ты о другом задумайся, Талька : вот хороший человек был Исаак Основатель или так себе ? Хороший, говоришь... И я так думаю – хороший, а это что значит ? А значит это то, что ему этот обман нужен был не для зла, а для добра. Вот меня учили так: ты человеку или веришь, или нет. Черное или белое, вот как..  Так почему я  должен не верить Исааку Основателю из-за фортеля с мерзавцем Авигдором ?
Дело здесь не в том, кого он казнил или возвысил – это дело нехитрое.Ты вот посмотри на другое: Исаак, тогда, в степи,  Малку не обидел, накормил, обогрел, защитил ? Все так. Он на ней женился по любви – не силой, любил только ее всю жизнь и без нее жить не захотел ? Он так и написал: «Малка умерла – зачем я тут нужен ?»  И умер через пару месяцев. Талька, ты не шмыгай носом – это все хоть и чистая правда, но ни разу не причина слезки лить – этим как раз наша с тобой пра-пра-пра- бабушка Малка отличалась, про ее слезы и Исаак Основатель неоднократно писал. И расстраивался из-за них очень.
Почему Малка, а не Голда, мы же с тобой от Хаимке, а не от Йоны или Эстерки ? Вот тебе еще одна страшная  государственная тайна – Голда никого не рожала. Хаимке тоже родила Малка. Это был ее первенец, она его родила в пятнадцать, ты опять же старше ее , Талька. Кому нужен этот обман ? А я скажу – никакой это не обман, а самая святая правда на этом свете. Голду в 14 лет изнасиловали, искалечили и заразили дурной болезнью – все за один раз. Нет, Талька,  ты плакать даже не вздумай – хотела узнать «всю правду» - так вот она тебе, эта самая «вся правда» ! Голда всю жизнь болела - куда ей рожать - и умерла совсем молодой. А детей хотела сильно, и на самом деле сначала хотела разыграть с Малкой историю Сарры с Агарью. Помнишь, о чем это ? А вот не смогла Голда, пожалела Малку, полюбила ее и не стала заставлять силой. Наоборот – удочерила ее и выдала замуж за Исаака. Это тебе Голда.
А Малка, что Малка.. Она просто подарила Голде себя, а вместе с собой и первенца своего, Хаимке. И именно тихая и безропотная Малка приказала Исааку Основателю.. Да, Талька, именно приказала -  только Малка и могла приказывать первому мелеху, просто сделала она это всего только один раз, сразу после смерти Голды – приказала мелеху издать указ, что Хаимке – это сын не ее, Малки, а Голды ! А Исаак... Исаак так любил Малку, что все сделал по ее слову, и не иначе. Так это обман или нет, я тебя спрашиваю, Талька ?! Кто кого тут обманул ?

Не плачь, мейделе, ну право-слово не плачь...Ну почему таких людей больше не бывает, бывает. Вот взять твоего отца, Беню – толстенький, рыжий, конопатый, на лошади сидит как ворона на заборе.. Ну я опять о том, что нельзя о великом судить по малой части, а об Исааке – по Авигдору. Но это понять трудно, а для простоты рассказывают все детям благостно и округло – нельзя детям иначе рассказывать. Потом, как подростут и понять смогут, можно и нужно рассказать все, как было – ни Малку, ни Голду, ни Исаака этим не замараешь, Талька. К ним грязь не липнет.   
Наш род вообще от женщины пошел – я Эстерку имею в виду, гордись, Талька. И  не только Эстерку, но и ту самую головку женскую стеклянную. Ты про каббалу хотела ? Ну так вот тебе и каббала – эта нимфейская головка переселила в Исаака душу его далекого потомка. Это же какоя тема для романа: в рыжего мальчика из прошлого вселился дух дядьки из будующего. И ничего, ужились: дядька тот больше с Голдой, ну а мальчик, понятное дело с Малкой. Скааазки, говоришь – а вот и нет. Ну не веришь – и не надо. Я и сам не очень помню, что там за сфирот и клипот образуют древо жизни....
Так, ты собирайся, пакуйся – а я во дворец, к дяде Семе.

____________________________________________

Глава восьмая. Если бы я был цар
Жил человек в эпохе некой,
твердил с упрямостью свое,
она убила человека,
и стал он гордостью ее.


Именно «ЦАР», а не «царь» - так говорили в Одессе на Привозе в годы оны...То есть  я бы жил лучше, чем царь – я бы еще по вечерам шил. Шутка, шить я не умею, а царь я и так уже нивроку четвертый год. Странная профессия -  «быть царем»: никакого стимула рости над собой, пробиваться наверх быть не может по определению. Я уже наверху :
Достиг я высшей власти.
Четвертый год я царствую спокойно.
Но счастья нет моей измученной душе!
Недурно, ай да Семка, ай да сукин сын. А был бы неплохой поэт, правда ? Вот скажи мне сейчас: отдай все сыну Исааку и гуляй по холодку - я бы ни минуты не задумываясь ... ни отдал бы ничего, а оставил все по старому. Засасывает отрава, привыкаешь, как к гашишу – и знаешь, что гадость, а не отдашь...
Вообще-то наследником должен был стать Додик, а не я, но ...Короче, если хочешь насмешить Б-га – расскажи ему о своих планах. Как вспомню..., а  я еще много чего помню. К примеру,  прадеда, мелеха Исаака. Совсем стареньким помню, хорошо за восемдесят, но в здравом уме и трезвой памяти. Он был невысокий, грузный, совсем лысый и очень добрый – мне так помнится, улыбку помню. А лица его я не помню.
Вот дед, мелех Абрам – дело другое: худой, узкоплечий, очень умный,  очень немногословный. Он был скуповат даже на слова, (почти двадцать лет пробыл казначеем при отце, а до этого был директором «банка Абрама Юзефовича»), что уж говорить и чувствах . На престол дед вступил уже под 60, и ожидание смерти прадеда сильно испортило его характер – дед Абрам сам не знал, чего хочет – править самому или потесниться и дать место своему сыну, то есть моему отцу.. Еще при прадедушке он прямо перед свадьбой чем-то обидел  маму Софу(можно разузнать, в чем дело, но -  лень, и не хочется возиться в старой грязи), ну так и мы все не очень любили деда. Его первая жена Маня(в честь ее назвали мою сестру) умерла молодой, еще до того, что я родился. Дед неудачно женился второй раз, плохо было и ему, и Суламифи – женщине крупной и красивой, неглупой, но холодной и недоброй. Или это мне так кажется ? Ну не любила она деда, да и всех его детей и внуков, ну так и мы ее не любили. Ну так и дед Абрам  ее не любил, он вообще если кого искренне любил и жалел – так это только себя. Хотя кто это сейчас разберет – я просто меряю любовь по моей семье – и по папе с мамой, и по мне с Софой, тьфу-тьфу. Да ладно, возьми тех же Маню с Юликом ...
Да, вот такой был дед Абрам, десятый мелех Нового Иерусалима, справедливый в суде и мудрый в совете, да...Его подарки я в детстве  часто даже и не распаковывал, его «Книгу Нового Иерусалима» прочел по диагонали – там много полезного, как управлять и мало – как быть счастливым...
А потом, когда я вырос, случился скандал – дед зачем-то вспомнил обо мне и захотел меня женить против моей воли на дальней родственнице Суламифи, а я не подчинился взбунтовался, подбил Беню и Юлика и мы сбежали в Одессу... Дед никак не отреагировал –и не потому, что не дали отец и дядья, они даже не успели вставить слово. Просто Суламифь в очередной раз закусила удила -  «или я, или они» и мелех понял, что правильный ответ, если не хочешь стать посмешищем – «они». Да и вообще насилие было не в  характере деда – наткнувшись на мой бунт он сильно удивился(сам он так бы не поступил никогда!), понял, что так нельзя и сыграл на опережение – обьявил, что направил меня в Одессу вице-губернатором(но без жалованья - и тут сэкономил!). У папы челюсть отпала...
А через год дед Абрам заболел и умер, а папа Хаим стал мелехом и послал за мной. А я был обижен и на него тоже – отец не разругался из-за меня с дедом, а потихоньку перенимал у него рычаги власти, да и жилось мне в Одессе совсем не плохо.  Только через два года уговоров я вернулся – отец был рад, но без фанатизма, спокойно так – его надеждой был мой старший брат, а мне дали полную свободу – я женился на Розе и  ушел в спецназ Моссада. Роза родила мне сына и двух дочек, я рос в чинах. У нас был уютный домик на Губермановской, яхта, друзья. Во дворец мы с Розой(переживавшей за свои «Одесские манеры) ходили только по табельным случаям пару раз в год и все привыкли, что я – отрезанный ломоть.Маня, к слову, бывала там не чаще. Не то, чтобы не звали – не хотелось просто. Мама у нас бывала часто, но как-то больше у Розы, чем у меня. А почему ? А потому...
А еще через много лет мой старший брат Давид - Додик, который последние годы уже наполовину самостоятельно правил, давая отцу отдых,  умер от дурацкой холеры и мой мир перевернулся. Дааа, вот так вот. Папа сводил меня к нимфейской головке и  я таки услышал голос Исаака Основателя и голос сказал – да! А еще через полтора года умер папа и меня подняли на белой кошме почета и помазали в цари.
Хотеть стать царем – это одно, а быть им – совсем другое. Больше того, наверное здорово стать царем лет эдак в 17 -18, внезапно и неожиданно для тебя самого. Мне лично так казалось лет в десять. Тогда мне царство, трон представлялись как-то не то, чтобы абстрактно – что я во дворце не был, что я с прадедушкой на троне не сидел – но как-то не в связи со мной. Меня от трона отделяли прадед, дед и его братья, отец и его братья, Додик, в конце концов. Ну да, я сидел на троне вместе с прадедом, он мне давал примерять корону – ну и что с того ? Это у нас традиция такая – дать ребенку прикоснуться к символам. Посидишь там пару раз и поймешь, что трон это - только такой здоровенный стул, а корона – это шапка такая , пусть ребенок радуется. Кажется, еще Исаак Основатель пускал сына своего Хаима Голдина, а тогда просто Хаимке, «посидеть с папой на троне». Да не кажется, вспомнил – я же об этом читал в первой «Книге Нового Иерусалима».
Традиция эта прекрасна тем, что отсидев «с папой» длинный прием послов, мальчик точно знает, что ничего особенного в этом стуле нет. Вот уже третье столетие в Новом Иерусалиме не было резни за престол, а вот отказники, начиная с Эли Книжника, были, и не раз. Никто не задумывался, почему ? А пахать семь дней по двенадцать часов минимум Вы готовы ?   Бумаги, торжественные приемы, заседания, аудиенции, смотры войск, разбор жалоб...
Ашкеназиды живут долго, поэтому на престол мы вступаем самое раннее в сорок(ну Исаак Основатель не в счет, да и что там за царство было!), а вот к  делам нас допускают рано. Вот послужишь на флоте или в кавалерии, отсидишь свое в казначействе или «Доме Абрама Юзефовича», стукнет тебе тридцать – тут и пиши пропало. Это я гулял себе в спецназе, дослужился до полковника, а Додик сначала подменял папу час в неделю, потом день в неделю, а в конце – во вторник, среду и пятницу, остальные дни «просто работая наследником». Он так нацарствовался, еще не вступив на престол, что даже обо мне вспомнил и неоднократно заводил с отцом  разговоры о том, что «надо и Сему к делу приставить, а то чего он байдыки бьет !».
Додик был старше меня на одинадцать лет, приличный еврейский мальчик, в отличие от меня, босяка – закончил первым по курсу факультет права Хаимо-Иерусалимского университета, написал знаменитую «Стратегию непрямых действий – максимы соединенного царства Нового Иерусалима», играл на скрипочке – в самом деле играл, а скрипка пела... А я был не такой – лазил по чужим садам, дрался с пацанами и, стыдно сказать, пару раз подглядывал в женскую микву. Ну не стал бы я лучше Додика, а быть Додиком второго сорта я не хотел – и я выбрал быть собой, грубияном и горем родителей. И не женился я, как Додик, на выбранной мне доброй, но скучной и заумной «приличной девушке», а сбежал в Одессу...
Глава девятая. Хуже Талмуда
Любому жребий царственный возможен,
достаточна лишь смелось вжиться в роль,
где уничтожен – лучше,чем ничтожен,
унижен – как низложенный король.

Отступление второе. «Стратегия непрямых действий – максимы соединенного царства Нового Иерусалима»
- залог нашего успешного экономического развития и политического преобладания в        регионе – сохранение качественных различий между нами и остальными государствами региона.
- мы не должны стремиться быть наиболее эффективной военно-аграрной монархией, а напротив – не быть ни военной, ни аграрной монархией
-мы не должны соревноваться с остальными в эффективности применении типичных для региона форм прямого насилия, но действовать методами, принципиально невозможными для остальных по политическим, экономическим,религиозным и культурным причинам
- неконтролируемое насилие – признак утраты нами  контроля над ситуацией.
- любые продолжительные крупномассштабные военные действия против России/Польши/Турции невыгодны нам независимо от их результата ввиду качественных различий в экономической и культурной сфере 
....
_______________________________________

Если перевести это все написанное Додиком на человеческий язык – мы можем разгромить любого противника в любом сражении, но не готовы платить ту же цену даже за победу, что наш любой наш противник – за поражение.

К примеру, Москва воюет всю жизнь под лозунгом «Бабы новых нарожают», или, более выспренно «Мы за ценой не постоим!». Это они не постоят, а мы еще как постоим – и считаем свои потери поименно, и плачем над каждым. Это у них можно согнать мужиков с деревень, их толком не кормить и не учить воевать, плохо вооружить, а перебьют этих – согнать новых. У нас такой фокус не пройдет. Выростить и обучить и вооружить нашего солдата стоит дорого, но и он стоит многих чужих солдат. Но это если он в строю, с офицерами, с нормальным оружием и снабжением. То есть у нас – военная машина, а у них – военная толпа. И нашей армии выбей профессионалов – офицеров и сержантов, перережь снабжением – нам конец. А московитам нет. Это они доказали и нам в 1571, и литовцам в 1612 – можно убрать царя, захватить Москву, выиграть все сражения – и уйти с позором. Убивай – не убивай – ну ненавидят они наших детей больше, чем любят своих, ну нет у них незаменимых – все плохи: умирать умеют, воевать не очень. И сколько не убивай их вояк– их места займут такие непрофессионалы. Это мы, как часы -  вынул одну шестеренку – и нет часов, а они как  кувалда - ее так просто не сломаешь, зато заменить – дело плевое. Нет, можно перерезать всех – включая женщин и детей, но это уже самоубийство для нас – мы просто перестанем быть собой. Так сказал мне тогда отец, запивая шашлык красненьким, но об этом потом, сейчас о моем старшем брате...
 
Додик был на самом деле особенный, даже на моем фоне – человек книги, а не сабли, кошелька или бутылки. И хотелось этому чудаку сделать этот мир(ну или часть его) чуть добрее и человечнее, и придумывал он, а как это может получиться. Он многое чего мог придумать.. Додик был светлый человек, не ангел, конечно, но и не босяк, как я, и совсем не потому, что не ругался матом...

Я задним умом понимаю, что Додика передергивало от всей этой варварской роскоши Москвы и Стамбула, костров инквизиции в Польше, имперской политической  возни, жадности финансистов, амбиций головорезов Моссад и честолюбия генштабистских умников. В словах это не выразишь, но витало что-то в воздухе.. Додик вроде и привык отдавать приказы, несовместимые с совестью и Торой, но душа  его желала высоких теорий на стыке Торы и Аристотеля и была не на месте. А вот голова была на месте. А совесть металась между душой и головой. И умер брат глупо – в очередной раз победила совесть и Додик отправился лично руководить борьбой с вспышкой холеры в Херсон, тьфу, Хайфу-на-Днепре – и умер, сгорел за неделю. Мог бы и не ехать, обошлись бы без него. Толку с той совести  – Додик был, положа руку на сердце, хахам гадоль, а я, что не говори – жлоб с одесского пляжа, это я вам говорю ! И поэтому я мелех, а он мертв.

Если по справедливости, то венец моей карьеры – это кресло, в котором ныне сидит Беня, ну при большой удаче – погоны полного адмирала и командование кордебаталией нашего флота. Это то, что я хотел бы получить от жизни – «свинцовая морская волна бьет в штирборт, я приказываю положить руль семь румбов левее и дать залп всем бортом по неприятельскому флагману». А получил я в Смирне приказ передать заместителю все дела по раскрутке Шабтая Цви и с прибывшим за мной корветом сегодня же отбыть в Исакосевастополь Крымский.



__________________________________________

Отступление третье  Шабтай Цви
Шабта;й Цви, также известный как Амира, или Мехмет Эфенди (ивр. ;;;;;;;;; ;;;;;;, по другой транскрипции Саббатей Цеви, Саббатай Цви; 1 августа 1626, Смирна, Анатолия, Османская империя — 30 сентября 1676, Дульчиньо, Румелия, Османская империя) — каббалист, один из самых известных еврейских лжемессий; лидер массового движения XVII века, охватившего почти все еврейские общины;.
Шабтай Цви родился в субботу 9 ава (1 августа) 1626 года в Измире (Смирне).. Семья Шабтая не относилась ни к сефардским, ни к ашкеназийским евреям, а принадлежала к небольшой группе византийских евреев, живших в Греции со времён вавилонского изгнания (романиоты, см. Romaniotes). Отец Мордехай был торговцем птицей и обладал обширными связями по всей Европе. Два брата избрали карьеру коммерсантов. Шабтай Цви получил хорошее религиозное образование у крупнейших раввинов Измира. Учителем его был каббалист и раввин Иосеф Эскапа(он же Соломон бен Хаим, в будующем – двенадцатый мелех Нового Иерусалима, на тот момент – полковние Моссад). В 16 лет начал вести аскетический образ жизни и изучать книгу Зоар и традицию лурианской Каббалы.
Шабтай Цви ездил по еврейским общинам Османской империи, пока не попал в Египет, где был хорошо принят местной общиной. Тут он женился на беженке из Польши, принявшей имя Сара. Она узнала о мессии, якобы из видения, и пришла к нему через всю Европу, из Амстердама в Ливорно. Цви, находившийся тогда в Каире, отправил за ней послов, которые привезли её в Каир[2]. Противники Шабтая Цви говорили, что она блудница. Шабтай Цви провёл над Сарой церемонию очищения. Она стала его верной соратницей на долгие годы.
Затем Шабтай Цви попал в Газу, где встретил Натана из Газы, молодого раввина, прославившегося исцелением душевных недугов[6]. Натана тоже посещали видения, и после встречи с Шабтаем Цви он неожиданно уверовал в мессианское предназначение Шабтая Цви и заявил, что тот не нуждается в лечении. Натан стал идеологом саббатиан и много сделал для распространения учения и влияния их движения. Натан поддержал Шабтая Цви, усомнившегося в своей избранности, убеждал его принять великую роль, уготованную судьбой. Натан разослал послания всем еврейским общинам о своём откровении и призвал всех встать под знамя новоявленного мессии[6][7].
31 мая 1665 (17 сивана 5425) в Газе Шабтай Цви публично провозгласил себя Мессией[8].
Весть о появлении мессии, распространившаяся благодаря деятельности Натана, вызвала волнения в еврейских общинах по всему тогдашнему миру. Были распространены десятки тысяч воззваний с восхвалением Шабтая, где заявлялось, что Мессия готовится к возвращению в Сион.
Натан остался в Газе, а Шабтай, взяв в сопровождение двенадцать учеников, с триумфом въехал в Иерусалим, где был с восторгом встречен еврейским населением. Однако иерусалимские раввины отнеслись к Шабтаю Цви с недоверием. Помимо всего прочего они пожаловались османским властям, что Шабтай агитировал против султана и ислама, и добились изгнания его из города[2]...
Шабтай Цви направился в Константинополь на встречу с султаном через Цфат, Дамаск, Алеппо и Смирну. По дороге еврейские общины с восторгом встречали самозваного мессию. Особенно торжественно его встретили в Алеппо. Шабтай Цви обосновался в Смирне (Измире), где поначалу столкнулся с враждой местных иудейских лидеров, но, сумев развеять их подозрения, с почётом был принят даже своими бывшими противниками.
В день Еврейского нового года публично провозгласил себя в синагоге, при звуке рогов, ожидаемым мессией; толпа молящихся с ликованием приветствовала его
.....
Я передал дела Бене и отбыл, прибыл домой – на похороны Додика я не успел, отсидел шиву, отгоревал положенное, но особо и не убивался - мы не были с Додиком особенно близки, честно говоря. У Додика осталось трое сыновей, старшему, Исааку, уже двадцать четыре – большой мальчик, пусть и наследует престол, думал я.. Если честно, папа был того же мнения. Едиественное юридическое затруднение : «От сына к отцу, а не от деда к внуку» обходилось легко – я без спора подписал бы отказ от прав на престол и дело с концом.
Рая мне так и сказала :
-Сема, ты же не испортишь нам жизнь ради Зимного дворца ? Ты же обещал, что мы поедем в Париж !»
- Рая, неужели я такой штымп, чтобы обидить детей Додика ? 
В этом твердом убеждении и при полном параде я прибыл во дворец, где отец огорошил меня тем, что мой старший племянник  Исаак Давидсон « не хочет обижать дядю Сему». То есть он если на что и претендует – так это на написание полной истории династии Ашкеназидов с прологом и эпилогом. А наследником должен быть по закону дядя Сема, то есть я.
Это все напоминало дурной фарс и было бы смешно, коли бы не было так грустно. В просторечии это называется «еврейский бильярд»: «Никто не хотел обидить другого». Папа и так плохо себя чуствовал – болело сердце, смерть Додика подкосила его, ему только наших благородных выбрыков не хватало. Папа Хаим наорал на меня с племянником, пошел в сокровищницу, лично принес «нимфейскую головку» и прямо при нас   спросил ее, что ему делать с этими двумя шлимазлами ? Ответ Исаака Основателя не заставил себя ждать:
- Сема, не морочь отцу голову и берись за работу ! Рая уже в курсе.
Да, никуда мы с Раей так и не поехали, какой там Париж... И не поедем – никто нас туда не пригласит, а самим – уже нельзя.

Папа разочарованно вздохнул, племянничек расцвел лицом.  Заранее приглашенный Великий гаон рабби Натан Шпиро хорощо поставленным голосом прочитал броху га мелех – благословил меня на царские труды, это как малое помазание на престол .Охрана отчетливо щелкнула каблуками и пристроилась меня охранять со всех сторон.. Канцлер принес сафьяновую папку и перо. Папа быстренько, пока я не передумал,  вписал в подготовленный указ мое имя. Мазлтов наследнику престола Семе Хаимсону !
В одночасье я стал фельдмаршалом, генерал-адмиралом и главой  тайного Совета Соединенного Царства. Меня наградили всеми четырьмя высшими орденами, но домой уже не отпустили, ну прямо как в детстве – «Дворец твой дом, и на улицу без охраны  ни ногой !». Мама обняла меня, Роза плакала,Маня и дети  хихикали. Папа напомнил, что все осталось,  «как было при Додике», а  завтра – пятница, «мой  день на троне», а он едет на рыбалку и знать ничего не хочет. И ушел к себе – плакать по Додику. Я тогда подумал, что Додика, даже мертвого, папа любит больше меня, но не особо расстроился – мне хватало других забот. Началась трагикомедия «Царь Сема»
Я унаследовал все регалии и посты Додика, но не его ум и опыт. Уже утром я подписывал указы, днем вместе с Раей принимал послов, вечером вручал награды офицерам... Выглядело все это достаточно жалко – я только теперь понял, насколько мало знаю и понимаю...  А на второй день ко мне пришел с докладом мой бывший начальник – шеф Моссада Рувим Блюмкинд, «большой Рувим», ближайший друг Додика с детских лет.
Я не помню уж, что он тогда особенного рассказывал, но на любой мой вопрос он отвечал с вызовом: «а Давид сделал бы так» или «при Давиде было этак »,  «Давид бы такой глупости не предложил». Мне это быстро надоело, и я сказал Рувиму, чтобы он перестал тыкать демонстративно тыкать мне в нос Додиком – я не он , и пусть Рувим это крепко запомнит, если хочет быть шефом нашей конторы, или пусть собирает манатки и записывается в иешиву.
Хитрый Рувим, похоже, нарочно к этому и вел, но вот отставку он сам просить сразу не хотел . Блюмкинд  полагал, что со мной он работать не будет - после Додика ему со мной не сработаться, да он и не хотел он срабатываться. Ну и ушел бы себе потихоньку, так нет. Рувим всегда был «правильным хасидом» и уйти без пользы не захотел - предпочел  дать мне удачную возможность проявить власть и характер, уволив его со скандалом.
Тут дело тонкое. Вместе со всеми регалиями Додика я унаследовал и его команду - людей, которых он потихонечку уже успел назначить – во дворце, правительстве, армии, Моссаде. Это не просто нормально – он обязан  был это сделать – никто не правит один, новый мелех должен заранее привести во власть  новых людей с новыми идеями чтобы заменить – сразу или со временем – усталых стариков, опору нынешнего царствования. Так делали все, начиная с Хаима, сына Исаака Основателя и заканчивая папой, потихоньку приведшего своих людей к рычагам еще при жизни деда – молодые привыкают к работе, а старики потихоньку уходят – в советники, на покой, а порой, увы – прямо на кладбище. Власть – не богадельня, честолюбие молодых не должно скиснуть -  скисшее вино становится уксусом !
Смерть Додика сыграла с «его людьми» злую шутку – команда осталась без капитана, а кому она без капитана нужна ? Мне она вроде как чемодан без ручки – нести неудобно, а выбросить неприлично. Вот-вот, и умничка Рувим понял, что надо расчистить место для  моих людей и решил начать с себя – если я буду вынужден выгнать даже его, то уж остальных неугодных выгоню без колебаний – путь для моих людей будет открыт. Вот только он не подумал: а где они, эти «мои люди»?
Я завелся, почти попал в эту западню и уже хотел отпустить Рувима на все четыре стороны, но что-то мне помешало – у меня появилось  ощущение, что я делаю то, что Рувим заранее придумал. Мне нужна была пауза, и я спросил, что за папку принес Блюмкинд. Это оказалось, Вы будете смеяться, мое личное дело  – теперь, как положено,  оно должно храниться у меня во дворце.
Том был таки да пухлым, я узнал о себе много всякого, чего не знал или забыл. Мнения обо мне были разными – все больше скептическими. Я прочет последнюю характеристику, где  бисерным почерком Блюмкинда было вписано : «Не глуп, физически здоров, с воображением, обидчив, смел, плохо образован, авантюрист. Предел компетенции- полковник спецназа. К аналитической и штабной работе органически не способен». Там же была резолюция брата : «Рувимчик, ты недооцениваешь Сему. Попробуй его на Шабтае». Так вот как я оказался в Смирне, а я-то удивлялся !
У меня сложился пазл – и я велел уже бывшему шефу Моссад сесть и велел принести кофе.
- Рувим, а ты все же дурак !
- Это почему же ?
- Был бы ты умный – не играл бы со мной в такие игры, это раз. А во-вторых, ты бы  прислушался к Додику : «...ты недооцениваешь Сему. Попробуй его..». Ты меня попробовал, а, Рувим ? Или думаешь, что ты умнее Давида ?
Нет, он так не думал. Но что мне от него надо ? Если я хочу, чтобы все было без шума, то он сам попросится в отставку.
Я обьяснил Рувиму, куда он может засунуть свою отставку, а нужен он мне по всякому:
- Я не готов править. Не умею, не знаю, не видел как это делается. Черт побери, умного Додика учили этому двадцать лет, а глупого Сему можно совсем не учить ?
- Не хочешь помочь – обойдемся без тебя, я научусь и сам, черт бы тебя побрал, но какой ценой ? И эта цена будет на его, Блюмкинда, совести, если у него, Блюмкинда, эта совесть есть !
- У меня нет своей команды – я не подбирал людей, с чего бы я стал это делать! Нет, парочка кандидатов у меня есть – на его, к примеру, место, я назначу Беню Нарышкинда, но именно, что парочка. Так что пусть разумный Рувим скажет, отчего мне не взять людей Додика , он-то имел возможность подобрать умных и способных ? Вот только хватит ли у этих умных и способных совести ?
Рувим попросил уточнить, что я имел в виду и кто виноват в том, что я не знаю элементарных вещей..
Я обьяснил, что мне интересно, сможет ли Рувим и его приятели спрятать известно куда переживания о том, что «Сема не чета Додику» и помочь мне, Семе, не унижая меня сравнением с братом ? Это и есть совесть.  И пусть вместо поисков виноватых он задумается о том, что понадобится, чтобы я «вошел в курс дела», а потом обсудим все остальное, если будет время.
- В каком качестве задуматься, Сема ? – спросил Рувим.
- А что тебя устроит, Рувим ? Скажи свою цену, поторгуемся...
В итоге Рувим ушел от меня вице-канцлером, ответственным за то, «чтобы Сема научился» Через полгода я «уже мог», плохо, но мог. И тогда отец позвал меня к себе на разговор.


Глава десятая. Поэт в Израйле – ох, аз ох унд вэй
Кануть в Лету царям суждено,
а поэты не тают бесследно;
царский миф – послезавтра гавно,
пьяный нищий – наутро легенда.

Мои стишки никогда не  нравились отцу – я в этом всегда был уверен. Особенно ранний период моего творчества, где рифмовалась все больше «Жопа» и «Шляпа».
Я как-то процитировал ему старика Игаля из Губера :
Маленький,но свой житейский опыт
мне милей ума с недавних пор,
потому что поротая жопа –
самый замечательный прибор.

Но папа тогда резонно заметил, что мой зад, к сожалению, не порот – и опыта у меня нет. Ну слово за слово – и я пошел тогда в Моссад набираться опыта. И набрался...
Так вот тогда папа зазвал меня к себе на ужин. Мы ели кефаль, пили белое вино из Массандры, херес, по-моему. Я подумал, что это, наверное, первый раз мы так сидим вдвоем на берегу, папа жарит кефаль, я выбиваю пробку из бутылки – ни мамы, ни Мани, ни Додика, ни моих друзей, ни придворных- только мы вдвоем, папа Хаим и сын Сема.. Охраны, можно считать, что и нет – она залегла в кустах вместе с папиным врачом и не мешает наслаждаться жизнью.
Каждый мелех имел свою отдушину – Исаак Основатель был лентяй и сладкоежка, его сын Хаимке обожал розыгрыши, я пишу стихи. А вот мой папа – рыбак. Это про него я написал :
Шаланды, полные кефали
В Алупку Хаим приводил
И марамойчики вставали
Когда он в винный склад входил

Дальше про маму:
Курсистка Соня как то в мае,
Увидив Хаима баркас,
Ему сказала: все вас знают,
А я так вижу в пЭрвый раз

Ну а дальше все так и закрутилось:
Об этой новости неделю
Везде шумели моряки
На свадьбу Хаиму надели
Со страшным скрыпом башмаки

По нашей семейной легенде, папа в день свадьбы надел какие то особые  новые башмаки, которые ужасно скрипели, а мама шипела на него. На папином пятидесятилетии дети удивляли талантами: Додик исполнил на скрипке Страдивари что-то виртуозное, а я с Маней сбацали под гитару эту песенку, после чего воцарилось напряженное молчание – гости смотрели на папу, а он не знал, прилично ли ему смеяться, хотя даю голову на отсечение – ему понравилось. Заапплодировал Додик, вот в чем курьез, за ним – мама, и папа облегченно захлопал в ладоши, вот так...
- Так вот, Сема, ты наверно спросишь, а почему я не стал тебе помогать, как тогда Давиду ?
- Хочешь – расскажи, но это было странно...
- Что странного ? Додика я начал учить, когда ему было двенадцать, а тебе сейчас сорок четыре - из тебя уже нельзя ничего лепить, как тогда из него. Да и разные вы – Давид был умнее и тебя , и меня, но он был комнатный ребенок, философ, хахам, он жил не своей жизнью, терпел ее, но не любил. Да и характер у тебя покруче – Додик даже себе не  признался, что царство – не для него...
- Да, ты всегда любил Додика ...
- Ты уж тогда сразу добавь – больше, чем тебя... Дурак ты, Сема – детей нельзя любить больше или меньше, а вот по-разному – можно. Додик был не в меня и не в маму, я им гордился и не понимал его...
- А меня ?
- А тебя понимал, ты – такой же как я, самый обычный наглый мордатый еврей из хорошей семьи! Потому и не хотел я, чтобы ты царствовал – не будет тебе от этого счастья, как и мне нет ! Ты что бумаешь, я не был молодым, не писал стихов :
Давно в музей отправлен трон,
Не стало короля,
Но существует тот закон,
Тра-ля-ля-ля-ля-ля!
И кто с законом не знаком,
Пусть учит срочно тот закон,
Он очень важен,тот закон,
Тра-ля-ля-ля!
Повторяйте ж на дорогу
Не для кружева - словца,
А поверьте, ей же Богу,
Если все шагают в ногу -
Мост об-ру-ши-ва-ет-ся!
- Ты что думаешь, я не знаю, что если тебе дают лист бумаги в линейку – надо писать поперек ? Да, я не убежал из Крыма как ты, а терпел придури и маразм деда Абрама и целовал ручку Суламифи, но это забудется – а вот твой побег от злыдня-отца войдет во все книги...
- Я бежал не от тебя !
- Но обидился на меня.
- А ты бы не обидился ?
Папа помолчал, я разлил вина и мы выпили.
- И правильно сделал, что обидился – тебе обида пошла на пользу. И я не боюсь, что ты не справишься – характера и ума тебе хватит, да и пообтесала тебя жизнь в Моссаде – если ты построил Рувима и разобрался в делах, то и с остальным справишся.
А, папа позвал меня затем, чтобы высказать высочайшее удовольствие...
- ...так вот ты ошибаешься – я позвал тебя совсем не за этим. Ты уже царь – сколько мне осталось, Сема, и я хочу с тобой просто поговорить...
- Папа...
- Да перестань, Сема, я если и переживу эту зиму – то сильно удивлю своих врачей. Я уже пару раз был почти на том свете, но меня откачивали – чего мне бояться... Так что я хотел, сынок ?
- Поговорить со мной...
- Ну да, поговорить. Я раньше был не большой охотник до размышлений о смысле жизни, но вот что я тебе скажу – об этом не грех и подумать... Сколько мне осталось..
Я молчал...
- И вот что я подумал, сынок – мы все, кто сидим на троне Исаака Основателя, занимаем чужое место. Все, начиная с его сына Хаимке Продолжателя и заканчивая тобой, Сема. И каждый из нас писал об этом в своей «Книге нового Иерусалима». Ну да, сам Исаак – это загадка до сих пор, каждый из прочитавших про две души в одном теле и верил в это, как в сказку, и придумывал разумные основания, и считал это все выдумками мальчика из Кельна – но вот в том, что он сотворил чудо, не сомневается никто ! А мы все идем по его дороге...
Ну да, та еще дорога...
- Но я о другом.  Мы все – самые обычные, не самые умные и добрые. Самые умные, как Элия Отрекшийся или Додик править не хотят. И не правят.. Но я о другом. Ты уже продрался через записки Додика ?
- Да.
- Ну и ?
- Мудрено, но верно, я бы сказал.
- Верно то верно, но главного там нет.
-Чего же именно ?
- А вот того, почему мы не такие, как все. Если понять это, то все остальное – просто.
- И почему  же ? Не такой уж мы пример для мира, ор ле гоим, ни разу мы не нация праведников... Или ты не об этом.
- Об этом. Мы не святые, но у нас дети не мрут с голоду и нет рабов и неграмотных. И именно поэтому нам не нужны большие войны...
- Да, я читал – никакая дань побежденных не окупит наших военных расходов даже при самом благоприятном течении войны.
- И это тоже, хотя и не это главное.
- А что ?
- А то, что наше главное оружие – что мы не то, чтобы добрее тех же турок или поляков, но – цивилизованнее. Мы ушли дальше от природы, от дикости – подавляющее большинство наших евреев не смогут сами даже курице голову скрутить, а уж барашка зарезать.... И каждый такой шажок от дикости требует труда, ума и десятилетий, а каждая война легко отбрасывает нас далеко назад- мы превращаемся из ор-ле-гоим просто в самых удачных и злых гоим. Мы выиграем раз, и другой, и третий – и превратимся в новую Татарию, вернемся к запаху свежей крови, кострам в зимней степи, мужчинам, привыкшим бить морды друг другу и насиловать чужих жен и дочерей. Так вот этого нам не надо...
- Так что – не воевать, не защищаться ?
- Да нет, Сема – и воевать, и защищаться и нападать – по мере нужды. Только помнить, сколько мы платим за наши победы, Сема. Это очень тяжело – резать других людей и не превратится в злую  умную обезьяну, а уж потом – просто в злую безхвостую обезьяну, не обязательно очень умную...
Легко остаться человеком, когда ты на пороге своего дома с саблей в руках защищаешь свою семью – тут да, голос жены, глаза детей. Но вот если до этого довести -  жена и дети с большой вероятностью погибнут, равно как и их защитник – всех порежут поодиночке на пороге их домов. Вывод: убивать должны профессионалы, которых к этому готовили всю жизнь, кормили, учили, одевали. То есть убийцы за деньги, вроде профессиональных мясников, только половчее и пострашнее.
И да – это не самые теплые и приятные люди, но их немного. А еще лучше, если и вояки не примутся за дело – для этого и придумали Моссад с его костоломами и тайными убийцами. Это ведь страшная профессия, Сема, если вдуматься- убивать других людей. Но убийство убийству рознь. В армии  все благородно : полковое знамя, боевой строй, пейсы за уши, сабли наголо. А учить грамотно убивать и умирать– дело самых лучщих, умелых, в боевых шрамах... Скажи-ка, дядя, ведь не даром ? Таки не даром, вся грудь в магендовидах, если голова не в кустах.
А вот ты знаешь, как остаться человеком подсыпая яд в кофе турецкому паше или ломая на дыбе генуэзских шпионов ? Папа, ты что делал вчера ? А, ничего особенного : загонял иголки под ногти...
Ну так вот, хуже этого только наша с тобой работа, Сема.
...Папа не пережил второй зимы – врачи не обманули... Я перечитал запись этого разговора и понял, что мне надо сказать Юлику...






_________