Мой Создатель высекал меня из камня, из белоснежной глыбы итальянского мрамора.
Он сделал мне глаза, и сказал: смотри. Смотри на этот мир, мой ангел. Он открыл мне глаза, чуть приподнял уголки губ, копна волос так и осталась не проработанной, не разобранной на отдельные пряди, руки протянуты вперед, он объяснял – там, внизу будет площадь с толпой, и ты немного наклонишься к ним, ведь ты – посланник неба, ты пришел к ним не просто так… Пусть задумаются, хоть немного, иначе – зачем мне строить для них собор, зачем высекать тебя из камня?
Он часто говорил со мной, может, со скуки, может, потому что никто не хотел слушать... Как же часто я пытался ответить, но не мог – ведь я же каменный.
Он рассказывал, что по сути, не скульптор, а архитектор, но не мог доверить
меня кому-то другому; рассказывал, что я буду венчать крышу собора, в котором- вся его жизнь, его дело, его радости и печали. Он дал мне крылья, проработал на них каждое перышко, развернул их не полностью, а так, будто я только собираюсь взлететь, вот, еще миг – и буду парить.
Иллюзия. Я не могу летать, и никогда не смогу, я же из камня. Из чертовски тяжелой глыбы белого итальянского мрамора.
Можно было найти другие решения, попроще, ворчал он себе под нос, потом улыбался и добавлял: но очень уж мне хотелось, чтобы ты родился. Мне нравилось, как он улыбался, и я сам пытался улыбнуться так же, но не мог.
Все было так, как он мечтал: меня поставили над входом в собор, и я смотрел на
площадь, где туда-сюда сновали люди, изредка поглядывая вверх. Чаще всего – с
досадой. Почему?
Иногда приходил мой Творец. Поговорить. Или помолчать – по настроению. Я знаю, он
скучал по мне, и по бесконечной работе – все-таки 40 лет жизни, большая часть,
а теперь, понимаешь ли, собор достроен, можно отдохнуть.
Потом…
Толпа – это зверь, который не понимает, что творит, не понимает вообще ничего, это совсем не то, что те же люди поодиночке – впрочем, как раз тогда я и начал понимать, почему Творец говорил со мной, а не с ними. Они – люди – жгли библии и иконы, грабили соборы, в которых вчера еще молились, все бросали в огромный костер прямо на центре площади, толкали туда же священнослужителей, тех, кто сопротивлялся, били
камнями. А я стоял и смотрел. И ничего не мог поделать – я же из камня, из тяжеленной глыбы белого итальянского мрамора…
Я помню, как тащили рисунки и чертежи моего создателя, как его самого держали, пока все это бросали в огонь, как он, всегда спокойный, рвался и бил людей, с такой силой и остервенением, каких никто не ждал от старика, как он выбежал на ступени перед собором, защищая его, и кричал что-то, кричал в толпу, но без малейшего смысла – никто не слушал, никто и не мог услышать, люди ломали и жгли все, до чего только можно было добраться, обошли Творца – не тронули, стали бить витражи в окнах, утварь
вытащили еще раньше, веревками опутывали статуи святых, сбрасывали вниз, они разбивались на куски, белоснежная часть площади – прямо перед моими ногами, вся
в осколках – а я стоял и ни черта не мог поделать, какого дьявола, да, я знаю,
я каменный, но какого же все-таки дьявола?!
Они затянули одну веревку вокруг шеи, второй обвязали руки, третью продели под крылья и стали тянуть. Много-много людей. А еще такие же люди толкали сзади, с озверением, с ненавистью – откуда? Я каменный, я ничего им не сделал…
В какой-то момент я почувствовал, что отрываюсь от крыши. Земля так тянет упасть…
но прямо передо мной был мой Создатель. И я не мог, просто не мог его убить.
...Это так тяжело – расправить каменные крылья. Это так бесконечно трудно – шевельнуть веками… как векАми. Это же невозможно – тело не слушается, ни одна мышца не хочет повиноваться, их и нет, собственно, все – иллюзия, созданная мастером, но…
… Невыносимо.
И поэтому я смог. Отклониться от траектории падения, взмахнуть… Раз, другой, третий.
Площадь замерла. Страх… Почему – страх? Почему – ненависть? Почему им не стыдно, почему они не восхищаются изваянием, научившимся летать?
Почему они всегда боятся?
Я упал в трех шагах от Создателя. Крылья скололись от удара, было невыносимо больно. Почему? Я же мраморный, как я могу чувствовать боль?
Что-то случилось, пока я летел. Что-то со мной. Сколько ощущений сразу – тепло, запахи, шершавость мостовой. А площадь молчала.
Я поднялся с земли, ладонью сбивая белую пыль и каменную крошку. Люди подались
назад. Потом в газетах они напишут, что все – иллюзия, фокусы, умопомрачение, потом будут доказывать, что им почудилось, а сейчас они расходились по домам, пятились до ближайшей улочки и только потом начинали бежать, оглядываясь на ходу.
Я подошел к Создателю, и он мне улыбнулся. А я улыбнулся ему. Сколько всего
хотелось сказать… Не было времени, время утекало вместе с кровью – небольшого
осколка с крыши хватило, чтобы оборвать его жизнь. Несчастный случай, вот как это называется у людей.
Я ушел из города, и мне все равно, куда идти. В этом мире неуютно ангелам. Но я могу двигаться, могу дышать и улыбаться, могу говорить и петь – и это счастье. Жаль, крылья остались там, на мостовой – два красивых куска камня, искусно вырезанные, но сейчас не нужные. Как же все-таки радует то, что я больше не каменный...