Я так завидую непобедимому Александру, ведь у него был Гефестион. Я так завидую бесстрашному Ахиллесу, ведь у него был Патрокл.
Так сложно верить в смерть.
Интересно было бы узнать, кто же первым покончил жизнь самоубийством на нашей планете. На нашей ли? Не странники ли мы… Странники странствуют/ странное странствие. Само-убийство, само-ликвидация, последний эксперимент-над-собой. Что же заставило таинственного, забытого, инкогнито – Его добровольно уйти, само-ликвидироваться, несмотря на угрозы Бога, в которого ещё на самом деле верили….Яркой свечкой лететь в преисподнюю, поделиться огнём с Вечным Пламем, отринув милость господню и праву на жизнь право на смерть предпочтесть.
Даже человеку становится больно и трудно – когда в него не верят. Когда нас начнут отрицать и придумывать доказательства - объективные причины, почему нас, оказывается, нет, нам станет проще согласиться и сказать: «Для вас меня действительно не существует, я лишь детская сказка, поддержка убогих, костыль для слабых на ноги»…Но никто не услышит. Они не верят в голоса, в них нет места чудесам.
Но когда рядом есть – Он, твой верный – разве имеет какое-то значение – вера/неверие, поза и комплексы далёких людей…если вместе, так рядом, сидящий с улыбкой, простит тебе всё, лишь проказа предательства дружбу убьёт, вы сможете вместе побыть, только гнёт, только груз прошлых бед, он потянет на дно – всё равно, всё одно…
И зачем нам эта патетика, ведь синтетика слов так на души влияет, так и хочет сковать/спрессовать, обеднить-умалить, так непросто про дружбу забыть.
А великими сказано всё, ими сложены гимны и спеты псалмы, и что сможем мы – лишь ценить…мне твой смех, твою боль, мне тебя, мне себя, нас двоих не забыть. Столько сказано слов о мечте, столько сложено песен…чужих. Вот моя – о тебе. Мы вернёмся к началу. Я не верю, что пыл твой затих.
Но ты отрицаешь меня и хочешь уйти. Ты будешь смеяться, трепаться и строить глаза. Как странно. Ведь мы же друзья? Как языческий бог, я отвергнут, повален, сброшен, забыт. Где-то там, в глубине, под костями, так сильно болит. Но, минуя столетья забвенья, в минуты, часы, поколенья тревог, кто-то вспомнит, как звёздный певец, о том, что и сверженный всё-таки бог. Я не идол, а полон души. Ты лампаду симфонии дружбы, я прошу, не туши, не спеши, ради нас... не греши.