Дело третье. Длинные руки Моссада
Реплика на «Мегилат Эстер» с БЕШТом в (не)главной роли.
Так было и, видимо, будет:
в лихих переломов моменты
отменно чистейшие люди
к убийцам идут в референты.
Отступление первое.
Страны моей главнейшая опора —
не стройки сумасшедшего размаха,
а серая стандартная контора,
владеющая ниточками страха.
Моссад(Министерство Охраны Святых Сил Активными Действиями) – одиозный «кинжал в бархате» династии Ашкеназидов. Выделился из не менее одиозной тайной канцелярии АМАН в правление Соломона бен Хаима Первого, достиг пика известности и влияния в конце XV - середине XVIII века. Одним из наиболее одиозных преступлений Моссада несомненно является инспирированный им мятеж Зюни Хмельницкера. Как писал еще Фома Падурра : «отцом «герцога Украины» был еврей, мясник из города Хмельника в Подолии, по имени Берко, крещёный Михаилом. Поселившись в деревне Шаббатово и содержа там кабак, этот ренегат стал так ненавистен местным жителям, что те наняли крымчаков, которые увезли его вместе с сыном. Отсюда его пребывание в Крыму, указанное в биографии Зюни(Зиновия)Хмельницкера, и близкое его знакомство с иудейским миром, сыгравшее такую большую роль в его карьере».
......
В данный момент Моссад передал проведение активных мероприятий другим ведомствам и является исключительно стратегической разведкой .
Ицхак Шамир. Моссад без тайн(Москва, «Яуза», 2012)
Пролог.
В мире нет бойца смелей
Чем напуганный еврей.
Москва, 1647 год, Пасха, колокольный перезвон над Москвой. Кремль, Посольский приказ.
- Бросьте Ваши жидовские штучки, господин посол – «Срок мирного договора не истек, государь целовал крест !» Надоело, тьфу. Уж как нибудь нарушим – Б-г не выдаст, свинья, да, именно свинья, не сьест ! Мы свиней, знаете ли, не боимся, в отличие от некоторых, хе-хе. Не на бумажки пустые надо уповать, а на совесть. Но Вам такое говорить – как бисер известно перед кем метать. До-го-во-ра... На все воля Б-жья и государева, на них и уповаем, а не на мертвые словеса и трухлявые харатии. А по совести выходит, что договора с христопродавцами – грех смертный, непростимый. А что крест целовали – так то по нужде, неволею, али обманом каким. Нас, людей простых да в Б-га верующих немного труда надо, чтоб обмануть. Но знаем мы ныне, как той беде помочь, а святые отцы учат, что крестное целование понуженное нехристи вроде вас – праху подобно. И ближний боярие Борис Иванович Морозов, дядька государев, так речет – вашим порядкам более не быть. Покойный государь в память отца своего, святой памяти патриарха Филарет Никитича, мирволил вам, ну и довольно, пора и честь знать !
Думный дьяк Алмаз Иванов истово перекрестился на икону в углу. Подумал и перекрестился еще раз, задрал вверх жидкую пегую бороденку и гордо посмотрел на посла Крыма.
- Б-же ж ты мой – подумал про себя князь Лейб бен Шолом Бершадский - ну за что мне такая напасть: как выкрест, так слова не скажет, не перекрестившись и икону не поцеловав. Крещенный в 26 лет раскосый сын татарина и еврейки – а туда же: «я ррррруский и пррравославный!» Ну ты же умный, Алмаз – посмотри на себя в зеркало – на свой нос, глаза, кудри в мелкое колечко с проседью – истый псковский рязанец прямо из-под Ростова...
Алмаз Иванов, будто только сейчас услышав плывущий над Москвой колокольный звон, резко повернулся к послу тощим вертлявым задом и взасос приложился к иконе, громко чмокнул, отлипая губами от доски и опять задрал подбородок вверх, так что сидящему на лавке послу стал хорошо виден не прикрытый бородой нервно дергающийся кадык.
– Ныне я, ты это разумей, по государеву указу правлю Посольским приказом. И вашим жидовских порядков боле не быть, и слушать твои наглые жидовские речи никто не будет. И грамоты твои жидовские мне смешны, я и говорить о них не хочу, о другом речь.
Подъячий Василий Башмаков почтительно подал своему принципалу свернутый в трубку указ. Алмаз Иванов поцеловал подвешенную государеву печать, подбоченился и провозгласил :
Вот тебе, жидовин Лейба Семкин сын, указ царев:
Мы, Государь всея Великия и Малыя Алексей Михайлович велим тебе до святой Пасхи очистить Киев и всю Украину, а за Крым платить дань, кою первый хан ваш Исаак обещал предку нашему Витовту Литовскому. И недоимки заплатить за все годы с лихвой ! А в письмах писать нашего царя с полным титлом, а самому царем нигде боле не писАться, а писАться так: милостью твоей державца Крымский Семка сын Хаима челом бьет...
А я ведь привык к Москве, привык и полюбил этот странный, дикий, единственный город. Двадцать семь лет послом в одном месте– не шутка, привыкаешь, приживаешься, начинаешь любить эти дома и улицы, этих людей, этот говор. Ненавидеть и любить. Я еще застал и Филарета Никитича и Ивана Грамотина, сиживал в келье самого князя Иван Андреевича Хворостинина, видел, как рубили Лобном месте голову боярину Шеину – и все псу под хвост ! Стар я стал, пора на покой, но уж пощечиной я его награжу...
Князь Лейб бен Шолом Бершадский бесцеремонно прервал витиеватую речь думного дьяка изрядной пощечиной.
- Ты говори, да не заговаривайся, холоп – имя Мелеха моего произноси полностью и без умаления. Ты, что - забыл, что не только поляки Москву жгли ? Забыл, где теперь ваша «Шапка Мономаха ?» Так я тебе напомню, хамское отродье, что это мой прапрадед, буджакский хан Давид-Гирш по приказу прапрадеда моего повелителя, мелеха Крыма Соломона бен Хаима(тоже моего родственника, но по женской линии) уже сжег один раз этот город. Забыл, что что моего государя тоже зовут Соломон бен Хаим? Если забылось уже, как Москва горит – можем повторить. Так и передай своему сопляку-господину, смерд, горите вы все огнем в аду !
Б-г мой, как я обмосковился - я уже и говорю, как они, и думаю, наверное, тоже. Хорошо хоть «сопляк» произнес только про себя. Воевать он захотел, так я и поверил – просто повторяет за своим дядькой, зловредным Морозовым.
Так брать мне эту поганую грамоту или нет ? Пожалуй возьму, после данной мною этому Алмазу пощечины можно. Как – никак ультиматум, почти обьявление войны, не хвост собачий. Хотя тольку-то ? Московские войска уже наверняка готовятся перейти границу, а отсрочка – это чтобы они успели по весне собраться и дойти до наших границ. Война, адоним, война, которую я прозевал.
Ночью того же дня огромное Крымское подворье на Ордынке запылало с четырех сторон. Кого на Москве удивишь пожаром ? А если двери и ставни были заблаговременно забиты досками и приперты бревнами ? Тоже не удивил ? Но вот, спасибо московскому разгильдяйству, как всегда, заколотили не все и кое-как – посольские успели повыскакивать во двор, хоть многие были только в исподнем. Здоровенные охранники-гиборим с пистолетами стояли возле выброшенного из окна окованного железом сундука с секретными бумагами, а прочие посольские суетливо и неумело таскали воду из Москвы-реки – тушили пожар как могли. Могли оно так себе, если честно. А соседей, кинувшихся по привычке помогать на пожаре, уже довольно вразумили стрельцы Стремянного полка и желаюших помочь больше не было.
Старика-посла трясло от злости не на шутку – лицо красное, на дрожащих молочно-белых руках ярко проявились старческие пятна пигмента. Лейба Бершадский размахивал руками, как в охотном ряду, кричал на посольских, хватал за грудки стрельцов из охраны – вел себя глупо и непотребно, как не смотри, а особенно на глазах самого Государя- ни благодарности, ни почтения – сколько волка не корми...
А ведь это сам Алексей Михайлович изволил приехать смотреть пожар у нехристей: важно сидел на на старом смирном коне и увлеченно слушал пояснения вельми набожного постельничьего Федьки Ртищева, степенно рекшего о Б-жей каре, наконец-то постигшей христопродавцев – эвона как суетятся, истинно как тараканы – нет в них истинной веры, дающей силы не роптать, а с благодарностью покорно принять кару Г-сподню.
Государь, как всегда, с удовольствием смотрел пожар, смеялся над забавными ужимками погорельцев. Посол делал вид, что не заметил государя, и, невежа этакий, нарочно повернулся к нему спиной. Спиной к царю, да батогов бы ему за такое !
-Гордыня, гордыня то какова у нехристи, эка бесы его одолели. Нет в нем напрочь христианского смирения и доброты, верно Федька речет ! И почто они таковые нужны в нашем третьем-то Риме ?
Горело хорошо, языки пламени весело поедали дерево и бумагу..
А Моисей Герцоговер как раз успел вернутся из Коломны. А старик Бершадский тоже успел – его последнее письмо, грамота московского царя и еще несколько бумаг уже ушли за два часа до пожара с конной эстафетой в Крым – и не остановить, ищи-свищи гонца в поле.
Моисей Соломонович близоруко прищурился. Морозова вроде не было. Кроме Ртищева он узнал князей Трубецкого и Хованского, бояр Милословского и Зюзина, окольничьего Хитрово – для простого торговца скобяным товаром у него была слишком хорошая, профессионально тренированная память...