Первый эшелон.
Мы частенько переезжали с места на место, отец был военным, но врезался в память со всеми подробностями переезд в теплушке, в составе воинского эшелона. Отца с нами не было, да отцов вообще не было ни с кем, только матери с детьми. Я хорошо помню, как лежали с братом на втором этаже нар и глазели в узенькое окошечко, которое мама, на всякий случай, перетянула крест-накрест проволокой.
Состав на перегонах бежал быстро, теплушку сильно раскачивало и под убаюкивающий перестук колёс так сладко спалось. А снилось, что мы солдаты и едем на фронт бить фашистов. Интересно, а хоть кто-нибудь видел себя во сне? Я вот во сне себя ни разу не видел. Понимаю как-то, что это я, но ведь не вижу!
На остановках мама, а иногда соседка по нарам, мать совсем маленькой девчонки, убегали на станцию за кипятком, впрочем туда устремлялись очень многие, а потом начиналось всеобщее чаепитие : банки, вместо заварочных чайников, и сахар вприкуску, рафинад кололи специальными щипчиками на мелкие кусочки и ... Тогда вспоминалась, не очень понятная раньше, присказка отца:
- Бак якши, Советска власть - каждый станций кипяток бесплатно!
Ели консервы, холодную кашу, которую мама чуть-чуть подогревала, поставив алюминиевую миску на огромный чайник с кипятком, сухари, был и хлеб, но казалось, что сухари - это более по-фронтовому и мы грызли их не размачивая.
Однажды перегон был особенно длинным, а женщин рванувшихся было на станцию предупредили, что эшелон в пере формировку не попал и может быть отправлен в любой момент. Солдатам, что ехали в таких же теплушках, понесли в вещмешках хлеб и тушёнку, которые вдруг (все рты по открывали) полетели из соседних вагонов под откос под громкие крики и улюлюканье. Забегал вдоль состава молоденький лейтенант, стремясь перекрыть гогот и мат и объяснить, что перед перегоном не успели набрать воды, а потому не приготовили обед. Но тщетно. Он не успокаивал, а кажется наоборот подогревал конфликт, вокруг него начали собираться недовольные солдаты. Тогда мама и тётя Дуся, наша будущая соседка по квартире, протиснулись в этот круг к лейтенанту. Что они кричали сначала разобрать было не возможно, но потом, уже в наступившей внезапно тишине, чётко прозвучал мамин голос:
- На ребятню посмотрите, "защитнички", консервы не лезут - значит не голодные! Сейчас же соберите весь хлеб, до крошки!
И собрали всё, ещё до прихода других офицеров и особиста, последнего я знал, жил на базе по соседству.
А вскоре мы приехали. Некоторых отцы ждали на станции, за некоторыми приехали очень скоро, а мы всё сидели с братом на чемоданах, прижавшись друг к другу под маминой кофтой. Есть хотелось жутко, но брат сказал, чтобы я помалкивал в тряпочку. Отец появился неожиданно, приобнял нас, повернулся к маме и сказал всего одно слово:
- Полёты.
Ехали не долго. Заехали во двор... да, это был Шадринск, улица Розы Люксембург семнадцать, три дома : купца, управляющего и прислуги. Комната была небольшая, поделённая на две части огромной русской печью, за которой и плакала навзрыд мама и "гудел" отец, успокаивая её.
Потом отец вышел и сказал :
- Так, мужики, мама приболела, ужинать будем по-фронтовому.
Разрезал на четыре части осьмушку хлеба, положил на каждый кусок горохового концентрата из вскрытой банки, посолил, налил в четыре кружки кипяток, а к лампочке, что висела на потолке без абажура, привязал на нитке маленький кусочек рафинада со словами:
- Чай вприглядку. На ужин двадцать минут и отбой.
Спали на полу на солдатских матрасах, лично я без сновидений. Проснулся от запаха гречневой каши, что "упревала" в русской печи. После завтрака мама сказала, что вчера в привокзальной суматохе у неё украли сумку с продуктами и деньгами.
До сих пор мне кажется, что тот "чай" вприглядку всё-таки был немножечко сладким.
PS. Да, чуть не забыл, отец, частенько это было, провожая или оставляя нас, целовал всех, маму последней, со словами: "Дети, документы, деньги..."