Тоня считала себя недобрым человеком. Животных она делила на «съедобных», «нужных» и «бесполезных». Над бездомной псинкой под дождем не плакала, лишь краюху хлеба могла ей отломить. Передачи по телевизору про очередные возмутительные происшествия выключала. Соседские горести и болезни сильно не волновали ее. В трудные годы, когда молода была, когда горе навалило, тоже никто не помог: «Вот потому и одеревенело сердце мое!»
Тоня не была одинока. Семью свою любила, дорожила. Любому злопыхателю рот закрывала. Даже когда муж запил сильно, соседок – сплетниц одергивала резко: «Муж мой, мне и узывать! А вы не смейте, горло перегрызу!» Побаивались ее в гневе соседушки.
Живность, которая дома обитала, была ухожена. Кот лоснился, отсыпаясь на спинке дивана. Но знал, лежебока, что если мышка заведется, веника не миновать. Поэтому менял сереньких на оладьи. Аккуратненько обгрызал ушки и хвостики, и под ноги Тоне подсовывал, что бы увидела и сладенького предложила. Нравилась выпечка усатому. Запретом для кота были постели и покрывала. Коль нарушал пушистый, тут же становился летчиком – испытателем. Иногда лапы и хвост не помогали, когда в колючие кусты приземлялся. А если все мирно было, по правилам, то и на коленях у хозяйки мог полежать. Та его и погладит, и за ушком почешет.
Пса дворового Тоня умным считала. Зазря не брехал. Если видел тот, что хозяева с гостем по - мирному, в будку уходил и засыпал. А если кто чужой, пес такой шум поднимал! Да, и с цепи легко сорваться мог. Тогда только ноги недруга спасут. Пес Тоню понимал. Если «хлеб» говорила – хвостом вилял, коли «тапочек» - сразу в будку прятался. Семнадцатый год пошел кобелю, старичок.
Дочке два года было, когда щенком он во дворе появился. Мама его, сука породистая, по недосмотру хозяев, с дворнягой погуляла, вот щенят за «так» и раздавали. Тоня и взяла беленького с черными пятнышками детинку. Не баловала, и не обижала малыша. Пес чудной оказался. Молодым забор, дверь на кухне погрыз, саженцы деревьев до корня обглодал. В огороде кабачки и огурцы поедал. Тоня посмеивалась – дитя. А в год на цепь посадила. Все, вырос. Пора за работу приниматься, двор сторожить.
«Чудинка» у ее собаки так и осталась. Любил пес, в летнюю жару арбузом полакомиться, особенно прохладным, из холодильника. Виноград темный, винный не ел. А вот крупный, белый, обожал. Орехи щелкал, а ядрышки аккуратненько выбирал. Ну, орехи все собаки здешние ели. Улица ими засажена. Такая ореховая аллея.
Была бы ее воля, не держала бы Тоня на подворье живность. Но супруг ее, бросивший вовсе выпивать, завел птицу. Держап муж и огромных «брам» и маленьких «китайских карликовых» перепелов. У них птенчики чуть больше шмеля! Недавно «индийского бегунка», утку смешную, привез. Кряква эта как пингвин, вертикально, ходит. Есть в хозяйстве и обыкновенные куры и утки, кролики.
Уверенна Тоня – завел живность, надо ухаживать! Вот и кормила, поила, чистила исправно. Чуть проклюнувшейся травкой, весной угощала. Осенью, на комбайне кухонном, яблоки, груши, кабачки измельчала. Детвора соседская все лето бегала смотреть тот зоопарк. Рядом дома – высотки стоят. В городе живут все же, не в деревне.
Тоня в огороде своем вместо овощей цветник развела. Цветы очень любила. Да и места маловато. Застроен участок сараями, гаражом, курятниками. Растут у нее цветы даже такие, которые другие сорняками зовут. Только снег сойдет, а у нее и желтенькие и голубые звездочки на клумбе сияют. А потом ирис полевой зацветает! Красота! Муж только посмеивается: «Дарить не надо!» А сам всё семена покупал и Тоне отдавал. Ему тоже в радость красота разноцветочная.
Во дворе у Тони плодовые деревья и кустарники тоже расли. Но и их женщина посадила по – расчету, что бы цвели красиво. Только весна на порог, любо – дорого смотреть! Первыми зацветали абрикосы. Их несколько. Есть ранние, есть поздние сорта. Почти месяц цвели. Аромат – волшебный! Затем вишни – «майки», черешня в белый наряд одевались. А рядом персик, ярко – розовый, нежился! У забора калина большими соцветиями кивала желтым цветкам смородины.
Чуть попозже рябина черноплодная цветочки показывала, и яблоня зацветала. Благородное дерево! Красиво лепестки раскрывало, а затем с достоинством медленно роняло…
Только больше всего любила Тоня айву. Пес, бестолковый, по молодости, сгрыз ее до земли. Поэтому и не дерево это вовсе, а куст с пятью стволами. Кора гладкая, серовато – бежевая, теплая. Нравилось Тоне ее гладить. Весной айва позже всех в наряд одевалась. Цветы большие, розоватые, словно свечи на ветвях стояли. Аромат нежный, ласковый. Пока бутоны в силу войдут, распустятся, листики мохнатые, словно цыплятки пушистые, появятся. Смотрела на это дерево Тоня, наглядеться не могла. Спокойствие и радость в сердце входили. А здесь и сирень зацветала, своими лиловыми и фиолетовыми оттенками айву обрамляла. Красота, дух захватывает!
На фоне этой айвы фотографировалась семья. Цвет листвы яркий, насыщенный, темно – зеленый. Тут и бабушкин последний портрет сделан, и отца, так рано из жизни ушедшего. Здесь и дочка, когда на последний школьный звонок собралась, фотографировалась. Фоном айва послужила для родственников и друзей, когда на память «щелкались», в день совершеннолетия девочки любимой. А вот Тоню рядом с любимой айвой никто снять не догадался. А жаль! Может в этом году получится? Уже март на излете. А там опять зацветет айва - волшебница!