Любовь Маяковского к Татьяне Яковлевой (Олег Самсонов 3) / Проза.ру

            Т а т ь я н а Я к о в л е в а
            (кинорассказ №5)

   Мы в зале замка Ла Фезандри в тихом уголке Сен-Жерменского леса под Парижем. Собралось много гостей из французской художественной богемы, русской эмиграции, парижской золотой молодежи. В ожидании ужина образовались кружки. В одном из них эмигранты из России говорят о Маяковском.
   – Господа, слышали новость? Среди нас, в этом зале, известный поэт советской России Маяковский.
   – Разве этим сейчас кого удивишь? Сколько их побывало оттуда в этом зале. Илья Эренбург, Исаак Бабель, Михаил Кольцов. А сколько еще других, пониже рангом? Всех разве упомнишь.
   – Это да. Но Маяковский… это, я вам скажу, другое дело. Это фигура.
   – Где вы увидели в нем фигуру? Популист. Кричит, выдумывает кривые слова.
   – К тому же еще грубиян. И грубиян, я бы сказал, вселенского масштаба. Нагличает не с отдельными личностями, а с эпохой, с Богом.
   – Господа, я слышал, он дворянин. А послушаешь его – большевик! Так распинаться за советскую власть!
   – Никакой он не большевик. Солитер. Присосался к советской власти – и сосет. А денег у него – куры не клюют. Гуляет себе по Парижу и швыряет, швыряет ими. А еще говорят, у них там кто не работает, тот не ест.
   – Все говорят талант, гений. Помилуйте, какой же это талант? Рваные строчки, рваные мысли. Выдумывает черти что. Не стихи, а какие-то лесенки, по одному слову на строчку. И заколачивает, заколачивает деньги за эти самые строчки. Это сколько можно так заработать!
   – Господа, не все так просто. В лице таких, как он, к нам сюда шлют советский десант. Нам хотят сказать: «Посмотрите, как при советской власти живут творческие люди. Возвращайтесь, и вы будете так жить».
   – А вернешься – тебя сразу в кутузку.
   – Граф Алексей Толстой вернулся – и ничего, процветает.
   – Да, дилемма.
   В зал входит девушка, которая обращает на себя внимание всех. Она направляется к Эльзе и Маяковскому.
   – А вот и Танюша,– говорит Эльза, когда она к ним подходит. – Знакомьтесь… Танюша, это Владимир Владимирович Маяковский.
   – Я знаю все ваши стихи,– обращается Татьяна к поэту.
   – Позвольте вас оставить ненадолго,– говорит Эльза и удаляется. Оба хорошо знают, что она не вернется больше, и делают вид, что не замечают ее ухода.
   Эльза ушла. А Маяковский, славившийся уменьем находиться в самых безнадежных ситуациях, на этот раз не знает, как начать разговор. Удивленная Татьяна уже посматривает на него укоризненно. А он все стоит и молчит.
   – Что это с ним? Так и будет молчать все время! – думает девушка.
   Делать нечего. Приходится ей начинать самой.
   – Прохладно здесь как-то,– говорит она, кутаясь в накинутый на шелковое платье мех.
   Эти слова действуют на него как призывный сигнал горна. Куда только девается его стеснительность! Он поспешно сбрасывает ее с себя, как ненужную одежду, и бросается в атаку.
   – А давайте не ждать ужина, – предлагает он девушке, произведшей на него сильное впечатление. – Уйдемте не прощаясь. По-английски. Сен-Жерменский лес ночью это же ж сказка Пушкина! Очень хочется походить с вами, поразговаривать.
   Очень не понравилось Татьяне такое начало. То молчал, а то… Нет, если дело так дальше пойдет… Его определенно надо попридержать.
   –А что, вы всех вот так сразу приглашаете ночью в лес? – спрашивает она у него.
   Маяковский мысленно ударяет себя по лбу.
   – Болван! Ну, разве так можно сразу? Ни с того ни с сего, – думает он.
   Удрученный вид Маяковского Татьяну трогает, и она решает его простить… для первого раза. Она смотрит на него весело. А глаза говорят: да! ну, конечно же, да! Видя это, Маяковский снова приободряется.
   – Ну и как же я вам должна ответить? – бросает она ему палочку-выручалочку.
Маяковский тут же ее подхватывает:
   – Согласиться, конечно! А я уж не подведу вас. Буду нежен как облако. Обещаю вам!
   – О вас так много говорят и пишут. В газетах вы герой разных историй. И в них вы отнюдь не облако.
   – Не верьте! Сплетни все это. Сколько крови они мне попортили! Если б вы знали… Когда я был молод, они бесили меня. А сейчас только раздражают. Но в данный момент я о них и не думаю. Как заставить вас мне поверить? Вот вопрос, который больше всего меня волнует. Не доказывать же мне, в самом деле, что я хороший?
   – Вот сейчас, пожалуй, можно и согласиться, – думает девушка и говорит вслух:
   – Вам не надо ничего доказывать. Я согласна с вами прогуляться по лесу.
   – Вы согласились? Не ожидал. Но мне нравится это. Я видел девиц красивей. И стройнее девиц я видал. Но ни одна из них в подметки вам не годится. А знаете, почему? Ломаки! Сейчас бы притворно испугались. Ночью? В лес?! Какой ужас! А вы своя. Смелая.
   – Что вы! Я трусиха.
   Комплимент Маяковского показался Татьяне сомнительным:
   – На что это он намекает? – чувствуя, что сделала промашку, размышляет она. – Хвалит, а сам, небось, осуждает: с первого же раза согласилась ночью идти в лес!.. Да, пожалуй, я погорячилась. Но как объяснить мне ему мое согласие, чтоб он не подумал ничего дурного? Не рассказывать же ему, в самом деле, что в свое время моя мать была в него влюблена, и что это сейчас дразнит мое воображение. Подогревает мое желание узнать его ближе. Этого я ему, конечно, не расскажу. Не дождется. И потом: «Я видал девиц красивей!» Так заявить мне, которую все находят неотразимой? Сроду мне никто так не говорил… Впредь буду с ним осторожней. И она говорит, тщательно выбирая слова:
   – А согласилась я потому, что мне хочется поскорее уйти отсюда. Я сегодня весь день сидела дома над шляпкой. Я модельер. – Она одаривает его очаровательной улыбкой. – Прогулка для меня сейчас просто необходима.
   – Тогда – чего ж мы стоим? В путь! Уверяю вас, вы не раскаетесь. Я буду вам рассказывать смешные истории. А когда вам надоест смеяться, мы обратимся к Небу. Будем гадать по Звездам. Если б я поэтом не был, я бы стал бы звездочетом. Честное слово.
   Маяковский пропускает Татьяну вперед. А сам следует за ней,    зорко следя, чтобы никто не тронул, не задел его драгоценность. Так они идут – прекрасная пара: оба высокие, ладно скроенные. Приятно было смотреть на двух людей, над которыми природа
хорошо потрудилась.

   Маяковский усаживает Татьяну в такси. Садится с ней рядом на заднем сидении. Держа ее руку в своей, говорит:
   – Пока мы бродили по Сен-Жерменскому лесу, какие только чувства ни волновали мое сердце! Я все время боялся вас чем-нибудь оскорбить. Боялся, что вы обидитесь и уйдете… А я про вас уже и стихи сочинять стал – в уме:
            – Если скажешь, что не надо,
            не ворвусь грозиться на дом,
            губ насильно не помну.
Ну, как? Нравится? Мне кажется, хорошие стихи получиться могут. А это верный признак того, что я влюблен.
   – Никак не могу согреться!– говорит Татьяна, прижимая к себе плотнее меховую накидку. Она хочет переменить тему. Она не ханжа, но как он смеет вот так сразу (в первый же вечер!) говорить ей о любви! Она порядочная девушка! Хотя, надо признаться, он ей не безразличен. Совсем не безразличен.
   Маяковский снимает с себя пальто и укутывает им ноги Татьяны. Татьяна не протестует. Но она начеку.
   Такси мчится по ночному Парижу.
   – Огней, огней-то! – восторгается Маяковский. – Вы посмотрите только! Красота какая! Но у нас в Москве лучше. Едемте со мной в Москву! Серьезно. Едемте! Я вам достану визу. Хотите? – В отношениях с женщинами Маяковский ставил на карту все. Действовал напористо и стремительно. И ничто его уже не могло удержать.
   – Не слишком ли мало знакомы мы для подобных предложений? – обескураженная таким натиском, пытается выставить хоть какую-то оборону на его пути русская красавица. Шарм Маяковского начинал на нее понемногу действовать.
   – Нет! Я вас знаю давно. Я давно ищу такую, как вы, длинноногую. Ростом вровень со мной.
            – Ты одна мне ростом вровень,
            Стань же рядом с бровью брови –
читает он тут же возникшие на волне влюбленности строки и снова бросается в атаку. Он чувствует, что на верном пути. Еще немного – и крепость будет взята.
   – Остановитесь здесь! – приказывает Татьяна шоферу. Подвергшаяся натиску Маяковского, пригретая его пальто, она чувствует, что держать оборону она скоро будет не в силах, и решает принять свои меры. – Мы уже почти приехали.
   – Владимир Владимирович, а как быть с вашей женой? Она ведь ждет вас в Москве,– говорит рассудительная Татьяна, снова взявшая ситуацию под контроль, когда они вышли из машины.
   – С Лилей мы давно уже не живем. Как муж и жена. Это я и в стихе зафиксировал: «Вот и любви пришел каюк, дорогой Владим Владимыч». Представляете, дурацкая ситуация: я и с ней уже не могу и без нее не могу. Так и живем втроем: я, Лиля и Ося. И еще собака Щеник.
   – Зачем же вы согласились жить втроем?
   – Я многим обязан Брикам. Ося очень помог мне в первое время. Когда я написал поэму «Облако в штанах» и никто не хотел издать ее, Ося издал ее на свои деньги. То же самое вышло и со второй поэмой. Сейчас мы спаяны одной идеей: делаем «левое искусство». Издаем журнал левого фронта – «Леф». Каждый делает свое дело. Но вместе. Друг за друга стоим горой. Мы необходимы друг другу. – Маяковский останавливается и говорит тихо, как бы самому себе. – А может быть, я продолжаю такую жизнь, потому что с ними я чувствую себя в безопасности. Многие проблемы с ними исчезают сами собой. У них много влиятельных друзей…
   Татьяна решила пропустить мимо ушей его исповедь. Какое она имеют значение, если он уже не любит Лилю. Пускай думает, что не может без нее жить. Сможет! И она начала развивать тему: «Вот и любви пришел каюк…»
   – Я знаю это ваше стихотворение, строчку из которого вы процитировали. Там есть и такая строка: «Шкурой – ревности медведь лежит когтист». Медведь ревности убит. А где нет ревности, там нет и любви, – заключает она.
   – Умница! Я же говорю, мы замечательная пара…
   – Вот мы и пришли,– говорит Татьяна, когда они подошли к парадной двери ее дома.
   И тут произошло то, чего она никак не могла ожидать. К ее удивлению Маяковский становится на колени.
   – Глупо нам расставаться. Выходите за меня замуж! – говорит он, запрокинув голову и смотря на нее снизу вверх. Это он-то? ростом в сажень!
   Татьяна смутилась. Вид стоящего на коленях, по сути дела на улице, солидного, хорошо одетого мужчины привел ее в замешательство. Уже рассвело, и на улице попадались прохожие.
   – Встаньте! – строго сказала она.
   – Тата! Я жду, что вы скажете…
   – Что я скажу? – Татьяна загадочно улыбается.– Скажу, что мне пора домой. Утро вечера мудренее. Если вы не забудете, о чем мы здесь с вами говорили, мы еще вернемся к этому разговору.
   – Но имейте в виду, вы видите пожар сердца только в самом начале. То ли будет еще! Завтра я вам покажу ваш стих. Я напишу его за ночь! Я буду читать его здесь, в Париже, публично. Пусть знают все, что ко мне пришла настоящая любовь! Такая любовь, которую Маяковский еще не знал!
   – До завтра.
   – До завтра! Пусть вам присниться сон о том, как я вас беру на руки и увожу в Москву!
   Когда затворилась за Татьяной парадная дверь, Маяковский остался стоять на месте. Он стоял и смотрел на темные окна дома. Но вот загорелся свет в Татьяниной комнате. Он знал, что сейчас она в квартире одна. И у него возникло жгучее желание бежать к ней. Он уже рванулся и сделал несколько шагов, но сумел во время сдержать себя. Остановился.
Как-то сами собой пришли на ум строки:
            – Если скажешь, что не надо,
            не ворвусь грозиться на дом,
            губ насильно не помну.
Он еще раз посмотрел на светящиеся окна Татьяниной комнаты и медленно пошел по направлению к гостинице.

   Мы снова в номере Маяковского. Он говорит по телефону.
   – Это оранжерея?.. Вы бы не могли принять заказ? Нет, не на сегодня. И не на завтра. Я хочу сделать заказ на длительный срок. Может быть, на полгода. Вы не удивляйтесь, мадам. Деньги у меня есть. Я все оплачу вперед. Я хочу, чтобы каждое воскресение свежие цветы доставлялись одной даме… Нет, точного адреса ее я не знаю. Я вам завтра сообщу… Да, вот еще что. К цветам должно быть приложено четверостишие. Записывайте:
            – Мы посылаем розы вам,
            чтоб жизнь казалась в цвете розовом.
            Увянут розы… а затем мы
            к стопам повергнем хризантемы.
И подпись: «Маркиз В.М.»… Меня долго не будет, так что вы проследите, пожалуйста, чтобы все было выполнено в точности. Adiu, мадам.

            (Продолжение следует.)