Обмен или серу на яйца
Осенью жить было сносно. Какая-никакая родилась картошка. И брюквы вдоволь росло, и моркови. Запасов хватало до середины зимы. А потом – голод.
Поэтому Настасья, у которой на руках было трое малолетних детей да старуха-свекровь в придачу, с осени срезала кожуру со всего, с чего можно было срезать: с картофеля, брюквы, морковки, репки. Затем насыпала кожуру тоненьким слоем на лист и сушила в духовке. Сушила и крапиву, и лебеду, лист смородины и корни иван-чая. Ссыпала высушенные травы и корни в полотняные мешочки и прятала до весны. Те крохи продуктов, которые выдавались на трудодни, съедались немедленно в день выдачи.
Шёл второй год войны. Всех мужиков в деревне забрали на войну, все женщины отрабатывали трудодни в колхозе, где на учёте был каждый колосок пшеницы, каждая картофелина, каждая горошина. Спасали от голода боны – плата за намытое золото. На боны давали хлеб, но намыть золото можно было только в выходные, а они бывали очень редко, и не каждый такой поход венчался успехом. Чаще на золото деревенские ходили впустую.
Муж Настасьи, Иван, и его брат Андрей, как и все деревенские мужики под сорок лет, были в первый год войны мобилизованы в армию. Они стояли в резервной части под Читой.
В окно постучали…
Настасья выглянула, и кинулась к двери: мужики!
- Отпустили на три дня, - на немой вопрос жены ответил Иван.
- Корми!
Настасья засуетилась, вытащила из заветного угла припрятанный мешочек и высыпала на стол его содержимое.
Ребятишки с разных углов следили за действиями матери, вчера она сказала им, что съели последние запасы.
Иван, скривившись от внутренней душевной боли, кивнул Андрею:
- Спать пойдём. Завтра что-нибудь придумаем.
Они прошли в дальний угол избы и завалились на кровати, бросив ребятишкам:
- Налетайте!
Приглашение повторять не требовалось.
Ребятишки кинулись к столу и стали с жадностью, почти не разжёвывая, уплетать последние запасы матери.
Утром мужики, пошвыркав кипятка со смородиной, собрав мешки, ушли в таёжную падь. Вернулись они вечером с полными котомками пахучей лиственничной коры.
Настасья растопила печь, быстренько принесла котелки и приспособления для варки серы. Всю ночь в доме от печи шёл пряный душистый запах серы. Она получилась золотистая, красивая и пахучая лесным ароматом хвои.
Нарезав и высушив серу комочками, утром мужики отправились в соседнюю деревню на базар.
На базаре можно было купить и хлеб, и картошку, и мёд, и яйца. Но сначала надо было продать серу.
Робко выкрикивая:
- Сера! Лиственничная сера! – мужики битый час без пользы проходили между рядами рынка.
На базаре больше всего продавалось молока и яиц, но покупателей на этот товар не было.
Иван, хитро подмигнув брату, красивым баритоном запел:
- Серу на яйца! Серу на яйца! Серу на яйца!
Если первый раз ударение он ставил на первом слоге, то к концу своего пения ударение смещалось на второй слог.
Толпа в недоумении обращала взоры на мужиков. Потом хохотала. Потом приценивалась. Потом меняла яйца и молоко на серу.
Иван и Андрей выпивали молоко тут же, не отходя от обменного пункта, а яйца собирали в коробку.
Пройдя несколько деревень в округе, где их уже встречали пением «серу на яйца», мужики обменяли все свои запасы серы, набрав более сотни яиц.
Они вернулись домой к вечеру третьего отпускного дня, отдали коробку с яйцами Настасье, поделились рассказом о продаже серы, наскоро поцеловали ребятишек и побежали к центру, откуда в город уходила попутка.
Настасья поменяла часть яиц на сухари, часть на муку, из которой почти месяц заваривала похлёбку, пока не выросла новая крапива, не пошёл полевой чеснок и не завязалась в поле сарана.
Заваривая мучную похлёбку, она выводила звонким голосом на всю избу:
- Серу на яйца! Серу на яйца! Серу на яйца!
И улыбалась.
21.03.2012