Пока они неторопливо завтракали жареным мясом вепря, овечьим сыром, салатом латук в оливковом масле, запивая всё красным, кисловатым вином, Ахисар коротко поведал о намечающихся встречах Соломона на этот день, с послами хурритского государства Митанни, заключении лекарей о причине смерти Таили. Яд оказался настолько редким, что противоядие никому неизвестно.
Обещали искать, расспрашивая по стойбищам старейшин племен всех колен Израилевых. Зачастую старейшины являлись единственными лекарями в своих племенах. Их многолетний опыт позволял лечить соплеменников, пользовать травами, смесями различных компонентов, от обезьяньего кала, печени летучей мыши до корней и соцветий экзотических растений, а при необходимости устраняли своих врагов известными и уже проверенными ядами.
После завтрака Соломон дал Ахисару и Завуфу несколько неотложных поручений и отослал их, а сам поспешил в книгохранилище, предвкушая приятную тяжесть глиняных табличек с заманчивым содержанием, ломкий хруст ветхих папирусов на деревянных держателях.
Самые ценные и интересные манускрипты отдавал писцам на переписку, чтобы сохранить на долгие годы, если оригинал почему-то затеряется, как уже много раз было. Подозревал воровство, но за руку никого не смог поймать. Часто сам делал занимательные выписки, комментарии к ним, записывал свои мысли. Египтяне не зря назвали своё большое книгохранилище «Дом Жизни».
Свитки давали не только знание, но и ценную возможность для читающего человека — общение с единомышленниками в любое время дня и ночи. Но, увидев лежащую на дороге мертвую мышь, вдруг вспомнил о больной Ревекке и повернул к гарему, с огорчением подумав, что жены отнимают у него непозволительно много времени. Вот уже, который день он не может вырваться в книгохранилище и забыться в чудесном мире знания и волшебных легенд.
Во дворце гарема, у торца здания с входом в подвал, стояла непривычная суматоха. Рабыни, весело перекрикиваясь, разгружали ослов, носили кувшины с вином, корзины с продуктами на кухню и в кладовую. Ависага деловито и строго покрикивала, направляя рабынь в нужную сторону, ей даже некогда было подойти к мужу. Она лишь улыбнулась и помахала рукой, понимая, что Соломон пришел не по её душу.
Толстяк Арод, заискивающий перед Ависагой, увидев подошедшего нахмуренного царя, мешковато упал на землю, ткнувшись плешивой головой в желтый песок.
— Прости, милосердный царь, мою невольную глупость! Не корысти ради, придерживал продукты и дорогие вина. Бен-Хесед, которому принадлежит Соко и вся земля Хефер, недостаточно присылает продуктов, говоря, что у него неурожай. Случилась засуха. А у Ханиила не допросишься золота на покупку добавочных продуктов. Я тебе об этом уже докладывал. Помилуй, царь.
— Не у него одного — засуха. И не меня проси о прощении, а моих долготерпеливых жен, которых ты так нерасчетливо обделил. Простят ли они? Нет — сошлю на дальние рудники, и кормить запрещу. Полгода проживешь на своих подкожных жировых запасах. А сейчас обеспечь моих жен и наложниц всем необходимым. Через день лично мне доложишь со списком в руках, какие продукты поставил, и какие привезешь потом, и когда. Отныне сам стану тебя проверять, куда девается выделяемое мной золото? Не цените вы хорошее отношение. Вам любы плетка и крики с угрозами. Тогда вы сама покорность, и всё выполняете вовремя. Не советую ещё раз сердить меня, — открытого неба не увидишь.
Из темного проема двери дворца гарема вышла печальная Ифамарь в черной галабее, покорно склонилась перед Соломоном, который поднялся к ней по высоким ступенькам.
— Проводи к Ревекке. Как она? Хорошо ли спала?
Ифамарь промолчала, словно не расслышала вопрос. Шла впереди по коридору, показывая путь.
Заметно погрузнела в свои тридцать семь лет, с грустью подумал о жене Соломон. Уже нет былой стремительности в движениях. Если бы не румяна и белила на полных щеках, то немногим бы отличалась от других, рано постаревших женщин из-за частых родов. Впервые он её познал двадцать три года тому назад, через год после возвращения из Египта, когда царство было только обещанным, но не вероятным. Они об этом тогда старались не говорить и не думать, чтобы не донесли, — царь Давид был ещё крепок и чрезвычайно подозрителен ко всем, кто мог претендовать на престол. Поэтому Соломон успешно создавал видимость, что его не интересует власть, придворные интриги, а лишь только молодая жена, дочь священника Садока.
Они страстно и нежно любили друг друга. За прошедшие года Ифамарь родила на родильных камнях пять сыновей и шесть дочерей, одиннадцать последов закопано у дверного порога. Но в живых осталось только два сына — Рисий и Ваалимаф, и четыре дочери, остальные умерли в раннем детстве. Равнодушный Малхамовес не делал различия между детьми бедняков и детьми царя, отправляя их в шеол . Это вызывало неприятные и горькие мысли о Всевышнем, Его отношении к царям и людям вообще, — мог бы сделать поблажку семье своего помазанника.
Дочери, едва им перевалило за четырнадцать лет, вышли замуж за важных чиновников, именитых военачальников, и разъехались по разным городам царства, где родили ему девятнадцать внуков и внучек. От других жен меньше потомства. Занятно, Ифамарь давно уже бабушка, но в любовной игре неистощима на выдумки и ненасытна. Может быть, потому что он не часто останавливает свой выбор на ней, отдавая предпочтение молодым женам и наложницам? Ифамарь, как давно изученный папирус, всякий раз отставлял в сторону.
Они вошли в узкую сумрачную комнату без окон, где стоял душный, спертый воздух. Воскуренный ладан и аромат лекарственных трав со скипидарным терпентином не могли заглушить кисловатый запах пота и едкой мочи.
Ими, казалось, пропитались все вещи, лежащие в комнате на сундуках чёрными, непонятными грудами, вызывая слабое раздражение в глазах, всё ещё не привыкших к темноте. Ревекка покоилась в углу на шерстяных одеялах, устремив неподвижный взор на невидимый потолок. Лишь заостренный подбородок и голая шея слабо отражали дневной свет, идущий от дверного проёма в коридор.
Соломон присел рядом, взял жену за кисть и застыл. Рука холодная и безвольная, ещё не успела закоченеть. Закрыл ей глаза, надавив пальцами на веки, и скорбно понурился. Вторая потеря за неполные сутки. Третья, если считать Неффалима — жертвы или злодея. И сколько ещё будет таких потерь?!
Известия о смерти, чуть ли не каждый день! Раньше случались далекие смерти, а сейчас они всё ближе и ближе. И им не видно конца. До его насильственной кончины, когда чужие смерти перестанут волновать, потому что своя жизнь будет казаться чудесным сном, которая приснилась по недоразумению.
Ревекка была младшей дочерью правителя Аскалона, давнишнего, детского приятеля Соломона в Хевроне, самой смешливой и беззаботной из всех его жен, но почему-то бесплодной. Это её чрезвычайно беспокоило, считала себя неполноценной, наказанной богами, приносила золото жрецам, часто делала жертвы в различных храмах, на священных высотах с божественными камнями, хотя и продолжала внешне оставаться такой же веселой, как и до замужества.
Соломон любил слушать её заразительный смех, и частенько подначивал, рассказывая забавные истории, услышанные от других, а иногда придумывал сам, что было не менее интересно, как слушателям, так и самому рассказчику. Жены тоже любили её за незлобивый и простодушный характер. Почему-то всегда умирают лучшие, невинные: Ревекка, Таиль. И его пытаются приобщить к мертвым, чтобы жены какое-то время оплакивали, а потом забыли, как со временем забывают всех умерших — память о мертвых мешает наслаждаться жизнью.
Соломон заплакал, прикрыв глаза ладонью. Очистительные слёзы лились по щекам свободно, вымывая горе и скорбь. Он давно заметил, что после обильных слёз на душе становится легче и спокойнее, словно, кто-то невидимый, может быть, сам Сущий, жалеючи его, посылал покой и умиротворение. Поэтому охотно и вволю плакал при каждом подходящем случае. Да и на окружающих это действовало благотворно. Все сочувствовали, пытались разделить его горе, выдавливали скупые слезинки, умилялись им, и ещё больше любили своего доброго, всепонимающего царя.
Вволю наплакавшись с всхлипываниями и рыданиями, Соломон поднялся и вышел из долгого тёмного коридора в зеленый сад, щурясь от ослепительного, режущего глаза, дневного света. Ифамарь поднесла золотую чашу с водой.
Он омыл руки, лицо, чуть придержал ладони у глаз, чтобы привыкли к свету, потом стряхнул капли воды на цветущий неподалёку куст розы — не скоро ему достанется столь желанной влаги; скупой садовник Авесса льёт воду только под корень, — и пошел в свой кабинет, где его ждал Ахисар и множество государственных дел, которые мог решить лишь он один.
Бремя, когда-то так желаемой власти, давно перестало быть сладостной обузой, превратилось в гнетущую повинность, которая в последнее время усугублялась постоянной угрозой смерти. И он был бессилен, что-либо ей противопоставить. Не могли все слуги, рабы разыскать того, неизвестного, о котором он сам ничего не знал и не догадывался, мог строить лишь предположения.
Страх. Постоянное ожидание неотвратимого и ужасного конца. Почти такое же невыразимо тоскливое ощущение безнадежности было тридцать один год назад, когда отец охладел к матери и увлекся юной Маахой, дочерью Фалмая, царя Гессурского, и взял её в жены. Вскоре у Маахи родился кучерявый Авессалом. Давид, помня о своём обещании Вирсавии, сделать Соломона царем после собственной смерти, захотел поразить его, чтобы оставить царство Авессалому, сыну любимой Маахи.
Глубокой ночью верные слуги Вирсавии тайно вывели двенадцатилетнего царевича из дворца, переодели в рубище, вымазали лицо сажей и повезли на муле в Египет. Лошади бы привлекли излишнее внимание разбойников, слишком большая ценность, чтобы пропустить и не ограбить. На муле ездят только бедняки, особо не разживешься.
Семь долгих лет Соломон прожил в большой семье Энноя, влиятельного верховного жреца храма Амон-Ра в многолюдной столице Нэ, временами отчаянно тоскуя и плача по вечерам, и почти не имея надежды на возвращение домой.
Он получил хорошее воспитание, выучку у жрецов и пастофоров, которые ещё сильнее разожгли природное любопытство мальчика, почти всё свободное дневное время проводящего в избыточном книгохранилище, где ко многим рукописям после написания вообще не прикасалась рука человека.
Многие жрецы, занятые интригами, подсиживаниями выгодных должностей, не интересовались древними манускриптами, дающими знание, которое невозможно быстро превратить в золото или власть. Они не успевали и не хотели читать даже новые рукописи, написанные другими, менее тщеславными жрецами. Не в этом было их предназначение.
Соломон как-то на досуге прикинул: чтобы прочитать все манускрипты хотя бы одного столичного хранилища, ему понадобится пятьсот лет жизни, при условии ежедневного посещения на весь световой день. Поэтому он часто досадовал, что крупицы нужного знания замаскированы десятками тысяч несущественных слов. Чтобы пробраться сквозь лабиринт и частокол идей, искажающих истинное знание, требовался опыт, недюжинный склад ума и огромное терпение.
Когда же Вирсавии, путем интриг и всяческих женских ухищрений, удалось вернуть расположение и любовь Давида, послали гонцов с дорогими подарками для Энноя, чтобы сопроводить Соломона на родину уже на лошадях, и с бо;льшим почетом. Семеро охранников уже составляли значительную силу, с которой не так-то легко справиться неорганизованным, стихийным разбойникам.
Да и сам принц уже мог постоять за себя, редкий сверстник мог одолеть его в борьбе, и обездвижить, прижать лопатками к земле. Он с неохотой простился с любимыми учителями, с грустью сознавая: безмятежные счастливые года закончились, впереди лишь пугающая и тревожная неизвестность.
Так оно и случилось. Семнадцать лет замаскированных придворных интриг, напряженного ожидания ответных каверз. В результате — долгожданное тяжелое бремя, принесшее, кроме сладчайшей власти над сотнями тысяч людей, стойкое ощущение опасности и кратковременности бытия, которое всецело зависело от окружающих людей, от их злобной воли.
Никому не расскажешь о своем страхе, опасениях, потому что, сидящий напротив, с доброжелательной, располагающей улыбкой, может оказаться твоим тайным врагом, недоброжелателем. Твои слова о своей слабости и неуверенности, его лишь обрадуют и укрепят в решении сместить с престола.
Доносы лазутчиков и наушников, пришедших через потайную дверь в покои, Соломон старался прослушивать наедине: некоторые сведения были чрезвычайно секретными, чужие уши с болтливыми языками неуместны. К тому же, разведчиков не так уж и много, чтобы не удержать в памяти всё ими узнанное.
Некоторые важные сообщения записывал на папирус, который прятал в сундук, где лежали папирусы с описанием лекарственных бальзамов, настоек. Любопытный не сразу найдет нужное, да и чужую руку всегда можно заметить, как бы ни старался сохранить прежний порядок.
За неделю проходили десятки скороходов, гонцов, срочные сообщения соседних правителей, приставников из разных окраин Израиля и Иудеи. И всем нужно золото, серебро, медь, строительный камень, красное и чёрное дерево, слоновая кость, папирусы, масло в кувшинах, канаты, верёвки, рабы, словно казна Соломона неистощимый кошелек, из которого можно без конца вынимать и ничего не вкладывать.
Только «Большой Дом» берет дань серебром, потому что в Египте нет серебряных рудников, исключительно золотые и медные. Кроме серебра приходилось поставлять свинец, олово, сурьму, бирюзу, ляпис-лазурит, малахит, нефрит, порфир, рабов. Который год ассирийцы увеличивают дань, требуют помимо золота и серебра двести непорочных девиц. Последнее — не столь обременительно — города перенаселены.
Девочек рождается больше, чем мальчиков, которые чаще болеют и не выживают после болезни. Многие девы годами не могут дождаться даже малого мохара, и остаются в семье до старости. Но и они не остаются с запечатанным лоном, тайно встречаются с любимым под покровом ночи, иные выходят на улицы торговать своим телом. Не велик доход, но и его другим способом не сразу заработаешь, прежде семь потов сойдет.
Взамен поставляемой дани, сильные царства беспошлинно пропускали из дальних стран караваны с оловом, шёлком, которое, по общему мнению, росло на дереве, — месопотамские ткани, звериные шкуры и меха, разномастных коней из Кувы, парваимский золотой песок, пестрые ассурские и калахские ковры, мозаику из Ниневии, Намруда и Саргона, чудные, узорчатые ткани из Хатуара, златокованные кубки, драгоценный пурпур морских улиток из Тира, из Сидона — цветные стекла, украшения из металла и перламутра, серьги, браслеты, вазы.
Мало кто знал, что, зачастую, в объемистых тюках запрятаны железные изделия: мечи, кинжалы с золотой насечкой, мотыги, лопаты, пилы, цепи, удила, кольца, гири в виде различных зверей. Железо считалось правителями опасным товаром, достаток которого приводил соседнее царство, заодно и царя, к ощущению силы и безнаказанности от любой собственной агрессии. В истории человечества заканчивался бронзовый век и начинался более кровавый железный. Но об этом никто не догадывался.
Внимание Соломона привлекло сообщение тайно высматривающего, горбатого Немуила, который прискакал на взмыленной лошади: в семи днях перехода к Иерусалиму из Ассирии движется караван из восемнадцати верблюдов, загруженных месопотамскими тканями, оловом, железными топорами и мотыгами.
На одном из верблюдов едет знаменитый в прошлом чародей Авирон, который возвращается на родину после долгих странствий по дальним странам. Лет десять назад он прославился в Иудее впечатляющими изгнаниями бесов из тел одержимых. К некоторым несчастным бесы всё же вернулись, и с ещё большей страстью овладели телами бедолаг, заставляя их метаться по площадям и изрыгать хулу на Вседержащего. Но всё это лишь говорило о бесовской силе, а не слабости чар Авирона.
Сначала известие о прибытии чародея не вызвало особого интереса — Соломон много перевидал подобных кудесников, чтобы относиться к ним скептически, с недоверием из-за поголовного мошенничества и сребролюбия. Хотя в любом случае, это были незаурядные личности, выделяющиеся из серой массы ограниченных существ, много знающие, посетившие не одно царство, умеющие общаться с разными людьми и находить общий язык.
Но к полудню созрела и оформилась оригинальная мысль — Соломон довольно улыбнулся: возвращение Авирона случилось весьма кстати. Чародей поможет найти неуловимого убийцу — надо только хорошенько продумать план разоблачения замаскировавшегося врага, этакого крокодила под шкурой антилопы.
Чтобы поймать опасного зверя, ему иной раз заготавливают кусок мяса, нанизанного на палку с подвешенной сетью, или привязывают козленка над глубокой ямой. Авирон вполне может стать такой приманкой, в переносном смысле. Врага нужно бить его же оружием, хитростью и коварством.
Соломон до хруста потянулся, закинув руки за голову, и негромко позвал Зару. Рабыня отодвинула полог и ожидающе взглянула на царя, не входя в покои.
— На обед пригласи только Ахисара и Рисия. Больше никого не желаю видеть.
Зара кивнула и скрылась за обвисшим пологом. Она понимала с полуслова, не надо объяснять, как поступить с другими, напрасно ожидающими его приглашения к обеду, где можно будет не только вкусно поесть, но и, выждав благоприятного момента, когда царь начнет благодушествовать, просить его о какой-то милости.
Соломон хмурился, но под воздействием хмельных паров, редко отказывал. Хотя некоторые впоследствии горько сожалели о своей корыстной невоздержанности. Царь находил возможность троекратно взыскать полученную выгоду.
продолжение следует: http://proza.ru/2012/03/21/469