ГЛАВА ПЯТАЯ
Откровение, плод "перезагрузки" под небом вселенского храма
– Командир, приехали!
"Нельзя выйти из машины в один мир дважды", – скаламбурил я в мыслях, вспомнив сакраментальную фразу, и мы выбрались из "Волги".
Внизу, под ногами, хрустящая снегом, дарующая жизнь, земля. Наверху – завораживающая бесконечной глубиной дистанция, которую немыслимо пройти и мыслью не осилить. Мир как бы поделился на две части: земля это бытие и вечная жизнь на космической дистанции. Всё непросто. Всё непостижимо. Есть ещё тёмная, мистическая сторона космоса. Но об этом не хочется думать в ночь перед рождеством.
С жаждой смотрю на стабильные, мощные блеском, звезды на бархатном своде небес. Я изумлен этой простой, знакомой с детства, красотой.
Время замерло. Я потерял своё тело, оно растворилось. Мой разум, ощущающий мир не глазами, а душой, парит меж звёзд. Я частица космоса.
– Нет, Саша, это нам не астрономия, это что-то духовное,
Я посмотрел на водителя. Дмитрий улыбнулся и вновь уставился в космос. Странно, рядом с ним появилась Любовь, удивительно похожая на его знакомую блондинку. Обозначилась прозрачная ещё, Похоть. Она не уверенна в себе, скромна и ласкова. Нет Бесстыдства.
Бессильно брезжит зарево большого города – безжизненным, искусственным светом пыжится мегаполис. Куда там, это только до первых лучиков солнца, что по касательной коснутся горизонта, чуть озарив небосклон.
– Ну, я поеду. Здесь хорошо, но обещал встретиться с одним человеком. И… спасибо.
– За что?
Он протянул мне половину денег, уплаченных мною за проезд.
– Возьмите, а то обижусь. Спасибо за то, что… не знаю, как и сказать… вот поднял я голову, вгляделся в этот мир, обогатился сердцем, что ли. Я вот здесь постоял, подумал. Надо что-то решать со своей жизнью. Обновить, изменить, преобразить как-то. Жизнь ведь – любовь. Она проходит. Она временна.
– "Бог есть Любовь"*. Разве реально представить, что Отец небесный не вечен? Значит и жизнь беспредельна, – вымолвил я.
– Может и так, – он задумался.
Рядом с ним возникли, нет проявились, стали явными, Надежда, Страдание и скорбная Вина, желающая раскаяться. Он изменился в лице и глухим однотонным голосом, будто ему не принадлежащим, заговорил:
– Вот, некоторые звёзды уже умерли, а ещё сияют, дарят радость. А есть звёздочки, которые уже родились, а их свет ещё не пришёл к нам. Как дочка Вики, – он снова бросил, уже отуманенный печалью, взгляд на небо. – Смотрите, смотрите! – трясущиеся руки таксиста потянулись вверх. – Вон там, у Большой Медведицы, звездочка родилась, или, вон там….
Дима стал крутиться, как кривое веретено, экспансивно, ища что-то на небосклоне, указывая пальцем, то здесь, то там.
– Нет, наверное, там моя девочка. Или там? Она уже родилась, просто свет не дошёл до Земли. Она уже была на этой планете.
Он обезумел на время, чтобы вновь обрести свою, заметавшуюся в поиске истины, душу. Какая она будет? Очищенная от дьявольских помыслов, проявлений мрачных сил? Или повторятся старые тёмные сбои – козни сатаны? Это, как перезагрузка компьютера. Только у человека есть свободная воля, дарованная Всевышним. Какой будет плод у этой "перезагрузки"?
– Ментальное тело ведь вечно? – продолжал Дмитрий, – Она вернётся ещё? Или я приду к ней? Я её обниму? Или всё? Всё?
Он упал на колени и зарыдал, приклонившись к белой, бледной как смерть, земле…
– Ради Бога, простите меня, – успокоившись, произнес водитель, не отнимая рук от лица, – не знаю, что со мной? Я вспомнил, как однажды, в детстве, бабушка привела меня в церковь. Там меня поразила синяя роспись с золотыми звёздами на потолке, на своде, сфере или, как это называется?
– На небе.
– Точно, там это небом называли. Так, завидев мой восторженный интерес, бабушка произнесла: "Ты спрашивал, где теперь твой дедушка? Вот там, среди звезд", – Дмитрий поскрёб глазами небо. – Здесь, сейчас, воскресло то детское чувство бесконечности. Здесь небо вселенского храма, – он задумался. – Ведь я ни разу с тех пор в церкви не был. Нет, конечно, посещал разные храмы, костелы, даже в синагоге был на Святой земле. Но как турист. Но во вселенском храме, в этом мире, мы ведь не туристы, – он оглядел небо, медленно поднялся с колен, всё ещё подавленный. – В храм сходить мне обязательно надо, свечку поставить, подумать. Молится, я ведь не умею, да и покаяться мне страшно. Стыдно о грехах своих говорить, – он ещё раз посмотрел на небосклон. – Если я сам себя простить не могу, так разве Всевышний это сможет? Разве что, легче мне станет, оттого, что я поведаю Богу о своих, тайных, чёрных грехах, осквернивших мою душу?
– Вот уже духовная тревога в тебе набатом призывает, скинь путы неверия, – стал говорить я, не зная, имею ли я, грешный, право на это, – Покаявшись, почувствуешь, что ты не один. Твою душу, увитую паутиной греха, не покинет господин наш, Христос. И он вместе с тобой будет стараться очистить её.
Мне хотелось, как-то поддержать этого человека, хотя я его совсем не знаю. А неужто необходимо знать? А разве возможно узнать? А если проявленное, будет мне не по душе. Неужели тогда одёрну руку, протянутую чтобы помочь? Я споткнулся об эти вопросы. Не надо их ставить, когда хочешь помочь.
Дима бросил на меня пустой взгляд. Видно было, что он не верит в чудотворность покаяния, в возрождение покойной веры в Бога.
– Всё, я в город.
– Вы сейчас к Вике?
– Ну, не знаю, – подражая своей подруге, выговорил Дима. Попробовал улыбнуться. Не получилось. Всучил мне деньги (а я ему – шампанское), открыл машину, пантомимой показал "Добро пожаловать в салон, поехали в город". Я отказался. Дима махнул, прощаясь, и сел за руль. Машина развернулась, и я увидел, что у стекла за задним креслом лежит крупная красная роза. Лунный свет украл у неё сочность цвета, и она казалась грустной, потерянной.
Пожилая "легковуха" коротко просигналила, толи, прощаясь, толи, подзадоривая себя, и поехала к мерцающему дракону с миллионами прямоугольных глаз. А по статистике на пару глаз, в среднем, одна пасть. Чем мы кормим существо с квадратными глазами? Что пожирает оно в нас?
*- 1Ин.4,8