Роман ЕСИКОВ
РУССИШ! ШВАЙНЕ…
Прапорщик Ныркевич был крайне невезуч. Всё, что с ним происходило, было очень неприятно. Даже, казавшаяся вначале удачей, служба в ГСВГ обернулась для Ныркевича досаднейшим разочарованием. Вот и сейчас, когда он получил приказ в должности «старшего» машины отвезти свиней с подсобного хозяйства части на скотобойню, его обуревали мрачные мысли:
«Господи! Что за жизнь!?! Начальство – собаки, солдаты – скоты безмозглые, служба – дерьмо!!! И в семье то же самое… Сын растёт оболтусом и кретином – в школе одни двойки и неуды! Дочка – проститутка малолетняя – ещё в седьмом классе, а уже разговоры и запросы… Жена - … Тьфу!!! Да, лучше б я лет семнадцать назад самооскопился!!» - так за своими размышлениями он не заметил, как догорел окурок «Астры», опалив его роскошные усы – «а ля Мулявин». Почувствовав запах палёного, прапорщик сплюнул окурок, крепко выругался и решительным военным шагом пошёл в направлении подсобного хозяйства…
Два солдата-среднеазиата, с выражением брезгливости на лицах, загоняли палками и сапогами хрюшек и боровов в кузов «Мормона». Когда все восемь свиней оказались в кузове, водитель Миша поднял и закрыл задний борт с жёлтой табличкой «ЛЮДИ». Хлопнув дверями, «старший» и водила сели в кабину. Закашляв и зачихав мотором, прохрипев коробкой передач, старенький ЗиЛ-157 тронулся в путь.
Видя, что прапорщик не в настроении, Миша, обычно словоохотливый, и не пытался завязать разговор. Он лихо, но аккуратно вёл машину по прекрасным немецким дорогам. Ныркевич был погружён в свои невесёлые раздумья. За их спинами в тентованном кузове хрюкали и визжали свиньи…
Вдруг автомобиль резко подбросило на, невесть откуда взявшейся, колдобине и одна свинья взвизгнула громче всех. Потом визг прекратился и снова воцарилась прежняя мирная какофония.
В ту же минуту с кабиной «Мормона» поравнялся жёлтый «Вартбург». Из него высунулся немец и, приветливо улыбаясь, прокричал:
- Хей, руссиш! Иир швайн филь аус!!!
Эта реплика вдруг пробудила и приободрила прапорщика. Он перегнулся через руки шофёра, державшие баранку, и зычно гаркнул в открытое окно двери кабины:
- Хальцмоо, шальзе!
Немец обескуражено отпрянул внутрь «Вартбурга» и поднял стекло. Легковушка резво обогнала грузовик и, мигая узкими стоп-сигналами, скрылась из виду…
- Руссиш швайне! Руссиш швайне! – кипятился Ныркевич, - на каждом шагу только и слышишь – «Руссиш швайне»! а забыли, падлы, как русский хлеб жрали в голодном сорок пятом?! А, суки, забыли как «русские свиньи» вас из послевоенного дерьма вытаскивали?! А, твари, ведь ещё не по всем счетам с нами расплатились, и всё – «Руссиш швайне! Руссиш швайне!»!!! Эх, батя, недодавил ты гусеницами своей «тридцатьчетвёрки» этих фашистских гадов тогда в сорок пятом! …. – прапорщик с досады стукнул кулаком по железу кабины и, снова погрузившись в себя, откинулся на диван…
Наконец они добрались до скотобойни. Ничего не подозревавшие хрюшки, весело выскакивали из грузовика и радостно визжали. К Ныркевичу подошёл капитан, принимавший живой товар.
- Товарищ прапорщик! – начал капитан, - По накладной вы должны привезти восемь свиней. Восьмым боровом, наверное, посчитали вас?
- Товарищ капитан, кто дал вам право меня оскорблять? - Вскипел Ныркевич.
- Я никого не оскорбляю! – ответил капитан, - Я просто констатирую факт, что по накладной свиней восемь, а вы привезли только семь...
- Как семь???
- Натурально! Считайте: раз, два, три, четы… – тут капитан увидел, как прапорщик начал биться головой о борт машины, и испугано вскрикнул: - Прапорщик, что с вами???
Но Ныркевич не слышал вопроса. В истерике, судорожно хватая ртом воздух, он повторял:
- Руссиш швайне! Руссиш швайне! Руссиш швайне…
1998
Опубликован в сборнике "ЦВЕТ АЛЫЙ. Антология Живой Литературы" - СПб.,2013.