Вообще-то было холодно. Туман плыл серым морем выше земли на треть человеческого роста, осенние деревья с уже почти облетевшей листвой стояли чёрными витиеватыми корягами. Мокрая от росы и тумана трава коснулась заросшей щетиной щеки спящего кошмарника. Поморщившись и неосознанно поёжившись, представляю, как это холодно и противно: мокрой травой по щеке. Ему же хоть бы хны, как спал - так и спит себе дальше. Ну да, не очень на самом деле холодно, когда сзади тебя греет шерстистое брюхо громадного волка. Везёт Вассаго, когда человеческому телу холодно. Да и ему, может, вообще нехолодно: внутренний огонь ада греет демона, потому-то он всегда такой горячий.
Бросив критичный взгляд на кору ближайшего дерева, всё же нахожу её вполне сухой и прикладываюсь к стволу спиной, с чувством ударяясь о него затылком. Встряхиваю головой с уже неприлично отросшими волосами и смотрю в землю. В мокрую чёрную землю с травой, где глубже копошатся мелкие жучки, мошки и червяки. Ещё глубже - покоятся чьи-то останки. Ещё дальше - хранится совсем уже раскрошившаяся история.
Холодно не только снаружи. Холодно внутри.
Кутаясь в походной плащ с меховой обивкой, смотрю за пелену тумана, механически облизывая искусанные сухие губы. Некоторым не мешало бы зубы повыбивать за излишний беспредел. Представляю, как саморучно врезаю этим двум охламонам, одному слева, другому справа, отскок, поманить, пригнуться, впендюрить... Мечты-мечты.
За низенькой стеной тумана всё спокойно, живые не ходят. А мёртвые?
Усмехнувшись, смотрю в серо-чёрное небо. Да что мёртвые, от них зла ждать не приходится. Они так - пустая оболочка, безобидная и безвредная для таких, как я.
Усталый вздох прошёл через горло, послышался звуком в лесной тиши, и мгновенно накатило раздражение. Да какого демона! Какая усталость?! Пять лет назад её вовсе не было!
Пнув ногой комок земли, отбросив назад полы плаща, упрямо направляюсь к трёхметровому волку, недобро щуря глаза. Постепенно замедляюсь. Совсем торможу.
Серо-бурая шерсть вся в перьях, в каких-то верёвочках, на шее амулетов просто туева куча. Спит, из-за дыхания весь ходуном так и ходит, что не выдох - так и земля вблизи него дрожит. Вибратор адов.
Стало тоскливо так, что внутри защемило. Может быть, сердце. Может быть, остатки души. Я не понимаю. Да и зачем понимать это, если можно претерпеть, пока ещё движешься и нормально дышишь. И так будешь ещё несколько лет, если повезёт.
Хмуро смотрю на мерно дрыхнущего волка, с каждым пятым годом становящегося всё сильнее и необъяснимым образом заботливее. Окружает такой заботой, какую получает драгоценная добыча для жертвоприношения: ни царапинки, ни душевного потрясения, все блага и удобства до назначенного дня икс. Жертва должна быть во всей красе и желательно ей отдаться добровольно - насилие портит вкус. Хотя, возможно, для демона это как раз является деликатесом.
Отвлечься от физического ощущения, чтобы не чувствовать это постепенное увядание, как будто внутри расцветает трухлявый обездушенный лес. Деревья пускают корни, жрут всё, что ещё осталось, гибкие ветви опутывают внутренние органы, сдавливают их, в горле комок из чёрных перьев маленьких птиц, отчаянно вьющих гнёзда в этом умирающем лесу.
Чёрные перья, вплетённые в шерсть, большой хвост, пушистый, и сам он - ворсистый. Лапонька, а не демон.
Пальцы сами зарываются в серо-бурую густую шерсть, Вассаго чуть дёргает ухом, но не спешит выходить из сна. Правильно, он должен насмотреться этих цветных картинок подсознания прежде, чем вернуться обратно в родные пенаты и снова не спать дьявол знает сколько времени.
Кратос пробурчал что-то во сне и перевернулся, лицом зарывшись в шерсть волка и попытавшись громадину обнять. Плоховато вышло, но врагу не сдаётся наш гордый амбал. Миляга.
Да. Трёхметровый демон - у меня лапочка. Кошмарник с комплекцией отменного вояки - милашка. Мертвяки и нежить - симпатяжки и очаровашки. А я ещё удивляюсь, почему мир меня не понимает, хотя я, казалось бы, сам его понимаю от и до. Зашоренные они все, люди эти.
Встряхиваю рыжими волосами и зарываюсь пальцами в шерсть демона.
- Вась... - шёпотом, но он прекрасно расслышит.
Когда тебе почти сорок, ты понимаешь, какую глупость совершил, будучи четырнадцатилетним мальчишкой. Только теперь уже поздно. Некоторым не поздно, а таким радикальным личностям, как я, - поздно.
Открывает один голубой глаз, смотрит, скаблится:
- Что, душенька болит?
Уязвлён, колет, немедленно хочу подальше отсюда во временном пространстве. Зная меня не первый год, улыбается и как-то теплеет, пока смотрит на меня. Спиной чувствую, что смотрит. Да, я отвернулся и сейчас вообще уйду.
- Эй, боец, просыпайся, хватай конопатого и давай греть, а то окоченел совсем некромант шизанутый, - толкает Кратоса, тот было бурчит, но подскакивает: доходит, о ком и о чём речь.
- Чего опять не спишь, Радик?
Не могу не глянуть на нашего красавчика спросонья! Мутный ото сна взгляд ястребиных глаз на помятой небритой роже. Ну да, я же всю жизнь мечтал оказаться между огромным волкоподобным демоном и небритым танком человеческого происхождения. Но кто меня в этой компании будет спрашивать? Сорокалетний некромант, умудрённый опытом и наводящий страх на простых смертных одним упоминанием о себе? Пфф, да что вы, в самом деле! Вековой демон, Князь Ада и пятидесяти четырёхлетний кошмарник его просто подомнут под себя, зажмут между и примутся греть. Потому что у кого-то не хватает мозгов - ну да, конечно -, кто-то слишком много хмурится - нет, я прыгать от счастья должен! -, мало думал в детстве, а теперь отрывается - молчу - и каждый раз продумывает ситуацию так, чтобы его, замёрзшего, начали греть как будто вовсе и не по его желанию.
* * *
- Вась?
- Только не громко, разбудишь его.
- Да с тобой негромко невозможно, у тебя голос, как тра..!
- Радислав.
- А, да... Вась.. это больно? - сглатываю и молчу, напряжённо вслушиваясь в ожидании ответа. Сердце замирает и колотится, как у пойманной птахи. В ушах аж звенит...
- Спи, дуралей, потом узнаешь, - голубые огоньки вспыхивают в ночи прямо у моего лица, и оскал на всю морду: - Я буду не-э-э-э-эжен.
21.03.2012