От любви до ненависти - один шаг. Люди, любящие друг друга, через минуту вдруг проникаются такой взаимной ненавистью, что приходится только удивляться. Вспомним хотя бы "Повесть о том, как поссорились Иван Иванович с Иваном Никифоровичем" Гоголя. И в то же время давние враги, воздвигшие на пути друг к другу не один барьер, вдруг с удивлением замечают, что в один момент барьеры рушатся, и они на веки веков становятся верными друзьями. Любовь и ненависть - это два полюса одного и того же чувства, которое можно было бы назвать как отсутствие равнодушия. На протяжении жизни человеческой между этими двумя полюсами качается маятник. Инерция этого маятника огромна. Его ничто не остановит. И если он однажды вдруг остановился в положении равновесия, это означает, что все, человек умер.
Любовь и ненависть, их взаимные переходы могут быть не только между двумя людьми, но и в отношении человека к неодушевленным предметам, к абстрактным понятиям, к идеям. В этой связи интересно проследить отношение Ницше к идее христианства. Вот что пишет Томас Манн в статье "Философия Ницше в свете нашего опыта": "Ницше бесконечно выясняет и никак не может выяснить своих отношений с христианством, и за это просит прощения у своего друга, музыканта Петера Гаста: он уверяет его, что в мире идеального он не знает ничего прекраснее христианства, он вспоминает, что, в конце концов, все предки его из рода в род были христианскими священниками, и с полной убежденностью говорит: "В сердце своем я никогда и ничем не согрешил против христианства". Но разве не он срывающимся от волнения голосом называл христианство "клеймом позора, запятнавшим человечество на веки веков", и при этом не преминул высмеять точку зрения, согласно которой германцы обладали якобы каким-то особым, специфическим предрасположением к христианству? Что общего - спрашивает Ницше - могло быть у ленивого, несмотря на всю его хищную воинственность, невежи германца, этого чувственно-холодного любителя поохотиться и выпить пивка, ушедшего в своем духовном и религиозном развитии никак не дальше какого-нибудь американского индейца и лишь десять столетий назад переставшего приносить своим богам человеческие жертвы, - что могло быть у него общего с высочайшей моральной утонченностью христианства, с восточной филигранной изощренностью его мысли, отшлифованной раввинским умом! На чьей стороне симпатии Ницше - сомневаться не приходится. "Антихрист", он дает своей автобиографии наихристианнейшее название "Ессе homo". И свои последние записки, уже в безумии, подписывает именем "Распятый". Можно было бы сказать, что отношение Ницше к излюбленным объектам его критики всегда было отношением пристрастия, которое, не имея само по себе определенной позитивной или негативной окраски, постоянно переходило от одной полярности к другой".
В отношении Ницше к христианству мы видим это движение огромного маятника, который колеблется от одной крайней точки к другой, никогда не застывая в середине.
* * *
Колебания между двумя крайними фазами какого-либо чувства чрезвычайно характерны для психики человека. Колебания характерны также и для явлений природы. Можно даже сказать, что устойчивость проявляется в колебании.
Приведем еще один вид колебаний, отмеченных Ницше. В книге "Смешанные мнения и изречения" Ницше пишет: "В отношении к одному и тому же лицу юноши часто меняют преданность на наглость: это потому, что они чтут или презирают в людях только самих себя, а относительно себя постоянно колеблются между обоими крайностями, пока не найдут в жизненном опыте меру своим стремлениям и силам".