Он посмотрел на столь далёкий небосвод,
Дразнивший светом сквозь ветвей решётку,
И вспомнил режущий так по глазам восход,
И брошенную где-то в прошлой жизни лодку...
И он побрёл среди своих воспоминаний,
Как листья осенью красивых, но увядших,
Здесь нет теней, следов, переживаний,
И нет живых среди людей, и павших.
Устало брёл он к хижине горбатой,
В пожухлых травах или в памяти тонувшей.
Через пустыню леса виден был когда-то
Дым из трубы, свет жизни той, минувшей.
Но выйдя на поляну к хижине из леса,
Он неба не увидел над собою,
Над головою только серая завеса,
Плывущая тоскливой как туман рекою.
Он побежал оттуда, растоптав воспоминанья,
Как листья после слёз дождя промокших,
Но натолкнулся на барьер непониманья
Из слов от слабости и от тоски прогоркших.
И он побрёл по узкой полосе покоя,
Что меж барьером слов и лесом простиралась,
Пока вниманье не было захвачено рекою,
Которая среди холмов от гроз спасалась.
И в тот момент забор стал ниже, растворился,
Переступить через него вдруг показалось надо.
И он шагнул, и с неба свет полился,
Но ощущались в спину с леса взгляды.
И он решил бежать к реке, забыв о боли,
Не поддаваясь голосам воспоминаний,
Безумно, жадно он мечтал о воле,
Очистив разум свой для ожиданий.
Он на колени встал, прильнул к воде губами,
Глотками жадно пил холодную свободу,
Пытался удержать её дрожащими руками,
Но пальцы не удерживали воду.
Он молча встал и вдоль реки побрёл.
На небе солнце хмуро улыбалось.
Он потерял гораздо меньше, чем обрёл,
Но впереди пустыня леса показалась...