В начале войны дяде Алексею, родному брату дедушки, исполнилось семьдесят пять лет. Был он вдов и бездетен, жил в маленьком бревенчатом домике с синим палисадником и возделывал небольшой огородик, где сажал капусту, картошку, свеклу, репу, бобы и горох.
Овощи, приносимые дядей Алексеем, безусловно, в какой-то мере поддерживали нас, хотя и не могли удовлетворить полностью потребности наших постоянно голодных желудков. И вот однажды у меня мелькнула мысль: продать на рынке часть овощей и купить на деньги, вырученные от их продажи, хотя бы полбуханки хлеба.
Недолго думая, я взяла сумку с овощами и отправилась на базар. Облюбовав там свободное место у старой тумбы для афиш, я разложила на холстинке свой товар: пару красных свёкл, три жёлтенькие репки, стакан бобов и горсть стручков зелёного гороха. Где-то через час у меня в руках были деньги, которых, увы, на хлеб не хватало, зато появилась возможность купить ржаную лепёшку. Пришлось обрадоваться и этому. С желанной лепёшкой в сумке я возвратилась домой, чем ещё больше обрадовала сестру и мать, пришедшую с работы. Поинтересовавшись ценами на овощи, мама сказала, что, пожалуй, дороже всего стоит репа, и именно её и нужно продавать. Мы с сестрой немного опечалились, представив, как жёлтую сладкую репу будем есть не мы, а другие, но тут же успокоились, вспомнив, что вместо неё будет хлеб. И когда в следующий раз дядя Алексей принёс очередной «гостинчик», я , не колеблясь, извлекла из корзинки и отложила в сторону для продажи две круглые крепкие
репки, добавив к ним три морковки и один огурец.
Не успела я утром обосноваться как следует со своим «товаром» у афишной тумбы, как ко мне подошёл милиционер. Это был наш сосед — Панька Булеев, не призывавшийся в армию, по всей вероятности, из-за дефектов психического развития. Подняв руку к козырьку милицейской фуражки, он официальным тоном произнёс: «Гражданка, проследуем в отделение! «За что?» — чуть не плача, спросила я. «Там разберутся!» — ответил Панька. Я поняла, что спорить с ним бесполезно и, собрав с холстинки овощи, направилась к выходу. Торговки семечками и пирожками с сомнительной начинкой, с любопытством наблюдавшие эту сцену, оживились и, прикрывая свой товар, зашептали; «Смотри-ка, девчонку забрали! Прячь товар, бабоньки!»
В отделении, куда меня привели, начальник милиции, без руки, с добрыми усталыми глазами, взглянув на меня, босоногую, в старом застиранном, с заплатами платье, спросил: «Что случилось, девочка?» Я было открыла рот, намереваясь объяснить всё, как было, но меня опередил Панька: «Она, товарищ начальник, репой спекулирует. Сами-то они её не выращивают, им её дядя Алексей приносит, а Верка продаёт. Тут и есть самая обоюдная выгода: дяде Алексею — доход, да и Верке какая-никакая денюжка перепадает». И он, взяв из моих рук сумку, вытряхнул её содержимое на стол. Взглянув на свою жалкую кучку овощей, вспомнив наглое и лживое объяснение Паньки, я горько заплакала. Начальник милиции, жалостливо посмотрев на меня, тихо произнёс: «Нехорошо, девочка, заниматься сбытом краденого. За это ведь в тюрьму посадить могут». Я заплакала еще горше, представив, как меня ведут в тюремную камеру.
Начальник выждал немного, а затем спросил, обращаясь ко мне: «А скажи, девочка, откуда твой дядя приносит репку?» Осознавая безвыходность своего положения, но всё ещё интуитивно надеясь на справедливость, я, плача, стала рассказывать о том, какой у дяди Алексея маленький огородик, на котором он сам, семидесятипятилетний болезненный, сухонький старичок, без чьей-либо помощи выращивает овощи, часть которых, жалея нас, приносит нам в качестве гостинчика, не требуя за это ни единой копейки. А мы вечно голодные, и нам так хочется хлебца! Вот я иногда и продаю репку, чтобы на вырученные деньги купить ржаную лепешку. Репкой-то ведь не больно наешься!
«Вот что, Булеев, выйди! —приказал начальник милиции Паньке и, подойдя ко мне, погладил меня по голове. —Перестань плакать, девочка! Всё понимало, знаю, как сейчас всем трудно, как голодают люди, особенно дети. Ничего, все обойдётся! А дяде Алексею передай: он —хороший человек! Иди!»
Домой я пришла без лепёшки. «В чём дело?» — спросила мама увидев мое расстроенное лицо. И я подробно рассказала ей о случившемся. «Ну и Панька!» ,— только и сказала она. В этот вечер нам с сестрой досталось на ужин по репке, но вкуса своей я не почувствовала, всё время мысленно представляя, как Панька под конвоем вёл меня в отделение милиции и как плакала я там.
Через два дня пришел дядя Алексей. Мама вкратце передала ему то, что произошло со мной. «Дурак Панька, вот кто! —сказал дядя Алексей. — Не обращайте на него внимания!»
В этот раз в корзине лежала всего одна репка, но зато довольно большая.
После ухода дяди Алексея мы долго думали, что делать с репкой? И решили — продать! «Но это будет в последний раз, —сказала мама. — Больше на базаре не смей появляться!»
На следующий день, разложив возле афишной тумбы одну свеклу и крупную желтую, словно налитую янтарем репку, я стала ждать покупателей. Свёклу почти тотчас купила бедно одетая старушка, пояснив при этом: «На борщ!» А вот репку не брали: всех, вероятно, отпугивала цена, которую я запросила. Но репка была такая красивая, круглая и крепкая, что мне было жаль продавать её за полцены, тем более, что иначе мне не хватило бы денег на лепёшку. Поэтому я ждала, внутренне укоряя себя за жадность.
И вдруг я заметила, что недалеко от забора собралась небольшая группка чумазых мальчишек-беспризорников, которые промышляли на базаре мелким воровством. Они о чём-то шептались, хитро поглядывая в мою сторону. Наконец, двое из них отделились и подошли ко мне. Предчувствуя недоброе, я прикрыла репку рукой. «Сколько стоит репка?» — спросил один из мальчишек со щербатым ртом, показывая на неё заскорузлым, с длинным черным ногтем пальцем. Я назвала цену, надеясь, что она отпугнёт нежеланных покупателей. Но ошиблась. «Берём! — сказал он, стараясь придать солидность голосу. — Сенька, плати!» Его напарник, долговязый парнишка в рваных брюках, подвязанных толстой верёвкой, полез в карман. Я протянула руку, намереваясь получить деньги, но в этот момент щербатый ловко выхватил у меня репу и бросился наутек. Его товарищ не заставил себя долго ждать: он стукнул меня по голове грязным кулаком и, крикнув: «Вошь!», сиганул в другую сторону.
Обескураженная происшедшим, я даже не закричала и не попыталась побежать вдогонку: мальчишки моментально растворились в базарной толпе.
С тех пор я репу больше не продавала.
(Впервые опубликовано в газете «Вести Каракалпакстана», г.Нукус 4 июля 1995 г.)