Значит, Боинг живет, значит, смерть подождет -
Упрямый голос на весь эфир поет
(из песни летчиков Второй мировой войны)
___________________
Каждый раз, когда я вижу деревянную шатровую церковь – а в наших северных краях они еще встречаются – сразу приходит на ум эта песня. Сначала удивляюсь, потом вспоминаю, почему.
В то лето мы с братом гостили у тети, в деревне на самом берегу залива ( губы) Онежского озера. Трудно было вначале привыкнуть к неспешному здешнему ритму. Не так далеко, за горой и леском, уже построили город. Туда ездили работать; но на берегу сохранялась своя жизнь.
Помню, удивило, как в день приезда местный племянник тети рассказывал о том, какие грибы и ягоды можно найти и каких уток стрелять . И посредине буднично вспомнил, как попал недавно в шторм и привязал к себе какой-то пояс, чтобы опознали. Но выбрался.
Штормить, действительно, начинало внезапно. Однажды в неспокойную погоду мы услышали детские крики о помощи. Плыли они не так далеко, но потеряли весла и оказались беспомощны. Женщина где-то вдалеке обещала найти кого-то, кто поможет… Мы вскочили в лодку и скоро взяли детей на буксир; но они отказались идти к берегу, прося найти весла. Ну, понятно, ругать будут. Чудом удалось обнаружить и весла вдалеке, хотя волнение уже стало сильным. И тут. вместо того чтобы рваться к берегу, детишки снова ушли по своему маршруту...
Жизнь шла своим чередом. По вечерам соседки приходили поиграть с гостями в «тыщу» - простой вариант преферанса. Уважали чай с брусничным вареньем – по многу чашек и подолгу. Угощали рыбником – пирогом с целыми запеченными рыбками.
Но странное дело: как в рассказе Бредбери, где люди постепенно становились марсианами, мы проникались настроением местной жизни. Уже мы защищали честь Питера на футбольном поле – пришлось играть двое на двое, так что измотались очень. Кажется, я и в ворота попадал.
Старушка-сторож церкви признала нас своими и открывала, когда только мы хотели. Особенно она любила рассказывать о назидательных персонажах на картине Страшного суда – как положено, она размещалась на западной стене, чтобы запоминать при выходе. А однажды подъехал автобус. Не зная, как попасть внутрь, наглые столичные туристы стали подзывать нас криками и взмахами – вместо того, чтобы самим подойти. Мы остались на месте и с удовольствием слушали разговоры, какой дикий здесь народ.
Тетя работала на местной метеостанции, прямо напротив церкви. С гордостью рассказывала про облака – цирростратусы, кумулонимбусы… Запускала шары-зонды при плохой видимости. А нам очень нравилось , как она отправляла по телефону телеграммы: Авиа-Петрозаводск- погода, но чаще Авиа-Петрозаводск-шторм, и затем, как в фильмах про разведчиков, кодированную цифрами сводку погоды.
Больше всего хлопот доставляло озеро. Пока погода стояла спокойная, на него не обращалось внимания. А когда усиливался ветер и появлялись волны, усидеть дома становилось невозможно. Обычно нам удавалось высадиться между скал на противоположном берегу губы. Брусника там еще не созрела , но приятно было почувствовать твердую землю после качки.
Иногда с нами соглашалась отправиться жиличка тети, девушка-карелка. Теперь я вспоминаю, что с ней мы обходились без заметного шторма. Наверное, она предчувствовала погоду. Ни в коем случае не была трусливой – при мне переходила реку по свободно плавающим бревнам. Но и лишний риск зачем?
Как-то раз к нам в заливе подлетел на своей моторке парень, с которым играли в футбол. Кружил на опасно близком расстоянии и уговаривал еще поиграть. И куда-то вместе отправиться путешествовать. За разговором мы пропустили приближение большой грозовой тучи. Он первый осознал перспективу и предложил нам идти к берегу на его буксире. Но шла боковая волна, как поведет себя лодка, неизвестно, да и он казался ненадежным… Словом, мы отказались, и он умчался.
С тех пор я все размышляю, правильно ли мы поступили. Скоро началась гроза с ветром и дождем. Берег совсем исчез из виду. Правда, это было не важно. Единственная и жизненно важная задача оставалась – удержать лодку поперек волны. А ее все разворачивало вдоль, и налегать на весло очень сильно было опасно – на нем обозначилась трещина.
На веслах сидел я. Видимо, мне удалось не ошибиться – что удивительно: я не отличался особой ловкостью. Во всяком случае, в городе. . Казалось, силы уже кончаются. Но меняться местами было невозможно, сколько бы ни пришлось болтаться. Или бы нас выбросило из лодки на гребне, или развернуло бы вдоль, пока передвигались. Интересное это было понимание.
И вот тогда брат предложил запеть. Почему вот именно эту песню, не знаю, но она подходила. Мы пели вплоть до берега, наверное. Ее и еще итальянскую партизанскую «Аванте пополо, алла рискосса». Да, пение помогало удержать механический ритм и не думать, сколько еще впереди.
Не скажу, через сколько времени, но ветер поубавился, и вдали появился ориентир – церковь. А потом мы увидели на берегу и людей – нашего молодого хозяина и еще двух-трех в разных местах. Честно говоря, не думаю, чтобы они могли помочь в бурю и далеко от берега. И все же приятно знать, что о тебе думают на суше.
И он помог нам причалить спокойно, без лишних слов – сегодня с нами так, а завтра с ним. Нормальная мужская жизнь.
Давно и рано отзвучал прощальный салют брату - полковнику, а тогда студенту-медику. Но почему-то все равно вспоминается песня:
Значит, смерть подождет…
____________________
Пряжей солнечных дней время выткало нить.
Мимо дома тебя понесли хоронить…
Но под плач панихид, под кадильный канон
Все мне слышался тихий раскованный звон…
(Есенин)