Сладкой черешни, чистого неба,
Тёплого ветра, соленой воды...
Где бы я ни был, с кем бы я не был
Главное в жизни моей - это ты!
Эта история не должна была стать особенной или любимой. Ну, знаете той, которую рассказывают детям или часто любят вспоминать. Да и не люблю я. Само собой вспоминается.
Итак…
***
Её звали Лида. Впервые я увидела эту бледную женщину лет тридцати на приеме в поликлинике. Она была вместе с таким же бледным молодым парнем, если не сказать мальчиком. Он выглядел каким-то растерянным, она в то же время собранная, немного напряженная, взгляд уверенный, колючий. Сильная женщина, коня на скаку остановит и т.п. Одним взглядом остановит!
Очередь была длинная, а они в самом конце. Другие перешептывались, даже знакомства заводили, что-то читали, а эти двое только лишь глядели друг другу в глаза – пристально, не мигая. Будто диалог происходил без слов.
Проходя мимо, я отметила про себя – не успеют. Никак не успеют – время приема у врача не резиновое. Пропустить что ли раньше, но тогда другие пациенты начнут возмущаться. Да и что мне за дело? И вообще, почему именно они? Вон старушка за бок держится, охает, или вон тот плотный мужчина… но нет. Именно на них остановился взгляд. А может это всего лишь любопытство?
Тем временем день плыл мимо, обычная суета, ставшая уже столь привычной и даже незаметной, что кажется – всё так и должно быть. После обеда у меня забег по вызовам, ну а вечерком частный прием. Есть такой анекдот: «Почему врачи работают на полторы ставки? – Потому что на ставку есть нечего, а на две - есть некогда!».
Я и забыла про эту женщину. И не вспоминала несколько дней. Пока не раздался звонок. Домашний мой мало кто знает, правило у меня – не мешать личную жизнь с работой. А тут вдруг:
- Мне ваш телефон Лариса Ивановна дала, помогите, пожалуйста…
- Кто дал? – я немного в растерянности. Знать не знаю никакой Ларисы Ивановны.
- Лариса Ивановна… - такой же растерянный женский голос. – Ваша соседка по даче! Вы ей радикулит вылечили.
Вот-вот, не делай людям добра, подумала я. Ну что ж, назвался груздем…
- А у вас-то женщина что?
- Не у меня, у брата… Судорожные припадки…
- Пьете что-нибудь?
- Конечно-конечно, всё, что доктора назначают, но не помогает, ничего не помогает!
- У вас свой доктор есть, вот ему это и говорите, - пыталась я объяснить.
- Не доверяю я этому старому му… Посмотрите, очень прошу, вдруг что-то можно сделать! Ему так плохо... И на работу никуда не берут!.. Я заплачу, вы только посмотрите его!
Я записала ее на прием через несколько дней. И не думала, пока не увидела их снова. Теперь уже в частной клинике, но всё таких же – бледных, безмолвных, держащихся за руки и пристально смотревших друг другу в глаза.
- Я Лида, - представилась сразу она. – А это Варенцов. Ваш пациент.
Так мы и общались. Лида мне сразу понравилось. Впрочем, как и Рома Варенцов. Ему было 25, и тяжелая форма эпилепсии. Множество таблеток и никакого контроля над болезнью, но что об этом? Многие люди болеют и более тяжело. И живут. И родственники с этим смирились. Но Лида – нет, Лида не такая. Она водила его по врачам, писала письма в Минздрав, искала по знакомым специалистов. Потом знакомых их знакомых, и так далее. Она была центром, часовым механизмом, который заставлял работать множество людей. Меня в том числе.
После этой встречи мы часто виделись с ней. Иногда она приходила сама - за рецептом, или спросить совета – можно ли ему ходит в бассейн или баню… Мы с ней почти ровесницы, и немного сдружились.
Однажды Лида позвонила и плакала в трубку. Мне удалось разобрать, что у Ромы случился очередной приступ, и он толкнул её. Она крайне неудачно упала, сломала руку. В двух местах. На «скорой» её привезли в больницу.
- Александра Дмитриевна! Саша! Положите Рому в отделение! Я так боюсь! Он с собой что-нибудь сделает!
Угроза показалась мне пустой – эпилептики рук на себя не накладывают, инстинкт самосохранения работает даже в бессознательном состоянии. Но при виде Романа в приемном покое я испугалась. Еще более бледный, чем обычно, глаза гневно горят, волосы растрепаны, он сидел напряженный, кусая костяшки пальцев.
- Это я, это всё я…
- Не надо так. Это не ты, это болезнь, - я попыталась взять его за руку, но он дёрнулся, как током ударило.
Лида выглядела ужасно. Синяк на скуле. Рука в гипсе. Следы косметики размазаны. На горле нелепый для июля серый в полоску шарф.
- Что случилось? - с порога спросила я. - Ведь терапия помогает…
Она глубоко вздохнула и хрипло ответила:
– Судорог не было, аура осталась. Она длилась больше чем обычно. Ему казалось что-то… или кто-то… он отталкивал меня, потом…
Она глотала слезы. Была совсем раздавлена. И перешла на шепот.
- Он пытался меня задушить…
Она стянула шарф, вокруг горла были ужасные следы.
- Саша, должно быть что-то еще! Надо искать пути! Я должна ему помочь, должна! А вдруг он… он бы убил меня?
Я содрогнулась от мысли как ей страшно жить с больным человеком. Лида продолжала:
- А потом, как же ему с этим было бы жить? Вы представляете, как он бы себя корил? Винил бы в моей смерти!
Честно говоря, я не знала что сказать. Или сделать.
- Помогите ему! Прошу! Даже если меня не будет, помогите!...
***
Лида находилась в больнице недолго. Темперамент такой, вечная жажда деятельности. Главным стимулом был Рома – как он будет один? Серый шарф она носила до выписки, объясняя всем любопытным: «Здоровье слабое, не хватало еще инфекцию здесь подхватить!». Посмеивались, да только ей плевать было на всех.
Я же искала выход. Обзванивала знакомых, вспомнила про однокурсника в Москве. В центре нейрохирургии работал, что с ним сейчас интересно? Через знакомых разыскала. Да, все там же. Да, отправляй. Тут светило одно есть, академик. Договорюсь, посмотрит.
Лида целовала мне руки, и плакала.
- Сашенька, спасибо! Ох, Господи, только бы получилось!
Она заливалась слезами, эта сильная смелая женщина. Мне тоже хотелось плакать. Люди в коридоре бушевали, возмущаясь наглости проскользнувшей вне очереди женщины.
- Ну, хватит, хватит. Может ничего и не получится. Мы только попробуем, ладно?
Она счастливо улыбалась.
- Свечку поставлю за ваше здоровье, - Лида была глубоко верующей женщиной.
И закрутилось-завертелось. Связь держали постоянную – мне не хотелось терять их из виду, вдруг что случится, помочь, поддержать. Звонил и однокурсник мой.
- Наша парочка пока обследуется. Похоже на эхинококкоз – небольшой такой пузырь в головном мозге. Сдавливает близлежащие структуры, оттого и аура сильная.
- Ничего себе! – говорю я. – А почему парочка?
Удивляюсь. Они же брат с сестрой! Смеётся.
- А фамилии разные, не посмотрела?
- Мало ли, сводные например.
- Тебя не переспоришь, - снова смеется. – Но сдаётся мне, тут любовь.
Встряхиваю головой, глупость какая.
Потом Рому прооперировали, на первый взгляд удачно, но что там – Бог знает. Нейрохирургия – вещь запутанная. Лида как приехала, так с вокзала сразу ко мне. Снова благодарит.
Потом связь наша оборвалась, а значит – всё у них хорошо…
***
Прошло несколько лет… наверное 5. Время быстро летит во всей этой суете рабочей. Столкнулись мы с Ромой случайно, вечером пятницы, в торговом центре. Я выбирала подарок мужу – Новый год скоро. Голос из-за спины.
- Здравствуйте, Александра Дмитриевна!
Обернулась. Не узнала сразу. Непривычно загорелый для декабря, высокий, хорошо одетый мужчина.
- Роман Варенцов, - сказал он. - Не помните меня?
И тут я всё вспомнила, в первую очередь Лиду, а потом как невнятную тень и его. Посыпались вопросы.
- Ты где? Как? Чем занимаешься?
- Архитектор, - смеётся он. – Это мы проектировали, - разводит руками по сторонам.
А до меня доходит, что ничего, ничегошеньки о нем не знала. Ни что образование архитектурное, ни что красивый такой – не замечала просто.
Рада была видеть, честно скажу. Даже соскучилась. Но больше по Лиде.
- Лида-то где?
И взгляд его потускнел и стал таким же растерянным, как тогда, в поликлинике, когда впервые я их увидела.
- А Лида меня бросила, - с грустью сказал он.
- Как? Сестра? – удивилась я.
- Никакая она не сестра мне, - с горечью и отчаянием; и вдруг с вызовом: - Время есть?
Времени было хоть отбавляй, и мы уселись в пустом кафе. У меня муж на дежурстве, его Лида «бросила», а у всех вокруг – дела, дела… праздник ведь на носу – наготовить, набрать подарков родным и близким
И рассказал мне Рома свою историю…
Припадки эти начались в последних классах школы. Дети народ жестокий, друзей сразу не стало. Девушки никогда не было. Семья его не поддерживала, не нужен он был отцу и мачехе. А матери к тому времени уже не стало. Отселили его на окраину, и живи, как хочешь.
Рома продолжал учиться после школы, но уже самостоятельно. Год просидел дома, работал дворником. Есть было почти нечего. Мысли разные в голову приходили. Зачем жить? Ради чего? Чтобы отвлечься рисовал. Получалось красиво. Любительски, конечно. Потом начал рисовать портреты в парке. Платили. Если конечно приступ не начинался. Тогда называли сумасшедшим.
- Вы бы знали, сколько у меня оставалось недописанных портретов, - горько говорит он.
И вот в один раз подошла к нему женщина невиданной красоты. Каштановые волосы, серые глаза, аристократическая внешность. И очень вежлива. Просила нарисовать свой портрет для мужа.
***
- О, какой это был портрет! – объяснял я Александре Викторовне, она слушала внимательно, не перебивала. – Это было лучшее, что я писал. Такое удовольствие рисовать идеальную женщину!
Дальше было какое-то наваждение, как солнечный удар. Она пошла, чтобы посмотреть рисунок, и запах, её запах – даже не знаю, что именно, не духи, а она сама, какая-то свежесть, легкость – запах этот меня будто одурманил! Сам бы не осмелился, нет ну что вы! Где она, а где я. Но тут вдруг это помутнение, и я обнял её, притянул к себе.
А она не отпрянула. Так и было: она стояла рядом, а я сидел на своем раскладном стуле, обнимая ее за талию, уткнувшись в грудь, и плакал. Она гладила мои волосы, и не отталкивала. Впервые в жизни меня кто-то не отталкивал!
И мы гуляли до вечера, забыв обо всём. Лидия… какое красивое имя, необыкновенное, ласковое. И такое счастье, и радость, но я знал – всё скоро кончится. Вот-вот, времени совсем мало, я пытался сказать ей, что болен, но не мог, а когда вдруг собрался с духом, не успел – началось.
Очнулся, а она рядом. Сказал, или она сама догадалась – теперь уже не помню. Расстались. Она ушла в задумчивости. И я был уверен – не вернется.
Но на следующий день она снова пришла. И так до конца недели – счастливейшая неделя в моей жизни! А потом она переехала ко мне.
Представляете? Бросила своего богатого мужа и - ко мне! Это было невероятно, я не мог поверить. Боялся спать – вдруг проснусь, а её нет? Невыносима была сама мысль о том, что могу её потерять. Впервые в жизни у меня было, что потерять!
Только одно огорчало – Лида стеснялась нашей близости. Я поначалу думал – стесняется меня, изгоя, больного, сумасшедшего. Но нет, она себя стеснялась. Разница у нас – в 9 лет. Да какая разница, сколько! Я теперь знал, что такое любовь. И она меня любила, вы же видели. А я её, потому наверно так легко поддался её уговорам – называть сестрой на людях. Как будто её могли осудить. Кто бы посмел? Её, Лиду, ангела, милую…
***
По его щеке скатилась слеза, а я не знала, что сказать. Действительно, с какой любовью они всегда смотрели друг на друга! Только дурак мог не заметить. Какие мы все дураки! Не дальше своего носа…
- А потом… вы знаете. Началась эта эпопея – по врачам.
- Ну, это же замечательно, - подала, наконец, голос я. – Тебя вылечили.
- Лучше бы нет! – с горечью вскричал он.
- Ты только взгляни на себя – красивый, молодой, на хорошей работе – мечта любой женщины!
- Да не нужна мне любая, только она, как вы не понимаете? – вскричал Рома. - Только она, только Лида, но её нет…
- Почему? - недоумевала я.
- Она просто ушла. Когда я поправился после операции, когда поступил в университет - я видимо стал обычным. А может, она со мной была из жалости. Но ушла, когда у меня стало всё хорошо. Собрала вещи и, не отвечая на вопросы, оставила меня… Вы представляете? Она, которая не ушла, когда увидела мой припадок, не ушла, когда я чуть было не задушил её. Ушла, когда всё было прекрасно, когда я перестал быть инвалидом. Зачем? Почему? Может она была ангелом?
Спросил он и выжидательно посмотрел на меня.
- Вы верите в ангелов?
Так сходят с ума. Я не верила и молчала. Загадочна женская душа!
***
Но история эта не давала мне покоя. Я почему-то вспоминала их вместе, они были как две половинки, разве что-то могло разлучить? Потом я спрашивала: зачем мне это знать? И не находила ответа.
А вспомнив первую встречу, поняла, кто может что-то рассказать о Лиде. Моя соседка по даче, Лариса Ивановна. Ведь именно она когда-то дала ей мой телефон.
Если, конечно, бабка еще жива.
Дачу мы давно уже продали, но порывшись в потрепанном блокноте, я не без труда нашла нужный номер. Она оказалась не просто жива, но еще в уме и здравой памяти – что для этого возраста большая редкость.
- Лида? Как же, как же, помню! – Цветы у меня на рыночке брала, и с ней еще брат приходил, больной.
Окрыленная, что потянула за нужную ниточку, я задала главный вопрос:
- А что с ней сейчас, знаете?
- Умерла она, Саша.
- Как? – опешила я.
- Да рачок завелся. Молодая ешё, жаль было.
- Давно?
- Несколько лет уже. Славная девочка. Она-то и купила у меня дачу, когда не могла я больше ни торговать, ни за цветами своими ухаживать. А Лида, она-то ближе быть к природе всегда хотела, там и жила последние годы – доживала. Врачей, ты уж извини Саша, не любила. Натаскалась с ними полжизни – пока брата лечили. А я её спрашиваю: где он, братец-то, не помер? А она встрепенулась: «Ну что вы, Лариса Ивановна! У него все хорошо, выздоровел!» И лицо у неё засветилось как прежде. Да только мало я в это верила – где ж он, коли выздоровел? Почему не приходит, не навещает её?..
Я сидела потрясенная рассказом. И было мне страшно, что вот теперь знаю, да, а что дальше? Сказать или нет? Но ни номера, ни адреса её лже-брата не было.
***
Через несколько лет я увидела в газете объявление о портретной выставке. Автором был Роман Варенцов. Не пойти не смогла. А придя была поражена. Со всех стен на меня смотрела Лида – профиль, анфас, с тонкой сигареткой в тонких же пальцах, в ворохе простыней спящая, улыбающаяся, смеющаяся, недовольная, даже сердитая, в платье, в костюме, в джинсах на пикнике, со своими любимыми гладиолусами в руках, с книгой, с вязанием…
Я шла по залу и, не замечая, плакала. А последним рисунком – фигура женщины, тонкая, почти что костлявая, в простой одежде, ботинках, запачканных землей, лежала на траве под деревом в нелепейшей позе лицом вниз; из пучка собранных волос выбилась длинная прядка, рука такая знакомая, всё те же длинные пальцы, но ничего кроме руки не выдавало в этом образе Лиду… а только на облаке в самом верху угадывались черты её лица.
И подпись: «Моей единственной, Лидочке, умершей в 2007 году. Любимая, скоро встретимся!»