Возвращался. Не важно от куда, я просто ехал домой. Ловил губами воздух с чуть приоткрытой форточки.
Они сидели впереди. Она держала на руках спящего ребенка, мальчугана, лет четырех.
Меня от одного только выражения ее лица чуть не согнуло. Я знаю, каково ощущать себя по колено в трясине. Но каково чувствовать, когда на грудь льют кипящее масло?
Не позволяя себе плакать, она застывшим взглядом смотрела в водительское зеркало.
Туда. За спину. Так непостижимо рядом. На нее, девочку, что плакала немыми слезами.
Она смотрела на ту, которая горела живьем, которая выворачивала себе пальцы, только бы не застонать.
А то услышат. Обернутся еще, посмотрят, а она возьмет и свалится замертво от этого непонимания.
Знаешь ли ты, спящий мальчик, на какие жертвы пошла твоя мать, чтобы дать тебе частицу того тепла, которую она так бескорыстно могла отдать другой. Рожденной не от нее и не для нее.
Эта запретная любовь в 30 сантиметрах друг от друга.
Эта убаюканная ответственность на руках.
Этот чужой мужчина, с точно таким же обручальным кольцом, как и на ее тонком безымянном пальце.
Эта горящая девушка, которая шепчет ее имя искусанными до крови губами, но так боится, что услышат Не Тот.
А нужный человек смотрит сейчас в водительское зеркало и не позволяет себе плакать.
Я вылетел с той маршрутки, будто бы за мной гнались бесы. Я бежал прочь от места, где в муках умирало два сердца. Я пытался выкричать эту чужую боль голубям и камням под ногами. Но они равнодушно молчали или улетали, подальше от свидетеля этой трагедии.
А потом пешком по трамвайным путям домой. И, желательно, НЕ дышать.
Будьте с любимыми. Не уходите, если любите. А то однажды встретите их снова, чуть повзрослевшими или, возможно, постаревшими, уже с семьями и озабоченными своими неотложными делами.
Вы их обязательно встретите... И в тот же момент погибнете.
Не расставайтесь.