Распадающаяся игрушка

Андрей Карапетян
Бесы хотят своих барельефов, но не стенах божественной горы, а на стенах людских лиц – и барельефы эти отпечатаны внутрь – они не восполняют, а вытесняют.
Вогнутые маски, отпечатки, как в тесте, лиц, выдумок, глаз, хватающие пальцами, раскрывающие рты и поворачивающие вогнутые свои лица, сминая и сплющивая настоящее выпуклое лицо...
...вращающие отпечатками глазных яблок с треугольными, вдавленными зрачками – отпечатками того, чего нет на самом деле.

У каждой весёлой истории свой погреб. В каждой сказке всё равно есть могила, обязательно есть... может быть, только одна, может быть очень далеко, в тех землях, где не ходят, на самом краю тех лесов, что – только вокруг, под стенами тех замков, что – только видны.
Под каждою маской всё равно улыбается череп, каждая жизнь всё равно в результате своём – смерть. Только смерть делает её плотной и осмысленной, но и в чём-то искусственной тоже.
И в середине любого, даже самого остроумного, сюжета сторонним холодком сквозит скука, всё – игра, через час ничего не будет, мертво вокруг.

Многокрылая машина грёз превращается в маленький летучий городок, который, покружив, помигав фейерверками, вдруг улетает в ночной коридор за занавесом – и о нём более ни слуху, ни духу.

...там, в глубинах Распадающейся Игрушки, в незавершённом кубике ярко освещённой комнаты, полной живых, шевелящихся, самодвижущихся частей и обломков...
...комнаты среди хаоса и развалин заброшенного Лабиринта...
...комнаты, где сидит, уронивши голову, чёрный арлекин. И, так как сидит он спиною, то видны только скула и кончик носа гипсовой его маски, а упавшая, полураскрытая кисть белой его руки почти касается пола...
...хаотической жизнью наполнявшие это место вестники смерти – колченогие и судорожно-механические обломки Распадающейся Игрушки...
...живучие, перешагивающие, подпрыгивающие и расползающиеся, полные надежд и страхов, полные освобождённой энергии вестники смерти огромного, когда-то пригодного к жизни, сооружения...
...пытающиеся найти пролазы в другую Игрушку и зацепиться там, всунуться, приладиться как-то к другой игре...
...в иной Лабиринт на ладони иного божества – полуночного, на Остров Великой Карусели, выдуманный давным-давно чёрным и вёртким человечком с тросточкой – единственным поэтом Антимира...
...Великой Карусели, бесконечноэтажной и невозможно сияющей, бесконечно и подробно раскрашенной самыми лучшими красками в горы и прямые магистрали, в пустыни и столбообразные города, в низкие и неторопливые океаны. Мягкий гул, ровное попискивание, далёкий рокот исходят оттуда, и иногда на одном из игрушечных балкончиков появляется золотой арлекин и, улыбнувшись алой остроносой маской пролетающим мимо него в бесконечное путешествие, он вроде бы даже крикнет что-то... Что-то вроде:
– Всё у нас! Самый белый Парфенон и самые великие певцы, самые большие оркестры и самый весёлый Париж! Всё здесь! Всё!..
...ухватившись за перильца, вытянет шею, высматривая что-то внизу, и пропадёт. Нету ничего. Только огоньки перемежаются на пультах, да бело-голубые экраны улыбаются черепами цифровых скоплений и плетью стягиваемых в шар множествами функций и параметров...