ЯЛТА. Сексуально-историческая сага

Социально - психологическая сага, рассказывающая о жизни, страсти, любви и сексе простой девушки из южной провинции России. Будучи трехлетним ребенком, она по воле случая оказалась в детской коммуне – училище для детей высокопоставленных советских чиновников и военачальников. Так, она  попала в высшие слои советского общества. Революция перевернула жизнь крестьянской девочки, рожденной для совсем другой судьбы. История её жизни совпала с историей нашей страны в период с 1916 до 1974 года.
С появлением Страны Советов, на территорию России пришла новая идеология, которая вступила в борьбу с простыми человеческими желаниями, страстями и слабостями. Маленькая девочка превратилась в красавицу, выпускницу элитного спец. училища. Опека государства и брак по любви с перспективным молодым офицером спецслужб гарантировали ей радостное и безоблачное будущее.  Но все пошло не так. Муж не мог радовать близостью и продолжением рода. Эти главные женские ценности много лет обходили её стороной. Так и прошла бы её жизнь в достатке, но без простого человеческого счастья, если бы не поездка на отдых во всесоюзную здравницу Ялту. Там к ней пришла долгожданная любовь, которая превратила спокойную жизнь в череду радостных и трагических событий наполненных взрывными страстями, неуправляемым сексом, рискованными изменами, смертью, расставаниями и обретениями,  разрушающими всю её благополучную жизнь. Теперь, перед ней стоял трудный выбор:  пойти по пути, указанному сердцем или разумом?
      
Роман был представлен СОЮЗОМ ПИСАТЕЛЕЙ РОССИИ на Лондонской книжной ярмарке «The London book Fair 2013» в апреле 2013г.
               
Уважаемые читатели!
К сожалению, я не могу поместить текст полностью, так как роман издан, и обязательства перед издательством не позволяют мне это сделать. Главы, предложенные для ознакомления, выбраны не случайно. Очень надеюсь, что прочитанное вами вызовет интерес к произведению в целом. Любителей гламура прошу не беспокоиться.

Кто захочет ознакомиться с романом полностью, может сделать это в следующих местах:

КУПИТЬ в двух главных магазинах Москвы -
«Московский Дом Книги»  на Арбате  ул. Новый Арбат 8 
Библио-Глобус на Лубянке    ул. Мясницкая 6/3  http://www.biblio-globus.ru/results.aspx
В США  http://www.therussianbookstore.com/10257060
В США  http://www.biblio-globus.us

в интернет-магазине   Ozon.ru   по ссылке http://www.ozon.ru/context/detail/id/8794168/
в интернет-магазине  sprinter.ru по ссылке  http://www.sprinter.ru/Search/?t1=21&t2=&t3=&query=

СКАЧАТЬ В МАГАЗИНЕ ЭЛЕКТРОННЫХ КНИГ ПО ЭТОЙ ССЫЛКЕ: http://litmarket.org/yalta

Приходите в Facebook на мою страницу Владимир Махлин.


                ЯЛТА
                роман

                Отечества и дым нам сладок и приятен.

                Г.Р. Державин. Стихотворение "Арфа" 1798г.               

               


                В Советском Союзе

                не было секса

                не было измен

                не было страсти

                не было воровства

                не было коррупции

                не было……………………


 ГЛАВА 1. Странный праздник… Купание в огне

Ночь. Таинственное, мистическое время. Что только не происходит ночью! Какие только мысли и потаённые желания не будоражат воображение в ночи! Фантазии, страхи, грёзы, мечты и самые смелые страсти наполняют твой разум настолько, будто только ими и живёшь. Не случайно самые значимые и таинственные обряды, те самые, что не только предсказывают судьбы, но даже их меняют, отправляются только ночью.
А если это не просто ночь, а ночь на Ивана Купала да ещё в Казачьем хуторе на юге России, тут уж точно что-то случится.
Странный праздник;— всё смешалось в нём, и язычество, и христианство. Всякая нечисть в эту ночь так и норовит людям беду принести;— именинник водяной утопит любого, кто неосторожно в его владения вторгнется, и ведьмы, и кикиморы в эту ночь своих жертв ищут;— берегись! Не страшны они только тем, кто положил на подоконник и на крыльцо крапиву. Она не пустит в дом ни ползучих, ни летучих, ни ходячих оборотней да вурдалаков. Колдуны, домовые, кикиморы, лешие так и лезут в эту ночь из всех щелей. И деревья перемещаются и разговаривают, и папоротник все подземные клады покажет, если увидеть его, пока он в цвету, и вода с огнём дружит, и травы этой ночью особо целебны. Даже в названии праздника всё необычно, всё перепуталось;— здесь и православный день в память по Иоанну Крестителю, и доселе не забытый в народе языческий бог Купала. Наверное, поэтому любим этот праздник самыми разными людьми от язычников до христиан. Веселятся: все, и стар, и млад.
Хлопцы и девчата одеты в праздничные наряды. Волосы девушек украшены искусно вплетёнными полевыми цветами. Вышивка на сарафанах и рушниках светится в лучах луны и искрах праздничных костров. Парни в белых рубахах под кушак, начищенных сапогах до блеска. Все прыгают сквозь длинные языки костров. В эту ночь огонь очищающий. Мягко стелются вдоль берега реки протяжные песни, девушки плетут венки, украшают их горящими лучинками, свечами и пускают по реке. Они взволнованны, готовятся узнать, как сложатся судьбы с их сужеными;— долго ли им вместе жить. Уплывёт венок далеко;— быть им вместе долго, утонет или лучинка погаснет;— жди расставания или того хуже.
Те, кто постарше, заняты делом;— заготавливают лечебные травы, собранные в эту ночь, они имеют особую целительную силу. Сжигают одежду хворых детей, чтобы ушли болезни. Даже скотину заставляют через огонь пройти, от мора защищают;— трудная задача.
На поле, возле хутора, ближе к берегу реки, стоят аккуратно сложенные стога правильными рядами. Трава ровно скошена, луна осыпана звёздами, горит низко, почти в реке, и длинное её отражение колышется на воде между плывущими венками, придавая их медленному движению мистическую тайну.
Молодые красивые парень и дивчина незаметно выходят из шумной толпы празднующих и убегают от всех, так, чтобы никто не заметил их исчезновения. Бегут сломя голову, держа друг друга за руки, смеются, как нашалившие дети.
Достаточно удалившись от шумного празднования, они подбежали к одному из стогов на краю поля, прямо у реки. Быстро влезли наверх, сбросили с себя одежду, упали в сено на самом верху стога и с упоением слились друг с другом в страстном, безумном порыве любви. Так сильно проникли они друг в друга, что разум уступил место страсти без остатка. В её глазах всё небо, звёзды и луна закружились так быстро, что превратились в длинные светящиеся стрелы.
Да ещё эта песня. Эта песня про судьбы суженых, доносившаяся от языков костров, что вырывались как красные кони, доставая до самого неба, откуда Купала вершил свой промысел. А песня, да нет это не песня, это молитва:

                «Ой, на святого
                Ой, на Купалу
                Девки гадали,
                Венки кидали,
                Кидали в воду,
                В воду быструю.
                Скажи, река чистая,
                Про жизнь молодую:
                С кем моя доля
                Век вековати,
                Кого, наша река,
                Любым назвати,
                Долго ль я жити,
                Долго ли буду?
                Неси венок мой,
                Не дай потонути.

Весь этот круговорот страстей, покрытый таинством познания судьбы, да под звуки протяжной песни доводил влюблённых до потери реальности. Сознания больше не было, было неуправляемое разумом состояние;— он отдавал ей всю свою силу и нежность. Сила и нежность, словно огонь и вода в эту ночь, не спорят, а только дополняют друг друга. Вода закипает от огня, но не гасит его, словно набирается от него силы. А влюблённые в этой ночью, сплетают свои горящие тела, чтобы испепелить друг друга без остатка и снова возродиться с новыми силами, как солнце на утро Ивана Купала да на Петров день;— солнце при восходе играет, переливается всеми цветами радуги, скачет, погружается в воду и снова появляется с новой силой и жгучим теплом.
И вот приходит тот самый момент, тот апогей любви, во время которого в людях просыпаются первобытные рефлексы, и они, уподобившись диким зверям, не могут сдержать крик и рёв, ногти впиваются в спину до крови, зубы прокусывают ключицы. Она закричала так протяжно, так безумно, что этот крик превратился в вой волчицы. Такой громкий, что пролетев по всему полю, донёсся до празднующих хуторян и, приглушив их пение, заставил всех умолкнуть и повернуть любопытные взгляды в ту сторону, откуда прилетел этот возглас любви! Замершая толпа расплылась в одобряющих, лукавых улыбках.

Да, не простая эта ночь, коли может страстью и любовью людской все мирские и церковные законы взять да отменить!

Только один из парней, стоящий среди празднующих хуторян, посмотрел туда, откуда доносился крик, с явным недовольством прищурив глаза от нахлынувшей злости.

  ГЛАВА 2. Из грязи в князи

На Руси жизнь никогда не была лёгкой. Холодные зимы, засушливое лето, войны, несправедливые помещики, жестокая каторга, долгая служба в армии… Всё это столетиями формировало национальный характер. Все русские;— немного татары, немного поморы, немного украинцы, белорусы, молдаване… На юге кавказцы добавили в русскую кровь свой темперамент. С запада поляки, немцы, голландцы, датчане, с севера финны несли свою культуру. И что бы ни происходило, какая культура ни приходила бы в Россию со своими людьми и ценностями, Россия никогда не становилась Польшей или Германией;— а вот гости наши почти всегда становились русскими. Да и что тут говорить, что ни царица российская, то немка или датчанка. Вот и гадай, что такое загадочная русская душа.
Во всех концах необъятной России живут такие непохожие люди;— разных наций, разных сословий, разной веры. Да вот только в каждом из них всегда нашего узнаешь. Наши татары и наши горцы;— это совсем не те, что за границей живут. Будто вирус какой их переделывает. После такой переделки этих людей называют Россиянами. Жили Россияне веками на этой земле, под этим небом, с этими церквями, мечетями и синагогами. Бывало, ссорились между собой племена и народы и дрались, но как только приходила беда на землю русскую;— так все в братьев и сестер превращались и всем миром на защиту России становились.
И как ни берегли они свою родину, но просмотрели страшную беду, и пришла она в 1917 году! А проглядели потому, что пришла она не от внешних врагов, а изнутри и поползла она метастазами по всей земле русской и докатилась до всех самых дальних окраин. На южных окраинах России разбросаны казачьи хутора. Казаки всегда были преданы Родине и царю. Большинство из них не приняли революцию. Они вообще понять не могли, как можно против Царя;— батюшки выступить. Казаки тоже одна из русских загадок;— не нация, а сословие, образовавшееся само по себе;— так получилось! Носят кавказские бурки, лихо рубят саблями, по духу страстные и вольные, как горцы, а выбор их;— преданность своей вере православной, пшеничным полям, России;— матушке и Царю;— батюшке. Они сделали свой выбор раз и навсегда! И не нашлось во всём свете такой силы, которая могла бы их с этого пути столкнуть.
Проглядели, проглядели семнадцатый год! И теперь, в девятнадцатом, стоят сломленные, почерневшие, некошеные травы, и некому засевать пшеничные поля. А по лугам, что опускаются к реке, где раньше стояли аккуратные стога душистых трав, то и дело едут подводы с комиссарами и бойцами Красной армии забирать у крестьян последнее зерно, да и всё, что под руку попадётся. И название тому действу;— «продразвёрстка».
Здорово коммунисты умели разные подлости красивыми словами оформить.
Так было и в этот раз. Поздно вечером под моросящим осенним дождём издалека движутся два силуэта лошадей, тянущих из последних сил подводы. Приближается скрип колёс. На первой подводе;— двое, на второй;— только кучер. Оба кучера в промокших шинелях. Второй, сидящий на передней телеге, одет в кожанку;— наверное, комиссар, теперь все кто в кожанках, наверное, комиссары. Колёса утопают в грязи. Лошади еле тянут, их безжалостно хлыщут кнутами, но уставшие, голодные животные не могут тянуть быстрее.
Телеги медленно заезжают в деревню. В редком окне виден тусклый свет свечи. Подъезжают к дому с более ярким светом в окнах и дымком над трубой. В окне виден человек, смотрящий в окно, отбросив занавеску.
Телеги без остановки заезжают во двор. Ворота уже открыл хозяин дома;— староста деревни. Чуть не кланяясь, подбегает к первой телеге и заискивающе обращается к человеку в кожанке:
— Доброго здоровьячка, Василий Петрович, проходите, я сам лошадей в сарай отведу. Проходите, там Дуся уже всё приготовила.
— Молодец, Стёпка,— похвалил Василий Петрович высокомерно, начальственным тоном.;— Хорошо служишь делу пролетариата. Советская власть тебя не забудет и международный коммунистический интернационал тоже.
Василий Петрович пошел в дом уверенной походкой, как в свой. Степан повёл лошадей в сарай, двое солдат за ним;— помочь распрягать. В сенях дома Дуся, жена Степана, готовилась встречать гостей. Услышав скрип двери, Дуся заговорила приветственно, думая, что заходят все гости:
— Ой, гости дорогие, мы уже заждались, думали: совсем о нас забыли.
Василий Петрович нагло схватил Дусю за задницу, прижал её к себе и зашептал на ухо:
— Не забыли, не забыли, и Родина тебя тоже не забудет за преданность делу революции.
— Ой, та вы так шутите,;— смутилась Дуся,;— шо, я даже не знаю, вы так меня в краску загоните, Василий Петрович.
— Комиссары не шутят,;— иронично заметил Василий Петрович.
За спиной скрипнула дверь. Василий Петрович резко оттолкнул Дусю. Заходят два бойца, уставшие, в промокших шинелях, рады, что закончились мучения длинного пути. Один из них походя говорит:
— Слава тебе, Господи, добрались.
— Это кто такой господи?;— возмутился Василий Петрович,;
— Не знаю такого в рядах коммунистов и беспартийных товарищей.
— Сорвалось, не хотел я, товарищ комиссар, привычка,;— виновато и растеряно пробормотал солдат.
— Сорвалось? Поешь и пойдешь патрулировать этот дом;— пост № 1. И пока не позову, пост не бросать, понял? Привычка у него! Пора привыкать служить делу революции;— это правильная привычка!
— Так точно.
Заходит Степан;— староста деревни;— и сразу заискивающе обращается к комиссару:
— Так вы присаживайтесь, Василий Петрович, в ногах правды нет, покушайте.
Дуся засуетилась. На столе появляется сало, краюха хлеба, соленые огурцы, квашеная капуста и литровая бутылка мутного самогона.
— Не по уставу, не по уставу, а вдруг кто из верхов узнает,;— пошутил Василий Петрович, указав на бутылку. Верхами он называл своё начальство, которого крепко побаивался.
— Так то раньше Бог всё видел, а теперь Бога нет;— теперь можно!;— подыгрывая шутливому тону начальника, сказал Степан.
— Бога нет, это ясно, а начальство есть. Оно тоже наверху, только к богу с молитвами, а к начальству с доносами?;— насупив брови, рявкнул комиссар.
— Ну что вы, Василий Петрович, шутите?;— испуганным тоном сказал Степан,;— Знаю, это вы так шутите!
— Шутки были раньше, до пролетарской революции,;— строго заметил Василий Петрович.;— А теперь всё серьезно, понял?
— Как же вы так думаете, товарищ комиссар, вы ж для нас всё: и соломку, и зерно, и дровишки,;— Степан совсем затрепетал, голос срывался от страха. Дай вам… Дай вам…;— запнулся —… здоровья.
— Так ты, Стёпка, служишь революции за соломку и дровишки?;— нравоучительно пристыдил комиссар.
— Так как же вы так, Василий Петрович,;— дрожащим голосом, чуть не всхлипывая, завопил Степан.;— Да я за революцию жизнь готов отдать и за товарища Ленина, и за товарища Троцкого, и за…;— задумался и ничего больше не вспомнил.
— Ладно, ладно, садись. Поешь и сразу на пост № 2.;— Смягчился Василий Петрович, увидев неподдельный страх Степана.
— Куда?;— с недоумением спросил Степан.
— Пойдёшь колхозный склад охранять.
— Так он пустой.
— А ты сарай охраняй, а то не ровен час будет диверсия;— сожгут, например. Нас тут ваши видели, знают, что завтра работать будем на благо революции. А что товарищ Ленин говорил?;— Нужно хранить социалистическую собственность!;— коммунисты искусно туманили мозги всем слоям наивного населения России всевозможными вескими причинами и лозунгами, значение которых почти никто не понимал.
Все садятся за стол, едят, выпивают. Василий Петрович разрешил всем выпить по одной рюмке самогона.
Василий Петрович захмелел и начал проводить полит;— информацию среди подчиненных. Любил он это делать, особенно когда выпьет. Он начинал чувствовать себя важной персоной, нет;— вождём, самым умным и самым значительным. И наши современные начальники как должность получат, так сразу же после приказа о назначении становятся носителями истины в последней инстанции;— это у них всех по наследству от Василия Петровича! А истина, так она у них на службе, в подчинении! Как скажет начальник, такая и истина! Василий Петрович продолжил медленно и пафосно:
— Нашу революцию поддерживает весь мировой пролетариат. Все страны и населяющие их народы смотрят на нашу революцию, учатся и ждут, когда мы закончим уничтожение нашей контры и придём к ним на помощь в деле свержения экспро…;— запнулся,;— экспроприт… экспронпринтаторов. Да здравствует мировая революция!
Все словно после тоста встают и выпивают по рюмке самогона.
Комиссар с каждой минутой всё больше входил в роль. И командный тон, и строгий приказ;— эти атрибуты мудрого начальника были как нельзя кстати. Комиссар встал в полный рост и отдал приказ личному составу:
— Все по постам!;— Ты;— на первый, ты;— на второй.
Степан и первый боец медленно, нехотя выходят из дома. В комнате остаётся второй боец и Дуся. Василий Петрович увидев, что ещё один боец не при деле, да ещё и мешает ему своим присутствием, быстро придумал дело и ему:
— А ты иди во двор и контролируй двор и сарай с конями. И без моей команды в дом не входить.
Второй боец, не желая выходить на дождь и холод, показывает рукой на улицу со словами:
— Так он уже охраняет дом, я-то зачем? Я потом подменю его.
— Он охраняет внешний периметр, а ты внутренний;— пост № 3! Понял?
— Так точно, пост принял.
Неохотно надевает промокшую шинель и выходит на улицу.

 ГЛАВА 3. Служебное положение и его главное назначение

У Василия Петровича был хорошо отработанный план пребывания в каждой командировке. Слово «командировка», наверное от слова «командир»! Наверняка именно так думал Василий Петрович. И поэтому не пропускал возможности получить все возможные выгоды от своего положения первого лица. А программа состояла из следующих обязательных мероприятий: хорошо покушать, хорошо выпить, позаниматься экспроприацией, что-нибудь ценное стащить, запугать подчинённых, а на обратном пути придумать, как лучше доложить начальству о проделанной работе. Но главное;— при возможности оттрахать какую-нибудь бабу. Способы достижения этой цели всегда разные;— по обстоятельствам. Иногда за еду, иногда брал на испуг и кулаком тоже мог приложиться, это по сильной пьяни. Василий Петрович все свои действия продумывал на несколько шагов вперёд. Вот и теперь все бойцы были заблаговременно удалены на посты. Когда все разошлись, он оживился, взял Дусю за руку и потащил на печку, по пути снимая с неё рубаху. Дуся шла покорно, сопротивляясь лишь на словах:
— Василий Петрович, вы такой мужчина, такой мужчина, как приедете так сразу, оно так, ну, понимаете, оно не очень хорошо.
Василий Петрович своим видом выразил явное недовольство и даже злость. Дуся знала, что сопротивление бесполезно, можно только разозлить начальника её мужа. Делать нечего, покорно сняла юбку и легла на печку.
Василий Петрович смягчился:
— Эх, темная ты женщина. Знаешь, как живут настоящие революционеры;— в коммунах. Никаких жен, никаких мужей, всё и все общие. Все в одном доме, все в одной столовой. Вот это жизнь, одна коммунистическая семья. И в вашей деревне коммуну организуем, вот только контру разобьем…
Срывает с Дуси оставшуюся одежду, наваливается на пышное тело и начинает грязно совокупляться. Кряхтит, бормочет какие-то невнятные слова всё громче и громче. Запах изо рта соответствующий, состоящий из нечищеных зубов, самогона, чеснока, сала, и солёных огурцов. Конечно, комиссара это не смущало. Дуся отвернула лицо в сторону, скривила отталкивающую гримасу и шептала, упёршись потерянным взглядом в верхний угол комнаты:
— Прости, Господи, прости, Господи.
Конечно, физические испытания были отвратительны, но не так велики, как моральные. Она отдавалась этому пьяному, грязному и аморальному чудовищу по принуждению. Когда она оставалась одна, всегда думала об этом. Понимала, что по- другому невозможно, понимала, что безысходность. Понимала, что Бог не простит. И, конечно, как любая женщина, искала хоть какое-нибудь оправдание всему этому. Коммунисты в лице таких комиссаров, как Василий Петрович, всё объясняли просто:;— Бога нет, всё можно;— убивать, грабить, терроризировать во благо революции;— всё можно! А уж спать, с кем захотят,;— безобидный пустячок! И думала Дуся, успокаивая себя: «А может быть так оно и правильно? Да и Бог не всегда справедлив и милостив. Вон дети помирают, болезни косят тысячами верующих, богобоязненных людей, голод, холод, грабежи. И почему Господь не убережет их всех и хутор наш от этих бед, а может, и нет его вовсе?»
Постовой, стоящий у окна на посту № 1, хорошо знал всё, что сейчас начнётся и поэтому, услышав первые звуки, доносящиеся через окно, издаваемые Василием Петровичем, быстро наклонился к окну, опёршись на штыковую винтовку, и давай смотреть через щель между шторками. Всё действо как на ладони. Так увлёкся, что не услышал, как к нему подошел второй боец попросить огонька. Первый от неожиданности схватился за штыковую винтовку. Второй заметил, что тот смотрит в окно с большим интересом, и сам наклонился, а там, там развернулась картина безудержных комиссарских страстей, отягощённых не совсем чистым самогоном и коммунистической моралью.
Эта картина шокировала патриархального, богобоязненного крестьянина. Наблюдать такое действо ему не позволяла вековая крестьянская мораль. Он быстро выпрямился в полный рост и сказал сбивчивым, возмущённым голосом:
— Так мы, так мы поэтому здесь мокнем?
— А ты думал? Я с ним уже полгода по деревням езжу с продразвёрстками. Так у него почти в каждом селе такой староста и такая жена. Есть и другие бабы.
— Так как же это? Прости, Господи!
— Молчи, дурень, застрелит как бешеную собаку.
— Это кто тут бешеная собака?;— через эту фразу сквозила внезапно нахлынувшая злость.
Василий Петрович, выполнив ещё один обязательный пункт командировочного плана, поднялся с печки и подошел к столу с обострённым желанием выпить самогона. Подняв бутылку самогона, увидел, что она пуста. Повернулся к голой, лежащей на печи Дусе и сказал в приказном тоне:
— Тащи еще самогону.
— Так нет больше.
— Плохо работаете,;— разозлился комиссар.;— Каждый раз одно и то же. Когда будете выполнять свои обязанности, как положено?
— Так я же выполняю,;— Дуся ответила несколько отрешенно и испуганно. Она ещё не совсем пришла в себя после этого сексуально—коммунистического действа.
— Ты выполняешь, а Стёпка гад!.. Он у меня допрыгается;— контра, каждый раз одно и то же!
Нервно одевается, прячет под кожанку маузер и быстро выходит на улицу. Второй постовой, увидев в окно, что Василий Петрович собрался на улицу, быстро побежал на свой пост, во двор.
Василий Петрович нервно выбегает во двор, громко хлопает дверью и кричит солдату, смирно стоящему на посту номер 2 во дворе:
— Быстро за мной!
— А пост бросать как же?
— За неподчинение приказу;— расстрел на месте! Сволочь!;— со злостью заорал комиссар, потряхивая маузером перед лицом солдата. Спрятал маузер под кожанкой и быстрым шагом вышел со двора. Солдат последовал за комиссаром. Проходя мимо второго постового, нервно крикнул:
— Пост не бросать до моего возвращения.
Василий Петрович шел быстро, боец еле поспевал за ним. Подходя к сараю, который охранял Степан, комиссар крикнул:
— Стёпка, ты где, быстро ко мне!
Из сарая медленно выходит замёрзший Степан.
— Стёпка, гад!;— резко, с раздражением и угрозой продолжил Василий Петрович,;— Сколько тебе гаду объяснять: в обязанности старосты входят вопросы снабжения личного состава Красной армии. Опять недостаток провизии. Давай, ищи, где хочешь.
— Так у меня нет, я всё отдал,;— Степан хорошо понимал о какой провизии идёт речь. Самогона Василию Петровичу всегда не хватало.
— Нет? Тогда веди туда, где есть. Будем реквизировать. А то развели тут кулаков, всё прячут от молодой Советской республики. Ну чего стоишь, веди! Или дорогу не знаешь?
— Так точно, товарищ комиссар.
Степан быстрой походкой пошёл к дому, расположенному на краю села, за ним комиссар и солдат. Подходя к калитке. Степан повернулся к комиссару и сказал:
— У этого завсегда есть. Кулак, он и есть, кулак!
Открывают калитку, подходят к двери, стучат. Из дома раздается недовольный мужской голос:
— Кто там? Ночь на дворе.
Стоящие на улице немного растерянно переглядываются. Василий Петрович толкает локтем Степана, чтобы тот ответил.
— Гришка, это я, Степан, открой!
Послышались слова хозяина дома, на фоне скрежета засова:
— Ты чего явился на ночь глядя, до утра не мог подождать?
Дверь открывает высокий крепкий мужчина лет тридцати. Василий Петрович резко отталкивает хозяина и заходит в комнату, за ним поспешно, также нагло отталкивая хозяина, заходит боец и последним Степан. В комнате горит керосиновая лампа, на столе стоит бутылка самогона и скромная закуска. В комнате чисто, стол накрыт аккуратно. В углу комнаты висит икона, а под ней горящая лампадка. У стены стоит детская кроватка, в которой спит трехлетняя девочка.
Комиссар смотрит на стол, как завороженный, говорит раздраженно и злобно:
— Что празднуешь, кулацкая морда? Вся молодая страна голодает, а он празднует. Где ж такое видано? Да тебя убить мало! Красная армия ведет кровопролитные бои, а ты гад!!!
Григорий медленно, с уверенностью без тени страха проходит по комнате и становится лицом к незваным гостям. Смотрит в упор, глаза в глаза Степану и говорит уверенным голосом:
— Стёпка, ты сегодня напрасно пришел.
— Это еще почему,;— испуганным и сбивчивым голосом заговорил Степан.;— У нас, понимаешь, сегодня революционная целесообразность.
— А у меня сегодня поминки моей Катерины, жены моей, если забыл. Той самой Катерины, за которой ты ушивался, за которую я тебе твою башку дурью отбил. Забыл? Так я быстро напомню.
Все трое оторопели от смелости и уверенности хозяина. Степан бросил быстрый взгляд на комиссара, мол, что делать? Комиссар увидел, что Степан испуган и ничего не может сделать от страха.
— Приказываю осмотреть дом и сарай на предмет хранения излишков продовольствия,;— в приказном порядке сказал комиссар, пытаясь переломить ситуацию.
— По-вашему, всё излишки! А ты, Стёпка, уходи от греха подальше и дружков своих уводи, не в тот день пришли. Ты, сволочь, ей при жизни покоя не давал и после смерти успокоиться не можешь.
— Твоя Катька мне даром не была нужна, что только один, раз да и всё! Понял, понял!!!;— завопил Степан язвительно, как маленькая злобная собачонка.
— Катерину не трожь. Хотел я тебя, сволочь, в прошлый раз убить, да вот только она меня держит,;— говоря эти слова, он показал на детскую кроватку.
— Руки коротки красного старосту хоть пальцем тронуть, только попробуй, да я тебе!
Перепуганный Степан вдруг сжал кулак и замахнулся на Григория. Такой прыти от него никто не ожидал. Конечно, он был уверен, что надёжно прикрыт двумя вооруженными соратниками. Григорий пришел в ярость, он потерял над собой контроль и с отмаши дал в морду Степану да с такой силой, что тот, пролетев через всю комнату, ударится головой о стену и на мгновение потерял сознание. Комиссар испугался не на шутку и от неожиданности стал кричать солдату:
— Что смотришь, шлёпни контру! Ну, давай, давай!
Солдат тоже не ожидал такого поворота, быстро, но неуверенно направил винтовку на Григория и закричал, дрожа от страха:
— Ни с места! Руки вверх!
Не мог он стрелять в человека, за которым нет греха, в дом которого они пришли, в жизнь которого они ворвались, грабить которого они пришли;— не он, а они! Да ещё этот взгляд Григория;— холодный, без тени страха и совершенно безразличный к опасности. Этот взгляд просто парализовал солдата. Он, конечно, замешкался от такой отчаянной уверенности. Комиссар командует стрелять, а само существо крестьянина запрещает. Вот и замер он, как памятник, с винтовкой в руках, будто не оружие держит, а черенок от лопаты.
Григорий хладнокровно, без тени страха, взял винтовку за ствол, отвёл его в сторону и ударил солдата кулаком прямо в скулу. Солдат улетел в сени. Винтовка осталась в руках Григория. Испуг комиссара был так силён, что со всеми остальными рефлексами он без остатка перерос в чувство самосохранения. Попятившись назад, он достал из-под кожанки маузер и стал судорожно палить в грудь Григория. После выстрелов воцарилась полная тишина. Солдат и Степан лежали на полу, выпячив от страха глаза. Комиссар стоял, упёршись спиной в стену. Григорий замер, сжал зубы и, опираясь на винтовку, изогнувшись от боли, подошел к детской кроватке, наклонился, посмотрел на ребенка. Слёзы залили глаза. Он прощался навсегда с единственным на свете родным существом. Григорий понимал это, и тем страшнее было осознание прихода собственной смерти.
Всего несколько секунд!
Он потянул руку к головке дочки, но, не дотянувшись, упал замертво. Воцарилась страшная, ужасающая тишина. И только тихое всхлипывание испуганной, проснувшейся от выстрелов девочки прервало эту зловещую тишину. Маленькая Катя встала на ножки, держась за спинку кроватки, посмотрела на лежащего отца и умолкла. Давящая тишина снова наполнила комнату. Степан и солдат медленно поднимались с пола, как побитые псы.
Комиссар подошел к столу, налил половину стакана самогона, выпил залпом, закусил капустой. Медленно жуёт, будто ничего особенного не произошло. Закончив закусывать, стал презрительно осматривать своих избитых помощников. Староста и солдат встали с пола, стали рядом, как в шеренге, и смотрят на командира виноватыми и растерянными глазами.
Комиссар, медленно дожевывал капусту. Его взгляд изменился с презрительного на насмешливый. Его побитая гвардия вызывала чувство жалости. Непредвиденные обстоятельства заставили комиссара возвратиться из временной алкогольной релаксации в неприглядную действительность, и он резко вернулся в профессию и начал с инструктажа своего войска:
— А теперь слушайте, герои. Эта поездка по деревням непростая. Не такая, как обычно. Командование приказало никого в этот раз не расстреливать и провизию насильно не забирать, принимать только добровольные пожертвования. Сейчас важнее объяснять людям, что трудности временные, скоро хорошо заживём, ну, в общем, про советскую власть, про светлое будущее. Сейчас надо проводить агитационную работу. При нынешней ситуации это также важно, как провизию собрать. Ни в коем случае нельзя вызывать недовольство населения.
Степан внимательно прослушал всё сказанное командиром и с некоторым недоумением сказал:
— Разрешите обратиться товарищ комиссар.
— Давай.
— А почему? Так они ж сами ни в жисть не отдадут.
— А потому, что белые войска близко. И если что не так, они все разом на их сторону перейдут. А тебя, Степан, первого порешат.
Степан побледнел от страха.
— О том, что здесь было, никому ни слова!;— продолжил комиссар строгим голосом.;— На рассвете сделаете обход села, обнаружите открытый дом, а в нём убитого Григория и давай из винтовки палить, будто бандитов обнаружили. А потом сразу по дворам сход собирать. На сходе я говорить буду,;— после этих слов комиссар достал маузер, пригрозил им своим бойцам и сказал:
— Это видели, всё ясно?
— Так точно, товарищ комиссар,;— в один голос рявкнули оба.
— Стёпка, забирай самогон и всю остальную жратву и другие заначки поищи. Твоя задача;— снабжение!;— после этих слов бросил строгий взгляд на второго солдата и сказал,;— Ты почему не стрелял, предатель? Ждал когда твоего командира эта контра на штык возьмет?
— Никак нет, вы же сами у нас все патроны забрали.
Крестьянская смекалка выручила солдата. Не мог же он сознаться, что никогда бы не смог выстрелить в Григория.
— Да, точно. Всё уходим, быстро!;— ответ комиссара устроил и даже успокоил.
Василий Петрович был человеком небольшого ума, но хорошей интуиции. Он чувствовал опасность от всех и в том числе от своих приближенных;— работа такая. Поэтому забирал у них все патроны, чтобы не пристрелили его в порыве обострения чувства справедливости. Кто знает, что в голове у этих бывших крестьян. Ведь он их заставлял грабить, таких же, как они сами. Василий Петрович сам придумал эту на первый взгляд странную норму;— забирать патроны и выдавать их только при острой необходимости. Слишком много сделал он преступлений и предательств, слишком длинный шлейф обездоленных и обиженных людей тянулся за ним. И каждый из них был готов вцепиться ему в глотку.
Василий Петрович махнул рукой, указывая на выход из дома. Сам пошел вперёд. Степан и солдат послушно потянулись за ним. Солдат незаметно обернулся, бросив горький взгляд на стоящую в кроватке заплаканную девочку и только что принесённого в жертву новой власти;— её отца.
Нет, его убил не алкоголик в поисках самогона, его убила бесконтрольная власть, свалившаяся в руки этого пьяницы!
Солдат начал понимать, что любая тень сомнения или неприятия происходящего может вызвать подозрение командира;— это может стать большой проблемой или того хуже;— бедой. Он начал понимать правила поведения в этом окружении, знаменитая крестьянская смекалка подсказывала ему, как выжить. Нужно было прятать полное неприятие и отвращение ко всему происходящему, конечно, это не означало согласие.
С одной стороны, не убий и будь покорным, с другой;— убий и останови! Что возьмёт верх;— подставить щёку или ударить по щеке?

 ГЛАВА 24. Теперь всё будет хорошо

1951 год. Москва. Знаменитая высотка на Котельнической набережной. Ещё не весь дом сдан, но главный фасадный корпус уже заселяется. Шикарная квартира с видом на набережную, Кремль, Каменный мост. Хозяйка квартиры Катерина. По-прежнему красивая, ухоженная женщина. По истечении десяти лет почти не изменилась. Только стала ещё женственнее;— все главные части женского тела стали ещё привлекательнее;— бёдра круче, грудь больше, при этом сохранилось изящество, что делало её еще сексуальнее.
Катя суетится в большой гостиной с эркером вокруг массивного овального обеденного стола, стоящего посредине комнаты. Стол красивый, праздничный;— посредине букет цветов, сервировка в пять хрусталей под все виды напитков, посуда помпезная;— трофейный сервиз с позолоченными краями с изображениями мадонн и ангелов. Катя, как любая хорошая хозяйка, взволнованна в ожидании гостей. Тем более, какой повод;— новоселье! Владлен тоже в гостиной, в форменных парадных брюках с лампасами. На стуле висит генеральский китель с множеством орденских колодок и звездой Героя Советского Союза. Он, как и Катя, немного взволнован, посматривает в окно, в ожидании приезда гостей.
Раздается звонок. К входной двери спешит домработница. За ней идёт Катя. Дверь открывается, на пороге Роза с мужем. Он в парадной генеральской форме. Роза в модном приталенном платье из тафты с пояском. Стас;— старый друг Владлена, вместе учились, вместе служили, вся жизнь прошла и продолжается вместе. Оба генерала аккуратно подстрижены и гладко выбриты. На висках проблёскивает седина. Они ещё молоды им всего по сорок лет, а карьерный рост уже закончен;— куда выше?
Катя, увидев первых гостей, радостно воскликнула:
— Ну, наконец. Мы вас совсем заждались. Опаздываете, Станислав Сергеевич, а еще генерал.
— Генералы не опаздывают, сверим часы,;— парировал Станислав Сергеевич, шутливо изображая строгого начальника, поднял левую руку и, смотря на часы, продолжил:
— Девятнадцать часов и три минуты. Заметьте, ваш лифт поднимал нас пять минут ровно с учетом ожидания вызова.
— Ну, простите. Готова понести наказание;— с меня два салата вне очереди,;— весело подыграла Катерина генералу.
— А Марии, конечно, еще нет, богема не знает дисциплины,;— с доброжелательной издёвкой заметила Роза. Обняла и поцеловала Катю, после чего торжественно вручила красиво завёрнутую коробку;— подарок на новоселье, что-то для дома.
Станислав Сергеевич уверенной медленной походкой, заложив руки в карманы брюк, будто он у себя дома, проходит в просторный холл. Дальше Владлен повёл друга по квартире, показывая все достоинства нового жилья. Станислав внимательно рассматривает кабинет, гостиную, спальню, подходит к окну в одной из комнат и говорит:
— Товарищ генерал, прошу ознакомиться с дислокацией.
Владлен подходит к окну, останавливается рядом со Станиславом, также прячет руки в карманах брюк и смотрит в окно. Один из красивейших видов Москвы раскрывался именно из окна этого дома;— Москва-река словно струилась из под их ног, а вдоль неё Кремль со сверкающими золотом куполами храмов, Каменный мост, а на другом берегу;— серый и угрюмый Дом на набережной.
Станислав, увидев свой дом, радостно воскликнул:
— Смотри, смотри, видишь там мои пенаты,;— указал знаменитый Дом на набережной,;— Теперь рукой подать,;— продолжил Станислав,;— Вечером можно прогуляться пешком по набережной, зайти в гости, по-соседски, выпить коньячку! А не найдётся, сам принесу. Поздравляю, рад за тебя, искреннее рад. Теперь буду видеть твои окна, будешь у меня под контролем,;— пошутил Станислав.
Друзья обнимаются, похлопывая друг друга по спине.
— Хватит контроля, хватит. Наступила пора пожить спокойно,;— немного размечтавшись, сказал Владлен.
— Не узнаю боевого генерала, что это за лирическое отступление? Бывших генералов не бывает. Пожить он собрался. Служба;— наша жизнь!;— чуть ли не командным тоном сказал Станислав.
— Это точно,;— с налётом грусти тихо промолвил Владлен.
Раздался резкий звонок в дверь. Домработница бежит к двери и быстро открывает, заходит Мария с мужем Романом. Роман в бархатном пиджаке, с шейной шелковой косынкой, высокий, обаятельный, фонтанирующий артистизмом, приветствует новосёлов в стихотворной форме с нарочитым театральным пафосом, торжественно подняв руки в стороны и вверх:

                О Боже храни эти стены,
                Всевышний храни этот дом,
                Да будут счастливы люди,
                Живущие радостно в нём!

И продолжил, насмешливо копируя серьёзных, признанных поэтов, с упоением рассказывающих о своей гениальности:
— Допускаю, что это произведение, возможно, не войдёт в аналы великой русской поэзии, но по сути здесь всё верно! Вдохновенная рифма осенила мой разум прямо сейчас, в лифте, оттеснив приступ клаустрофобии;— достойная замена!
Генералы немного оторопели, они явно не привыкли к такому фонтану слов и театральных жестов. У них в казармах, коридорах и кабинетах разговаривают несколько иначе. В результате этого маленького спектакля внимание всех женщин было приковано к Роману, что немного внутренне зацепило генералов. Они снисходительно относились к таким клоунам, но что-то, всё-таки зацепило: ещё бы, такой успех у их женщин!
— Не обращайте внимания, он всегда в каком-нибудь образе,;— понимая обстановку, заметила Мария.
Мария;— сочетание красоты и одухотворенности. Украшает своим присутствием любое место, где оказывается. Мария одета в платье из белого креп-жоржета в крупный горох, верхняя часть до талии по фигуре, далее широкий пояс и расклешенный встречными складами низ до колена;— почти пачка. Эта пара смотрелась, по генеральским меркам, легкомысленно, но вызывала зависть непонятного происхождения. Объективно говоря, они были прекрасной парой во всех отношениях.
— Ну вот, так и живем!;— с улыбкой и гордостью сказала Катя, как бы напоминая, по какому поводу собрались.
— Давай, показывай свои хоромы,;— подхватила висящую в воздухе главную тему этого вечера Мария.
Все три подруги пошли осматривать квартиру.
Мужчины остались без надзора, и Роман задорно обратился к двум генералам:
— У них свои заботы;— ковры, полотенца, а у нас;— свои. Да-да, пойдемте, пойдемте, небольшой аперитив!
— Апери… что?;— вырвалось у Станислава.
— Аперитив;— это первая рюмка, которая не контролируется женами. Согласны?;— шутливо поучая генералов, разъяснил Роман:
— Так точно!;— грохнули в один голос генералы, как на докладе у начальства.
Мужчины вошли в гостиную. Стол был великолепен. По таким случаям, высокопоставленные военачальники вызывали поваров из Министерства обороны, это был залог того, что стол будет не только вкусный, но и красивый. Конечно, здесь не обошлось без осетра, запечённого целиком и украшенного белыми вензелями, и поросёнка, размером аккурат с овальное блюдо, обложенного вокруг замысловатым гарниром. Икра, ярко красное мясо холодного копчения, нарезка из разных сортов рыбы. Напитки, подлежащие охлаждению в мельхиоровых вёдрах со льдом. Вина;— «Хванчкара», «Кинзмараули», «Твиши», «Улыбка». Человеку неподготовленному на такой стол лучше не смотреть. Роман быстро собрал три фужера вместе и окинул внимательным взглядом весь ассортимент напитков.
— Стол, конечно, потрясающий, но в вопросе аперитива придётся пойти на компромисс, будем пить вино,;— шутливо, разводя руки в стороны, заметил Роман.
— Да он шутит, какое вино, мы не дамы и на такие компромиссы точно не пойдём,;— возмутился Станислав надеясь на поддержку Владлена.
Берет из ведра запотевшую бутылку водки и наливает три фужера почти полностью. Выпивают. У Романа перехватило дух, он хочет закусить, но стесняется протянуть руку и взять что-нибудь со стола. Генералам закуска не нужна, фужер водки;— просто баловство. Владлен заметил, что Роман попал в неловкое положение, и сказал, снисходительно улыбаясь:
— А ты огурчик возьми и рыбки, давай, не стесняйся, все свои.
— Премного благодарен за понимание,;— едва дыша, отвечает Роман репликой одного из его театральных персонажей.
В комнату входят три подруги, бурно и очень серьёзно обсуждая какие-то женские тряпичные проблемы.
— Ладно, ладно, хватит. У нас тут новоселье или женский клуб? Только и слышу;— крепдешин, габардин, фильдеперсовые чулки,;— с добрым возмущением пристыдил дам Владлен.
Катя рассаживает всех за стол. Все сели и стали накладывать еду в тарелки.
— А что, гостей больше не будет?;— спросила Мария.
— Мы решили сегодня праздновать с нашими самыми старыми и близкими друзьями. А завтра придут сослуживцы Владлена,;— пояснила Катя.
— Вот видишь, Стас, значит ты гуляешь два дня подряд;— береги силы,;— добавил Владлен.
— Не такие нагрузки переносили, не подведем. А теперь тост: эта квартира, эти погоны, это уважение и почет, эти ордена и медали, все это;— внимание и забота нашего государства и товарища Сталина о лучших сынах нашей Родины. Ты, Владлен, своим честным трудом, своей преданной службой Отечеству заслужил это. Поздравляю тебя и твою красавицу-жену Катерину с этим замечательным событием в вашей жизни. Живите долго и счастливо в этих стенах. Ура!
— Ура! Ура! Ура!;— громко подхватила вся компания.
Все встали и выпили. Сели, расслабились от официального тоста, стали есть, шутить, болтать и снова, и снова поднимать тосты. Все вскоре немного опьянели. Станислав стал напевать армейские и патриотические песни: «Артиллеристы, Сталин дал приказ». Все перетерпели это с пониманием. Далее он стал напевать песню о летчиках со словами «А вместо сердца пламенный мотор».
И тут Роман, охмелевший от частых тостов, взмолился:
— Товарищ генерал, умоляю, умоляю, не надо о сердце. Сердце;— это место, где живет душа и любовь, не заменяйте его холодным куском железа с подтекающим моторным маслом. Для сердец есть другие слова, другие, возвышенные…
— Это ты о чем, Рома?;— рявкнул Станислав, охмелевшим голосом.
— А вот о чем;— взлетая со стула, громко проголосил Роман. Быстро подходит к кабинетному роялю, стоящему в углу гостиной возле эркера, открывает клавиатуру, садится и начинает прекрасно играть и петь песню Вертинского:
— «Где вы теперь, кто вам целует пальцы, куда ушел ваш китайчонок Ли?»
Все женщины смотрели на Романа с восторгом и напевали с ним в полголоса, чтобы не помешать. Их лица расплывались умилительными улыбками. Да и что и говорить, кто тогда не любил Вертинского, единственного советского романтика любви.
— «Вы, кажется, потом любили португальца..»,;— продолжал Роман.
Станиславу такая не совсем советская песня явно не нравится. Но он, понимая, что её все поддерживают, терпит. И даже Владлен немного увлекся этим маленьким концертом. Роман закончил петь, и Владлен наградил его аплодисментами, все поддержали.
— Надеюсь, ты тоже покажешь, на что способна, ведь ты работник искусства со стажем,;— сказала Роза Марии после окончания песни. Она сказала это со смешанными чувствами, ей не верилось, что её подруга, с которой они выросли в одном интернате, стала заметной фигурой в культурной жизни Москвы. До этого вечера ей казалось, что Мария никак не может наиграться в чужой театр, что она больше зритель и поклонница, чем серьёзный и образованный деятель культуры. Любопытство, желание увидеть и убедиться в том или обратном делало её нетерпеливой. Желание увидеть Марию в образе возбуждало и интриговало. Роза не могла дождаться, когда Мария покажет себя, покажет, на что она способна, ради чего покинула благополучный и понятный путь.
Мария подошла к роялю, стала в позу, как на концерте, кивнула аккомпаниатору. Он начала играть, Мария запела старый русский романс. Пела прекрасно, одухотворённо, профессионально поставленным голосом. Затем Мария и Роман разыграли какую-то шуточную сценку. Роман падал на колени, полз за Марией, пытаясь остановить её, держась за юбку, она отмахивалась от него, как от назойливого комара, что-то в духе немого кино. Закончили. Во время просмотра у Кати и Розы лица менялись от беспечно смеющихся к романтично-задумчивым. Роза, Катя и их мужья были даже немного смущены высоким артистическим уровнем обоих. Не ожидали, а ведь всё очень серьёзно! Но было и другое удивление. Всех присутствующих удивляла радость и любовь, которая фонтанировала от людей, живущих по непонятным для этой компании стандартам.
Все видели, как они счастливы. Состояние их сильной и по прежнему романтичной любви не заметить было невозможно. Они купались в своём бесконечном романе, казалось, что если их лишить друг друга, каждый из них просто задохнётся в страшных мучениях, как рыба, выброшенная на берег. Эти на первый взгляд несерьезные люди, какие-то скоморохи, по сравнению со значительными мужьями Кати и Розы, вызывали у женщин зависть, а у мужчин недоумение. При всей устроенности Кати и Розы каждая из них, не задумываясь, поменялась бы с Марией местами. Каждая женщина на этой земле каким-то местом своего тела и разума чувствует счастье другой женщины. Иногда это приводит к беде. Но наши героини;— верные подруги, и если испытывают зависть друг к другу, то только светлую.
Когда концерт закончился и артисты сели за стол, Роза спросила у Марии:
— А вы-то как живете, где, почему не приглашаете в гости?
Роман, немного смутившись, взялся отвечать вместо Марии:
— Ну, понимаете, мы пока ожидаем нашу очередь, скоро сдадут новый дом от Минкульта, наверное, и на наш театр выделят, тогда и мы получим жилплощадь.
Мария перебивает его спокойным и совсем незакомплексованным голосом:
— Короче, живем мы в коммунальной квартире. Комнату дали от театра. Сколько там будем жить;— не знаю. Квартиры дают народным и немного перепадает заслуженным. Нам такое звание долго не светит.
— Это еще почему?;— с недоумением перебила Катя.;— Роман в театре уже двенадцать лет, и роли ему дают значимые, даже одна главная.
— Роли ему, конечно, дают. Он один из самых талантливых артистов. Режиссер в нем души не чает. Только это ему не помогает иметь не то что квартиру, что тут говорить, даже этот пиджак;— театральный реквизит.
— Машенька, не надо, прошу тебя.;— смутился Роман.
— Кто-то из классиков говорил: «Бедность;— не порок», прислушивайся, и не стесняйся своего положения, пусть им там будет стыдно, а не тебе. Спрашиваешь, почему? Отчасти из-за меня!
— Что за глупости, из-за тебя должны всё дать, такая красивая, такая талантливая. Ну, объясни почему?;— недоумённо возразила Роза.
— Красивая, талантливая. За это и не дают. Непокладистая я с начальниками. Чтобы они дали, надо дать каждому из них. Грубо, но правда! Талант не лучше красоты;— то же зло. Красота вызывает похоть одних и ревность других, а талант-это другая проблема;— зависть на местном и более высоком уровне. Из-за всего этого я ушла из театра, освоила другую профессию, получила второе образование. Теперь я;— искусствовед, немного пишу и редактирую. За письменным столом меня никто не видит. Всё, что нам остается,;— ждать лет двадцать, когда меня никто не захочет, когда помрут старые народные артисты и откроется новый лимит на жильё. Тогда Роману дадут заслуженного за выслугу лет, и у нас появится надежда получить свой угол. Сами понимаете, тогда рожать детей будет поздно. Но ничего, нам и так хорошо….
Горечь их отчаянного положения пронизывала её чувства и разум, и это было заметно по дрожащему голосу.
Роман нежно обнял Марию одной рукой, другой поднял её руку и прижал к своим губам. Все присутствующие были
растеряны и обескуражены. Молчаливая сцена с переглядываниями друг другу в глаза завершила этот откровенный и отчаянный монолог Марии.
Катя, конечно, несколько расстроилась от этих откровений Марии, она даже представить себе не могла, что такое вообще может быть. Что люди, которых любят миллионы, находятся в таком отчаянном положении. Их благополучный вид и оптимистичное, немного эпатажное поведение вселяло уверенность, что у них всё в полном порядке. Оказалось, это напускное. И Катя, и Роза думали так же. Но теперь они чувствовали себя виноватыми перед Марией. Как же они были слепы, как же они пропустили это!
Владлен и Катя проводили гостей к подъезду. Романа и Марию Владлен посадил в свою служебную машину. Станислав с Розой сели в свою. Владлен и Катя вернулись домой. Супруги вошли в спальню. Катя медленно снимала платье, чтобы Владлен видел её прекрасное тело. Обнаженная, подошла к трюмо, расчесала и подколола волосы и медленно пошла в постель. Владлен вышел из спальни и пошел в свой кабинет. Там он открыл окно и стал курить папиросу, глядя на ночную, залитую светом фонарей Кремлевскую набережную. Смотрел в сторону Дома на набережной, в его памяти возникали события, связанные с этим местом;— 1937 год, набережная, ночь, дождь. Он едет на машине приказывает водителю остановиться на другой стороне реки, напротив Дома на набережной, выходит на улицу, закуривает папиросу, смотрит на наручные часы, на них 3 часа 15 минут. Подымает голову на этот серый, угрюмый дом. В одной из квартир зажигается свет, человеческие тени хаотично и суетливо двигаются по гардинам;— начался арест. Он увидел своими глазами выполнение собственного приказа, сел в машину и приказал шоферу ехать в управление.
Такие воспоминания Владлена были связаны со всеми районами Москвы. Везде, кто-то был арестован. В каком районе Москвы не появлялся бы Владлен, в памяти вставали события, связанные с этим местом. Эти воспоминания мучили его, все его нервы и ум были истерзаны работой и её последствиями. Он полностью лишился многих чувств и нормальных инстинктов, он больше не понимал простых человеческих радостей.
Воспоминания Владлена были прерваны звуком открывающейся двери. Он обернулся. Обе створки двери были распахнуты, наличники двери словно превратились в раму картины, на которой была изображена стоящая в полный рост голая богиня изумительной красоты. Это был не сон и не видение, это была Катерина, стоящая в распахнутых дверях. Одна рука поднята вверх и лежит на правой стороне дверного проёма, вторая на талии. Ноги перекрещены, одна впереди другой, что подчёркивало обводы её бёдер. На животе две продольные ямочки и большая, налитая, тяжелая грудь, смотрящая в стороны и вверх. Более сексуальную картину трудно придумать. Катя;— воплощение тех женщин, которых хотят все мужчины, её не хотеть просто невозможно! И не только потрясающая внешность, но и какое-то излучение страсти и нежности исходит от её тела. Устоять перед таким совершенством не смог бы ни один нормальный мужчина!
Владлен повернулся, увидел Катю и несколько смутился, её напор красоты и сексуальности выдержать не смог бы никто, а он смотрел на неё холодно и спокойно.
После минуты молчания Катя поняла, что и эта атака проиграна и, подчиняясь давящему отчаянию, продолжила:
— Реши вопрос. Роман должен получить заслуженного артиста. Пробей им квартиру. Сделай доброе дело. Мария детей хочет, не ждать же ей двадцать лет. Только чтобы они ничего об этом не знали, иначе не примут.
Закрыла дверь, соединив обе створки перед собой, будто задёрнула театральный занавес. Спектакль не был принят зрителем. Вернувшись в спальню, легла, задремала. В это время в комнату зашел Владлен, очень тихо лёг на свое место. Повернулся на левый бок к Кате спиной и стал пробовать заснуть. Но ему не спалось, и он лежал с открытыми глазами, упёршись взглядом в стену.
В это время Кате приснился сон. Будто она видит те события, повторение той самой ночи на Ивана Купала. Только вместо её родителей она и какой-то парень, незнакомый, но очень любимый и желанный. Двое молодых, красивых людей незаметно убегают от празднующих жителей деревни вдоль реки по полю. Влезают на стог ароматного сена, быстро сбрасывают одежду и начинают сильно и страстно любить друг друга. Пышная грудь красавицы-казачки светится в лучах утренней зари. Ей так хорошо с её любимым! Её глаза закатываются от удовольствия. Маленькая, чуть заметная улыбка то появляется на её лице, то исчезает, отображая ритм движений любимого. Она теряет контроль над собой и кричит, да так сильно, что эхо летит по полю, вдоль реки до дальнего леса. Крик долетает до празднующих крестьян. Все, как по команде, повернули головы в ту сторону, откуда раздался крик. Все замерли и стали лукаво и доброжелательно улыбаться.
Замершие, улыбающиеся лица нескольких десятков людей, смотрящих с ироничными улыбками в ту сторону, откуда доносился крик. Они ждали новых откровений, выраженных в бесконтрольном крике вздрагивающей от оргазма красавицы. Девушка и парень поднялись, взялись за руки и побежали к реке. Бросились в воду и продолжали целовать друг друга, и только утренний пар над водой пытался стыдливо скрыть их тела, превращая в загадочную тайну. Но какая тут тайна, разве можно спрятать любовь!
Во время этого сна Катю пробила испарина по всему телу. Она лежала голая. Она не могла понять: спит или нет, но ясно чувствовала, как тот парень из сна входит в неё. Не понимая ничего, находясь в бесконтрольном состоянии, она сбросила одеяло, стала левой рукой трогать сосок левой груди, правая рука поползла по животу вниз и медленно утопила пальцы между ног и начала медленно трогать кончиками пальцев горящее место между пышных раскрытых губ. Она сквозь сон чувствовала его в себе, будто это не сон, она звала и втягивала его в себя, все глубже и сильнее, будто хотела, чтобы он дотянулся до её сердца, пройдя через всё тело. Рука двигалась между ног все быстрее и быстрее. Контроль над собой был полностью потерян. Она бормотала набор звуков, состоящих из обрывков слов вперемешку с ясными, будто осознанными фразами:
— Давай, давай же, сильнее, не останавливайся, так, да, так, нежнее, тише, нет, сильнее.
И наконец, через стиснутые зубы она завыла, как волчица, извергая какой-то внутренний стон. Всё её тело начало судорожно вздрагивать и изгибаться, будто волны подбрасывали её бёдра то вверх, то вниз. Затем она расслабилась и обмякла. Капли пота блестели на лбу в свете еще не поднявшегося солнца, но уже освещающего землю, отражаясь от самого неба. Этот свет протиснулся в комнату через щель в шторах, узкой полосой вдоль её тела выделяя прекрасные изгибы. Свет выделял её грудь стоящую вверх с ещё твёрдыми от возбуждения сосками. Тень от груди тянулась по всему животу вниз, стыдливо затеняя ещё распахнутые губы от продолжающегося, но медленно затухающего возбуждения.
Владлен всё это время лежал спиной к Кате, все слышал, чувствовал вибрации её тела, передающиеся через кровать. Его глаза тупо смотрели в стену в одну точку, они излучали отчаянное бессилие и безысходность. Его глаза, глаза потерянного человека застыли, словно в его в спину какой-то подлец исподтишка вонзил кинжал. Всесильный генерал НКВД, за спиной которого стояла огромная мощь спецслужб, который вершил судьбы людей, вдруг оказался бессилен пред такой, казалось бы, ничтожной проблемой. И самое обидное было в том, что этот вопрос невозможно было решить любым из привычных и проверенных способов: с помощью ареста, допроса, расстрела. Слава богу, что коммунисты не объявили женский оргазм изменой родине или шпионажем в пользу японской разведки. Перспектив у этого обвинения не было, а самобичевание от отчаянного бессилия нарастало. Поведение раненого зверя непредсказуемо. Ранение было почти смертельное, в самое сердце.

 ГЛАВА 30. Дух Шехерезады жив

На следующий день дамы изображали прилежно восстанавливающих здоровье отдыхающих. Катерину терзал душ Шарко и какие-то ванны с ужасным запахом, а Роза разносила аккуратно заготовленные в Москве подарки врачам.
На следующее утро подруги, сидя за столом и потребляя диетический завтрак, рассматривали окружающих их людей несколько иначе, не так, как два дня назад.
Эти люди незаметно для самих себя превратились в настоящих отдыхающих со всеми вытекающими... В своих городах все они были простыми людьми. Утром спешащими на работу и поглощающие на завтрак всё, что под руку попадется. Будь то сырокопченая колбаса или вчерашняя отбивная, неважно. Надо быстро поесть, что угодно да побольше, и бежать на работу;— целый день впереди. А здесь всё по-другому;— особое внимание овсяной каше, варёному яйцу на подставке. И эта неспешность, и эти разговоры про здоровый образ жизни, про пользу зарядки, про правильное дыхание и вечерние прогулки. Все это безукоризненное поведение продолжается ровно столько, сколько длится путевка. И все они свято верят, что двадцать дней клейкой овсянки кардинально улучшат их здоровье и продлят жизнь!
Катя внимательно рассматривала весь зал, задавая себе вопрос: а у них, в жизни каждого из них, была такая ночь на пляже? А если не было, то зачем томить себя диетами и продолжать эту пресную жизнь. Новые, незнакомые до сих пор чувства были настолько сильны, что завели её мысли в такую бескомпромиссную философию. Конечно, это был перебор, но вполне оправданный для женщины, созданной для большой любви, но познавшей её только теперь, тридцати пяти лет от роду. Лучше поздно…
— Ну, и что ты так рассматриваешь, новую любовь подбираешь? Вошла во вкус!;— отреагировала Роза на внимательный, изучающий взгляд Кати.
— Ищу нашего телохранителя, как-то без охраны тела тревожно. Вошло в привычку.
— Не туда смотришь, он на новом месте с видом на море.
Катя посмотрела в другой конец зала и увидела их телохранителя, сидящего к ним спиной, с блаженством смотрящего за морской горизонт.
— Ой, Розка, да он на нас даже не смотрит.
— Значит, мы с ним договорились, он явно не дурак. Теперь мы полностью свободны. Слушай внимательно: небольшой сюрприз. Я сейчас пойду к врачу, минут на двадцать. Мне там напишут в карточку, что надо, отрабатываю легенду. А ты выходи за территорию через главный вход на троллейбусную остановку и жди меня там.
Так и сделали. Роза пришла быстро. Они поймали такси и поехали в обратном направлении от Ялты. Минут через двадцать пять оказались в живописном месте. Это была старая рыбацкая деревенька. Там вдоль моря стояли старинные домики с остатками восточного стиля, осколки Османской империи, вперемежку с татарскими и русскими. Все они утопали в зелени. Фруктовые деревья росли вдоль улицы, как тополя, каштаны или клёны в средней полосе России. Абрикосы, шелковица, черешня, слива под тяжестью плодов согнулись так низко, будто предлагали их сорвать и облегчить уставшие ветви. Роза показала водителю, где остановиться.
— Мы на месте,;— выходя из машины сказала Роза.
— Это тот самый сюрприз? Спасибо тебе, здесь так красиво и загадочно, будто смотришь кино о приключениях.
Оглядываясь вокруг, увидела внизу у моря две пришвартованные небольшие рыболовецкие шхуны. Из одной рыбаки выгружали рыбу. У причала сидели две кошки в ожидании порции свежей барабульки. Жена одного из моряков несла к причалу две широкие плетёные корзины для улова. Она была одета в широкую, с глубокими складами юбку почти до щиколотки, с широким поясом, подчёркивающим узкую талию и крутые бёдра. Сверху была надета свободная блуза, заправленная под пояс юбки, напоминающая мужскую майку с низкими вырезами. Такие майки носят без нижнего белья. Морской ветер трепал майку, а свободная от всевозможных бретелей и чашечек грудь двигала тканью блузки в унисон неторопливым шагам. Эта картина, обычная для прибрежных поселений, была похожа на ожившую иллюстрацию книги о загадочной жизни средиземноморских берегов. Чувство внезапно нахлынувшей свободы и романтики путешествий вскружили голову Катерине, её глаза загорелись от восторга, улыбка не сходила с лица, словно у ребёнка, увидевшего новую игрушку.
— Здесь ничего не хочется делать, только смотреть, смотреть…;— продолжила Катерина.
— Идем за мной, покажу тебе такие достопримечательности, что сразу пропадёт желание созерцать,;— что-то явно скрывая, сказала Роза,;— Пошли за мной, турист-романтик!
Роза уверенной походкой пошла к одному из домов, за ней, немного отставая, то и дело оглядываясь на прибрежную картину, мелкими шажками семенила Катерина. В нескольких шагах от одного из домов входная дверь распахнулась, и навстречу вышла женщина лет сорока пяти. Приветливо и даже радостно встречает Розу, искренне улыбается, здоровается с Розой и Катериной.
— Здравствуйте, давно не виделись. Выглядите прекрасно. Вот только жаль, приезжаете редко. Совсем нас забыли.
— Да уж, редко. Точнее раз в год на двадцать четыре дня. Что значит;— забыла, вот ещё придумала;— забыла. Я всё хорошо помню,;— с этими словами Роза достала из сумочки небольшой бумажный пакет и дала его встречающей их женщине.;— Держи, всё помню в деталях.
Женщина развернула хрустящую бумагу и увидела отрез красивого яркого ситца на платье. Такую красоту в этих местах купить было невозможно.
— Спасибо вам, большое спасибо, это то, что я хотела. Вы не забыли, я была уверена. Спасибо. Такой красивый ситец,;— остановить эту женщину от бурного потока благодарностей было просто невозможно.
— Валентина, прекращай, какие пустяки. Лучше сделай что-нибудь вкусненькое, как ты умеешь. И не забудь вашего фирменного, ну, понимаешь.
Заходят в распахнутую дверь, поднимаются на второй этаж. Валентина идёт следом. Входят в большую комнату с балконом и видом на море. Посередине комнаты стоит круглый стол, накрытый аппетитными салатами, фруктами, вином. А за столом сидят Анатолий и Константин! Катя обомлела, растерялась на мгновение и радостно бросилась к Константину в объятия. Анатолий пошел навстречу Розе. Валентина, увидев такие горячие встречи, скромно ретировалась к выходу.
— Ну, ладно, ладно, вы отдыхайте. А я пойду, позовёте, если что нужно будет, а фирменное;— там, в серванте.
Все радостны и возбуждены в предвкушении отличного времяпрепровождения. Сели за стол. Наливают массандровские вина, разламывают спелые персики и срывают с кистей сочный виноград. Громко разговаривают, шутят, слова сливаются в общий шум, о чём говорят, не совсем важно, просто хочется говорить, ведь каждая фраза так или иначе намёк, мечта, надежда, предвкушение.
В какой-то момент Роза подошла к серванту и, открыв одну из дверей, достала графин с вином, показала его Катерине, приподняв вверх.
— Рекомендую, хороший помощник в нашем деле!;— с этими словами подошла к Катерине и налила ей половину фужера.
После выпитого Катя поняла, что это вино обладает особыми свойствами. Как она оказалась в соседней комнате с распахнутыми окнами, летящими от морского ветра гардинами и широкой, почти ханской кроватью с продолговатыми атласными валиками с кистями на концах, шелковистыми подушками и покрывалами? Она не заметила, как оказалась на этой кровати в объятиях Константина. А когда заметила, ничуть не расстроилась.
Другая комната тоже смотрела окнами на море. Старая мебель в восточном стиле, большая кровать, ковры на стенах и на полу. Эта комната Розы и Анатолия. Они встречаются здесь уже третий год. Они только что получили новую порцию страстной любви. Роза немного грустна, хоть и находится в приятном томлении после этого волнительного, дурманящего действа. Но всё когда-то заканчивается, и это прекрасное отрешение от разума в пользу страстного безумия тоже имеет свой конец. Именно в эти минуты возврата к здравомыслию, наболевшие переживания и проблемы становятся предметом разговора. Три года немалый срок, чтобы всё осознать, оценить, помечтать и утратить мечты, всё распланировать и понять, что этим планам не сбыться. Анатолий увидев трудно скрываемую грусть Розы, спросил:
— Что случилось, милая? Ты разочаровалась во мне?
— Все как раз ровно наоборот. Чем больше мы видимся, тем труднее мне жить с мужем. Я с ним, собственно, не живу, но даже находиться в одной комнате становится невыносимо. Развестись не могу и не хочу.
— Я об этом не спрашивал…, но много думал.
— Ты;— убежденный холостяк. Это неплохо, но лишает какой-то призрачной игры в будущее, которое, конечно, нам не светит. Но без игр тоже плохо, не так волнительно. Люди;— наивные создания, всё время мечтают, даже если точно знают, что их самые сокровенные мечты несбыточны. Конечно, хочется ребенка, только не от моего мужа. А рожать от другого тоже невозможно. Он точно не поверит в непорочное зачатие. Я в ловушке. В моем случае это довольно комфортная ловушка. Чего ещё надо? Но хочется большего;— нет, не большего, другого. У тебя всё впереди, и это прекрасно, хорошо, когда всё только начинается. Но плохо, что впереди абсолютно всё, понимаешь, абсолютно всё;— это значит, что на сегодняшний день ещё ничего не случилось, ничего нет! Хорошо начинать без груза за спиной, так начинают выпускники школ и училищ. Так сможешь начать ты, но не я. Такой низкий старт можно брать в двадцатилетнем возрасте, но не в моём.
— Я, конечно, убежденный холостяк, но при этом свято верю в рациональность продолжения рода. Приятно, наверное, сознавать, что на тебе все не заканчивается. Можешь не сомневаться, я понимаю всю деликатность нашего положения, иногда в мечтах запросто брожу с тобой по Тверскому бульвару, там мы встречаем друзей и шумной компанией идём куда-нибудь веселиться, не оглядываясь по сторонам в страхе встречи с твоим мужем. И весь вечер только и думаем, как бы скорее оказаться в постели.
Роза оживилась, стала веселее после этих слов и сказала с небольшим кокетством и налётом романтизма:
— Воспринимаю это откровение как руководство к действию, -
она бросилась на Анатолия сверху, жарко обнимая и целуя его. Они снова слились в безудержной страсти. Их тела вросли друг в друга с помощью специально созданных для этого природой частей тела. Эти части тела сами нашли друг друга, она втянула его в себя, двигаясь медленно. Опираясь о плечи Анатолия руками, Роза медленно поднималась вверх и резко бросала свои гладкие, глянцевые бёдра вниз, до упора, замирала на мгновение, после чего двигала ими во всех направлениях всё сильнее пронизывая себя, затем поднималась вверх, чтобы снова обрушиться вниз. Они доводили друг друга до томного иступления. Эта пара знала, как доставлять друг другу удовольствие. Когда между людьми есть сильные чувства, то и сексуальные отношения у них всегда потрясающи, потому что каждый из них думает о собственном удовлетворении в последнюю очередь. Ведь близость мужчины и женщины;— это апогей любви, это в первую очередь желание и способ выразить свои чувства другими средствами: не словами, нет,;— вздохами, прикосновениями, объятиями, желаниями ласкать сразу всё тело. И ещё какие-то сигналы, которые влюблённые передают друг другу, сами того не зная, их тела, отделившись от сознания, разговаривают друг с другом на каком-то только им известном языке, доводя до совершенства их любовный диалог. Они были любовниками уже три года. Их чувства всё это время только усиливались. Откровенно говоря, для этого были не только видимые причины. Очевидные и понятные признаки были видны невооруженным глазом;— хороши и молоды, их знакомство началось тёплым крымским вечером в окружении силуэтов кипарисов на фоне темнеющего неба, лунной дорожки при полном штиле и шуршании морской воды по прибрежной гальке. Все внешние атрибуты курортного романа были налицо, кроме одного, он не закончился в день отъезда, а затянулся и со временем только усиливался. Невидимыми пружинами этих отношений были их длительные расставания, отсутствие каких-либо обязательств, бытовых проблем, раздражительности от разбросанных вещей по всей квартире, от секса, который стал напоминать безвкусный диетический ужин, являющийся не чем иным, как нудным средством выживания. Познакомившись три года назад на остановке троллейбуса, они сразу понравились друг другу. Для начала бурного романа много времени не потребовалось. На третий день знакомства они освятили своими обнаженными телами ночной прибой, а на четвёртый Роза, осознав, что это ей понравилось и надо продолжать, начала активно устраивать комфортные условия для их встреч. Женская интуиция;— свойство, подконтрольное и богу, и чёрту одновременно;— подсказала Розе обратиться к дворнику санатория Ренату с просьбой помочь найти неподалёку от санатория комнату для отдыха её двоюродной сестры из Москвы. Он познакомил Розу с сестрой своей жены, а та привезла её к Валентине, где сейчас и находился любовный квартет. И так каждое лето Роза ездила лечиться в санаторий, а Анатолий работать на базу ДОСААФ. И лечение, и работа были на высоте!
Эти чудесные заведения находились за забором друг от друга, а в заборе была дыра, позволяющая с завидным постоянством нарушать советскую мораль. Роза приезжала в Ялту на двадцать четыре дня. А как же остальные триста сорок один? Не слишком ли велик антракт? Велик, но только не для Розы. Ей удалось всё организовать в Ялте, а в Москве;— сам бог велел. И в Москве, конечно, всё продолжалось. Не так часто, как хотелось, но что тут поделать. Тётя Лиза, всё понимая, помогала квартирой, конспирацией и моральной поддержкой.
Однажды Роза и Анатолий случайно встретились где-то в районе Арбата. Когда их взгляды сошлись в один канал обмена информацией, то есть в канал передачи животной страсти,;— они всё поняли. Роза пошла по улице, завернула в маленький дворик, зашла в подъезд и поднялась на верхний лестничный пролёт между последним этажом и чердаком. Анатолий, как привязанный, шел за ней, соблюдая безопасную дистанцию. Поднимаясь по лестнице наверх, она расстегнула плащ, блузку, оголила грудь, повернулась лицом к Анатолию, подняла вверх юбку и уперлась задом в подоконник. Анатолий, поднимаясь по лестнице, увидел уже обнаженные и подготовленные к их встрече части её возбуждённого тела. Увиденное имело силу гипноза. Он шел, как кролик в пасть удава, полностью потеряв волю. И кролик, и Анатолий наперекор чувству самосохранения, потеряв контроль над собой, идут приносить себя в жертву, один;— на верную смерть в пасть рептилии, другой;— на гильотину любви, полную страданий от длинных, почти бесконечных разлук с любимой.
С приближением к Розе его дыхание становилось частым и глубоким. Руки потянулись к трусикам, и быстро, но нежно опустили их к туфелькам Розы, она вышла из них, поднимая одну ногу за другой, так как это делают маленькие девочки, перескакивая поочерёдно ножками через скакалку. Он поднимал руки наверх, скользя ими по гладкой коже ног Розы. Когда руки достигли бёдер, они подхватили её и усадили на подоконник. Роза обхватила его бёдра ногами и стала прижимать их к себе. Как он освободился от одежды, как оказался в ней, и сам не понял. На своём пути он не встретил никаких препятствий, она ждала его влажная, горячая, будто с открытыми объятиями. Он прижимал её к себе всё сильнее, дышал всё глубже. Её спина была прижата к окну, его лицо приблизилось к стеклу и затуманивало его горячим дыханием, словно желая скрыть происходящее от случайных взглядов из дома напротив.
Сколько времени продолжалось это действо, они не знали и, конечно, хотели, чтобы оно не заканчивалось никогда! Но ничего не поделаешь, последняя нота есть в каждой симфонии, и она прозвучала. Они замерли на некоторое время, она изо всех сил прижала его ногами, он её руками. Сила их взаимного притяжения была столь велика, что все мышцы их тел задрожали в мелких судорогах и наконец замерли.
Сознание понемногу возвращалось. Анатолий открыл глаза и увидел вид из окна. Напротив совсем близко стоял другой жилой дом. В одном из распахнутых окон с раскрытым ртом от удивления и растерянности стояла толстая мордатая баба. Её возмущение и желание навести порядок, было неудержимо. Она вылезла из окна на добрую половину тела и заорала вниз дворнику:
— Семёныч, беги в девятый дом, там на пятом этаже такое творится! Беги быстрее!
— Чяво там творится, дивярсанты нямецкия засели?;— по его словам было понятно, что он уже выпил и передвигаться совсем не хочет, да ещё тащиться на последний этаж, да ещё ловить кого-то!
Дворники в те времена, конечно, были фигурами влиятельными, и положение обязывало реагировать.
— Ну ладно, ладно, щас пойду, не на пожар.
Тут раздался голос соседа этой активной бабы. Он стоял на балконе с папиросой, и с самого начала наблюдал за влюблённой парой.
— Галка, сука, заткнись; не мешай людям. Завидуешь, толстожопая падла, тебя никто драть не станет. Заткнись, не мешай людям!
Роза и Анатолий услышали этот вполне объяснимый, с точки зрения сложившихся обстоятельств, диалог и поняли, что пора смываться. Роза нашла свои трусики на подоконнике, но надевать не стала, быстро убрала их в карман плаща, запахнула блузку, отдёрнула вниз юбку, быстро поцеловала Анатолия в губы. Они взялись за руки и побежали вниз по лестнице, как нашалившие школьники. С каждым шагом их захватывал азарт обрушившейся опасности. Смех стал разбирать, и к выходу из подъезда они хохотали, летя над ступенями, почти не прикасаясь к ним. На выходе из подъезда они столкнулись с красномордым дворником, который, растерявшись от неожиданности, мгновенно освободил путь двум летящим диверсантам. Он, конечно, не собирался задерживать контрабандистов, он вообще никого не собирался задерживать, но реагировать на просьбы жильцов был обязан и театральную попытку сделал.
Влюблённая пара так и не обмолвилась ни одним словом за всё время свидания, это придавало их случайной встрече особый шарм. Вылетев из подъезда, они пошли в разные стороны. Шли не оглядываясь и только при выходе из двора в одно мгновение обернулись, их взгляды встретились. Весёлый азарт бегства в один миг сменился пронизывающей грустью. Роза шла по улице медленно, максимально оттягивая момент возвращения домой. Она не хотела вернуться в реальность из искромётной сказки. Ещё прохладный весенний воздух игриво залетал к ней под юбку, будто знал, что она без трусиков. Он ласкал её между ног, охлаждая ещё не затухший в ней огонь, медленно удаляя её от возлюбленного,;— грустно.
Такие приключения иногда случаются с женами не совсем симпатичных генералов!
Но сейчас они в Ялте, всё, что их окружает, располагает к любви. В соседней комнате Катерина наслаждается общением с Константином, она плохо понимает, что делает и что говорит. Загадочное вино, снимающее все ограничения, вид из окна на покачивающиеся рыбацкие лодки, морской бриз, залетающий в окно, отбрасывая занавеску, мечется по комнате. Медный османский графин с неимоверно тонким и длинным горлом, стоящий в углу комнаты, намекает на ночи Шехерезады и словно разрешает быть абсолютно откровенными в постели.
А главное, многолетнее мучительное ожидание стать наконец настоящей женщиной, испытать всё, что сполна было заложено в Катерину природой и отнято у неё на долгие годы шайкой заговорщиков-революционеров, принесших в жертву миллионы таких, как она, а в дополнение социально выверенный брак;— беда не приходит одна! Их тела увлажнились, слились, словно склеились. Эта смазывающая субстанция неимоверно усиливала ощущение прикосновений. Склеивая два тела в одно, она не мешала, а даже помогала им скользить друг по другу. Неодушевлённые тела, приклеиваясь, становятся недвижимы, а одушевлённые получают новую свободу движения. Всё, всё усиливало ощущения Кати, её глаза закатились, она изо всех сил прижала к себе Константина, запустив в его спину ногти всех пальцев, издала крик, напоминающий стон. Это было так громко, что Константин закрыл ей рот рукой, но сам издал такой же. Руки Кати разомкнулись и упали на кровать. Рядом с Катериной свалился Константин.
Она много лет ждала этот момент;— и он пришел! Катерина потеряла сознание.
Некоторое время она лежала, разбросав руки в стороны, медленно открыла мутные с поволокой глаза, словно после наркоза. Взгляд постепенно прояснялся, немного зажмурилась, будто её ослепил яркий свет.
Разум возвращался, и осознание происходящего приносило ей другое, не менее приятное;— моральное удовлетворение.
Понимание того, что всё произошедшее не фантазия, усиленная ласкающими себя пальцами, а реальность, созданная самым лучшим мужчиной в мире, её мужчиной! Как же приятно осознавать это, как приятно говорить об этом, как приятно вспоминать об этом, как приятно по секрету рассказывать об этом….
— Коть, быстро объясни, что происходит или происходило и как это связано или не связано с тобой,;— Кате хотелось говорить слова, провоцирующие ответный романтический бред, она превратилась в девочку, пораженную первой наивной любовью.
— Я здесь не при чем, и вообще, меня здесь нет,;— тихо и медленно прошептал Константин с ещё закрытыми глазами.
— Не обманывай. Я точно знаю, ты здесь и будешь здесь еще девятнадцать дней. Потом восемнадцать, потом семнадцать. А потом мы будем жить в одном городе, совсем рядом и никогда не увидимся. Никогда! Грустная история. Я начала завидовать Ромео и Джульетте, они избавились от вечных мучений.
— Да, ты;— пессимистка и фаталистка в одном лице. Почему так думаешь? Никогда не увидимся, в одном городе, не судьба, цыганка нагадала, вещий сон приснился и другая дребедень. Как в слащавых, любовных романах. Мне все эти стенания не- понятны. Если люди захотят видеться, то их ничего не остановит. И вообще, надо самим строить свою жизнь. Такие серьёзные вещи пускать на самотёк нельзя.
— Не всем это дано, и не все это могут. Вон Розка всё может, а я совсем не такая да ещё трусиха.
— А я всё могу. Захотел стать инженером;— стал. Хотел работать в КБ;— работаю, по серьёзной теме. Теперь жду направление на один очень интересный объект в Казахстане, там такое затевают;— дух захватывает;— Байконур! Подал документы, жду ответа.
— Ну, вот видишь, я права, осталось девятнадцать дней. Товарищ;— увлечённый инженер, что ещё нужно для полного счастья.
— Считать дни можно по-разному, для одних всего девятнадцать, для других целых девятнадцать, ясно одно;— дни перерастают в месяцы, а месяцы;— в годы, и запомни: ни то ни другое не означает, что всё это время мы не будем видеться.
— Твой оптимизм меня радует, вот только математика;— наука точная, а я говорю о таких неточных вещах,;— после этих слов в глазах Катерины заблестели слёзы.
— Ещё чего не хватало, мы что сюда рыдать пришли? Неправильное место выбрала.
— Чувствую, что в моём случае наличие слёз никак не зависит от места моего нахождения. Они будут проливаться везде. Но жалеть меня не нужно;— лучше слёзы о том, что было, чем о том чего не было и никогда не случится.
— Я тоже хорош: ещё три дня назад и ожидать не мог, что какая-нибудь женщина заставит меня даже думать об изменении моих планов.
Катя оживилась, надежда закралась в её сердце: может быть, он не уедет в свой Казахстан, останется в Москве, и они будут видеться, пусть нечасто. Он всё сделает, всё устроит, ведь он такой умный, такой сильный, такой любимый. Катерина приподнялась, чтобы приблизиться своими губами к щеке Константина, чтобы шептать наивные слова о новых надеждах:
— На то они и планы, чтобы их корректировать,;— прошептала Катя на ухо Константину и после этого стала глубоко дышать и гладить его тело от груди вниз, в надежде наткнуться на твёрдый упор. Её надежда оправдалась. Каждая женщина мечтает повелевать им, чувствовать, как он, наливаясь и каменея, реагирует на неё;— это значит быть желанной. Быть желанной;— одно из самых волнительных и важных чувств для любой женщины. Константин отозвался мгновенно, его тело начало передавать сигналы готовности. Она, всё время будто случайно притрагивалась, задевала его, чтобы ощутить напряжение и, главное, убедиться в своей власти над ним. Чувство власти усиливалось собственническим инстинктом. Как же хочется иметь эту прекрасную штуку полностью, безраздельно! Мысли мужчин в состоянии возбуждения имеют свойство сильно изменяться, и Константин не был исключением:
— Да, милая, всё меняется, всё может измениться, всё…,;— сбивчивые обрывки фраз прекратили складываться в стройные выражения, их стали заменять руки, потом вибрации всего тела, и всё началось снова!