Мы жители города его не слышим и не видим, но жителей деревень он выматывает, а горожанин спит в десяти метрах от трамвая или центральных улиц:на Ленина, Кирова, Фрунзе и так далее. Почти во всех городах это проблемные центральные улицы, только на отдыхе мы видим этот гул - очень большой силы.
Первая сессия в институте сдана!
Можно считать себя студентом очного отделения, мне почти двадцать три.
На дворе январь месяц. По совету отца принимаю решение пятнадцать дней каникул провести вТьму Таракане. Там у нас есть жилье. Дом теплый, из цивилизации одна электричка - два раза в сутки. ТАЙГА.
Тайга не дремучая, но людей видел только в электричке, две семьи зимуют у нас на « Тридцать первом километре», две семьи живут - в Шарашке, в четырёх километрах на запад от тридцать первого.
А на северо-запад, в – сорока километрах: Томск, о семьсот тысяч жителей.
Вот на юг! Станция ТАЙГА на Транссибе (ТРАНС СИБИРСКАЯ ЖЕЛЕЗНАЯ ДОРОГА) это ещё тридцать один километр, железного пути.
На восток дорога только по компасу, на запад впрочем, тоже. Но там река Томь, ну очень далеко тридцать километров, без дорог и вариантов.
У нас на « тридцать первом» сухо, хотя с трёх сторон болото. Болотом - то это назвать сложно. Ель, кедра растёт местами, а так сплошной осинник. Здесь когда-то лесозаготовки были.
На лыжах ходить одно удовольствие.
В общем - никто не пищит, не кричит, тишина висит, отбурлили места в шестидесятые, до сих пор погост лестной, осины да берёзы.
В этот таёжный РАЙ погрузился, выработал свои и принял отцовские правила бытия.
Навозил брёвен на лыжном прицепе, напилил и наколол дров на зиму. Кормишь кролей в клетке, утром варишь себе суп на сутки, идешь, проверяешь петли на зайцев, заодно, катаясь со снежных гор. Помаленьку осваивал окрестный лес.
Я не жил до срочной армии с отцом, мне всё в диковинку.
Он энергетик, робит сутки через двое, за эти пятнадцать дней не приезжал ко мне ни разу.
Одна живая душа - Жучка, на цепи сидит, колокольчик.
Умней и опытней меня оказалась Жучка.
Сварил я себе суп, пробую поперчить его, трясу перец – не падает, замёрз – слежался.
Тряханул его пошибче, много перца попало в борщ, есть не возможно.
Куда девать, не выливать – же только сваренный продукт.
Усмехнулся да вспомнил, что Жучке ещё не варил, решил ей вывалить борщ, посмотреть, шо будет.
Радостно встретила меня Жучка, бегом летела к миске, как попробовала на метр отпрыгнула от миски, смотрит недоумённо на неё, полаивая.
Вторая попытка тоже, не принесла удачу, лизнула, и протрясая головой, облаяла миску, замерла в позе охотника.
Недолго думала она что делать, подкралась к миске, и слила жижу! спокойно съела гущу.
Умная была собачище, лаяла на соседей только когда отец в доме.
А их, соседей, мало было, даже летом.
С бани выйди голый, ходи хоть по всему огороду, соседи точкой видны.
Зачем власть на шесть соток земли садила, мичуринскими обзывая, убей меня, не разумлю.
Сей час тоже продолжает нищей прикидывается, пяти – девяти этажные дома строит, сотни ГЕКТАРОВ пустыней стоят, китайцам, чтоль отдать собралась, земля в городе стоит дороже, чем в Европе, с Сибири на запад сослать – выжить хотят. Опять со своим народом власть воюет.
Пятнадцать дней снежного Рая, прошли как одно мгновенье, каждый день ходил разными дорогами – направлениями, успел мизер увидеть, окрестностями упиваясь, но и на уникальных чашах побывал. В шести километрах, от нас, домой только спать приезжал.
Соль из земли, с водой подымаясь, гриб образует, перевёрнутый. Словно чаша правильной формы, прикольно.
Каждый день часов не замечал, по солнечному свету жил, с рассветом вставал – в потёмках ложась, книжки почти не читались, надоели, хотя на даче «роман газет» превеликое множество, хоть до утра читай, не перечтёшь.
Но всему есть придел, закончился и мой шикарный «курортный роман», еду в электричке домой, и когда замелькали, очень дальние огни пригорода я испугался: случилось что-то, я заболел!
В правом ухе звенит, в левом звон, сидеть не могу, в тамбур побёг, через десять минут двери открываются Томск-1, приехали.
А по ушам, словно ладошками шлёпнули – естественный шум, гул города.
Много раз был в Москве, Питере, Таллинн. В Новосибирске бессчётное количество раз. Двадцать пять лет живу в Томске. А белой завистью завидую ПЫШКИНО-ТРОИЦКОМУ, районный центр, уже не деревня, еще далеко не город.
И всю жизнь помню раскаты шума-эха по лесу, поездов.