Глава Вторая. В ней будет сказано многое

Иван Шпуров
Глава вторая, в которой речь пойдет о ночных кошмарах и  делах минувших дней.
   Солнце вставало над лесом, его лучи золотили речную гладь, а Маладин пытался разглядеть кровь на своих ладонях. Крови не было. Ни капли. Кровь давно смылась, давно….
   Он перевесился через борт, зачерпнул пригоршню воды и промыл лицо. Встряхнул головой и повторил манипуляцию, на сей раз уделяя особое внимание глазам и ушам. От студеной и чистой, как горный ледник воды Буревестника заломило пальцы, но свое дело она сделала. Сон ушел и больше не хотел возвращаться. К счастью. Потому, что то был дурной сон. Кошмар.
  Вспоминать тех, кого убил  всегда тяжело, а та смерть… смерти… двое сражённые одной стрелой, два тела на залитом кровью и вином полу… вина было особенно много – целое море дорогого карломинского вина, которое оте… Маркуин особенно любил. И это было хорошо. Хорошо, потому что из - за этого кровь была не так заметна. А крови тоже хватало. Расти… перед смертью он успел полоснуть Маркуина по горлу, была перерезана артерия. Такая рана смертельна – Маладин знал это. Но знал он и другое – со стелой в животе долго не живут. Это тоже смертельно. Две смерти для одного человека… и кого же тогда считать убийцей?
  Расти умер не сразу. Он скреб пол пальцами, порываюсь куда-то ползти, призывал Оберегающую, в которую никогда не верил, молился, требовал, обещал, грозил, просил…, а жизнь вытекала из его и кровяная лужа под ним становилась се обширнее. Маладин хотел подойти к нему то – ли помочь, то ли добить, но в нескольких шагах от своей первой жертвы он остановился, вдохнул дурманящий запах вина, крови и смерти и не выдержал. Он упал на колени, и его вытошнило. Обильно. Он лежал там, на холодном полу, сотрясаемый позывами рвоты, вдыхал винные пары и слушал предсмертный бред умирающего. Лежал до тех пор пока не провалился в сон, в котором он раз за разом натягивал тугую неподатливую тетиву, целился и стрелял…. Раз за разом.
  Очнувшись он обнаружил подле себя сестру. Она была в глубоком обмороке и пульс на руке едва бился. Он отнес её в постель, укутал одеялами и напоил отваром медового корня, но она не приходила в себя и еще несколько дней он опасался за её жизнь и рассудок.
   Тела он оттащил на задний двор, потом смыл кровь с пола и засыпал его свежей соломой. К счастью в доме, кроме Маладина с сестрой и их отца никто не жил – слуги разбежались, после того, как Маркуину стало нечем им платить, а мать умерла. Давно.
   Оставаться в доме было опасно и он знал это. У Расти были друзья… и у них были острые ножи, и другие друзья и покровители. У детей же не было никого кто-бы вступился за них. Следовало бежать…, но ноги почему – то принесли его в храм Оберегающей. Он вошел в притвор, привычно осенил себе священным знамением… и остановился. Остановился, потому что притвор от основного помещения собора отделял низенький порожек алого мрамора, и он с детства знал, что «проливший кровь, да не дерзнет переступить его». И он не дерзнул. Остался стоять в притворе в компании чудаковатого  оборванца, ловя настороженные взгляды собравшихся на службу людей. После молений к нему подошел сухонький служитель Оберегающий,  в белом хитоне с вышитым на груди покровом.
 - Есть ли кровь на твоих руках?- вопросил он и Маладин ответил. Ответил правдиво.
 - Раскаиваешься ли ты в содеянном?
 - Нет.
  - Сожалеешь?
  - Нет.
 - Зачем же ты пришел, согрешивший?
 - Не знаю – честно ответил Маладин – я не знаю.
   Служитель смягчился.
   - Ты юн – сказал он – и не успел отяготить себя многими грехами. Раскайся, прими благословение и да раскинет Оберегающая над тобой свой защитный покров….
  Не дослушав его Маладин расхохотался.  Громко. И выбежал их храма – по счастью достаточно быстро, иначе его могли бы обвинить в помешательстве или в осквернении храма. Не обвинили. Он шел по улицам и смеялся. Смех душил его. Раскаяться… надо же. Кровь не смыть не водой не елеем. Служители твердят, что только Разящий и Оберегающая имеют власть над жизнью и смертью, и без воли их, благой, волос с головы человеческой не упадет…, но Маладин знал, что это не так. Властью над людьми обладает холодная сталь. Оружие. И тот кто его держит. Люди. Убивая играешь в игры богов, движением ладони ломая судьбу… и как же это просто. Щелчок и все.
  Вернувшись домой он снес ростовщику серебряную посуду, и немногие оставшиеся в доме предметы представляющие хоть какую-то ценность. Таких  было немного. Сам дом было заложен Маркуином еще несколько лет назад. Равно, как и земельные участки. Вырученных денег хватило на коня – не слишком породистого, но за то выносливого и на мула. Для сестры. Та была в каком-то странном полубессознательном состоянии: ела и пила, когда он буквально вкладывал ей пищу в рот, ходила, когда он тянул её за руку, но глаза её были пустыми, как у новорожденного младенца.
  Он оставил сестру в замке у своего двоюродного дяди, по линии матери. Крепость была небольшая и небогатая, но её владелец обещал позаботиться о своей племяннице. Тогда он показался Маладину добрым, способным на любовь человеком. Он  и его приглашал остаться, но  он тот отказался. Его путь лежал на север. Кровь, особенно если это кровь отца, пусть пролитая и не по своей воле не смоет не елей ни вода. В Ридиоле для убийцы нет места…, но можно уйти. Уплыть. Туда где еще не тверд закон, где храмы Разящего и Оберегающей  не стоят в каждом селе. Туда где смерть привычна. В Вольные Земли. Сестре вся-ко будет лучше без брата -  убийцы, а он возможно найдет прощение… или смерть.
   Через три недели он принес присягу Стража Границы в главном зале цитадели Угрюмца. Через четыре он уже осматривал форт Саруэл, удивляясь его обыденности, непритязательности и пахучести.
  Он был прав. Оставив Ридиол он оставил позади и свое прошлое,  боль и отчаяние минувших дней не возвращались. Остались только сны – которые рано-ли, поздно – ли, но возвращались. И вновь он натягивал тетиву и стрелял, стрелял, стрелял….
 - Мэлл – голос Элдани вернул его к настоящему – ты проснулся?
 - Да, да уже – он помотал головой, стряхивая с глаз паволоку видений прошедших дней .
  Элдани покопался во вьюке и вытащил от-туда стеклянную, оплетённую ивовыми прутьями фляжку. Открутил крышку и сделал пару глотков.
 - Хочешь глотнуть – поинтересовался он, и когда Маладин отрицательно покачал головой продолжил – ты, наверное, ждешь объяснения произошедшего.
 - Произошедшего? – с головой нырнув в пучину воспоминаний, он почти забыл о событиях этой ночи – ах да. А у тебя они есть, эти объяснения?
 - Странно я думал, что ты жаждешь узнать причины случившегося,  а ты словно бы и забыл об этом…. Что то случилось?
 - Сон приснился. Ничего, пустые воспоминания, скажи – Маладина неожиданно потянуло на откровенность - ты помнишь лица тех кого убил?
 - Лицо Вихра я помню прекрасно если ты об этом. А остальные…. Мертвых не вернешь. Я не помню не лиц, не имен… почти не помню.
 - А я помню. Хорошо помню, до последней морщинки. Но не сожалею о совершенном. Совсем. Более того, если бы мне был предоставлен, богом ли демоном ли, шанс изменить, исправить содеянное, я б отказался. Я поступил бы также, окажись я там сейчас.
 - Это значить, что тогда ты поступил правильно.
 - Ошибаешься. Это значить, что я не исправился. 
     Маладин отвернулся и, привстав, огляделся. Неутомимое течение исправно несло вереницу лодок мимо заросших корабельными соснами берегов, и вокруг только эти сосны и виднелись, застилая весь обзор. Буревестник здесь постепенно сужался, а потом начинал отчаянно петлять, то разделяясь на множество мелких ручейков, то вновь сливаясь воедино. Определить конечную точку их путешествия было невозможно. Во всяком случае пока.
   - О чем задумался? – поинтересовался Элдани, правя веслом курс лодки – поделишься?
   - Пытаюсь угадать твои «объяснения».  Объяснения «красным повязкам» - Маладин взмахнул повязанной на локоть алой тряпкой -  объяснение смертям, огню, крови в ночи, раскроенной голове Вихра… его мозгам на твоей палице….
  - Прежде чем я расскажу тебе – голос Элдани стал опасно вкрадчивым, как шорох стали по выделанной коже – ответь на мой вопрос. Почему ты пошел с нами, тогда у моста? Ты ведь не раздумывая вложил меч в ножны, хотя клятва, та которою ты принес в Угрюмце предписывала тебе разить без колебаний. «Страж границы, не знает пощады к врагам Веры и Короны», так кажется? Тогда ты не сомневался, почему же теперь, в твоих словах мне слышаться колебания?
 - Колебаний нет. Коряга, вынесенная на стремнину может осуждать реку, но колебаться… нет на то она не способна.
  - Коряги, как правило, вообще не способны к мышлению. Но причем здесь….
  -Притом, Элдани, притом – Маладин подобрал к груди колени и остро глянул на своего собеседника – у меня не было выбора. Если бы тогда я сказал нет… неужели бы меня отпустили на все четыре стороны? Или мой труп лег бы рядом с телом Вихра? Второе на мой взгляд более вероятно.
 - Ты мой друг, Маладин – пограничник не опустил глаз, но в голос его и взор закралось смущение – но ты ставишь проблему ребром. Мне обязательно отвечать на твой вопрос?
  - Нет. Но ты понял меня. Я коряга, щепка подхваченная потоком, который не остановить, не задержать, остается только подчиниться. И надеяться, что он не вынесет на камни. Но если позволишь… если щепке дается возможность узнать свой путь, глупо от этого отказываться. Так что… говори. Я весь обратился в слух.
 - Мы, Стражи Границы приняли решения взять судьбу в свои руки. Здесь под в ручьях сбегающих с Золотого Хребта, в земле, в скалах -  золота столько, что его на века хватит. Есть серебро и медь, к югу от Угрюмца под землей колоссальные залежи железа – дикари его не используют, они умеют плавить только болотный песок. А какая здесь земля, Маладин! Я знаю, ты никогда не пахал, ты не сможешь отличить плодородный грунт от песка на котором даже ковыль не растет, но ты представь себе…. На выжженных в лесу, удобренных пеплом делянках, зерно родиться лучше, много лучше чем на полях Ридиола. Это богатая страна, щедра одаренная природой – и куда все уходит? Я тебе скажу куда. Золото идет на позолоту столичных шпилей, на бархатную обивку стен в покоях знати, на серебряную посуду, на парчу и щелк праздничных одеяний….
 - А также на похлебку пограничникам – дополнил список Маладин – на шерсть наших камзолов, и на железо наших кольчуг. На древесину и парусину, на пиво и вино, на сало и на хлеб…. Уже более сотни лет мы планомерно грабим эту землю…, что же такова суть вещей. Тот, кто сильнее или умнее всегда богаче того, кто глупее или слабее. Или ты сам возжелал парчи и золота?
 -С тобой сложно разговаривать – Элдани отвернулся – будто тебе хочется ссоры. Мы хотим дать свободу обитателям этой земли – всем, и дикарям и пограничникам и тем несчастным, что вкалывают на господ из столицы в забоях. А  ты зол, как демон из ада.
 - Я зол!? Конечно, зол – Маладин привстал, голос его зазвенел, будто весенний дождь – ты говоришь о некой, вроде бы свободе, а между тем минувший ночью некоторые наши сотоварищи получили вечную свободу от всего материального – на том свете? Так – то начинается свой путь к свободе – с крови? За что ты убил тех, с кем делил похлебку и клятву? За свободу или за золото?
 - Только что ты рассуждал о щепках в потоке…. Теперь тебя понесло, как проповедника призывающему к Святому походу. Одних риторических вопросов сколько задал.
 - Щепка возмущается. Бывает и такое, правда? Впрочем то, что я говорил раньше остается в силе.
 - То есть?
 - То есть я иду с вами. При отсутствии, надо сказать, какой либо приемлемой альтернативы. Видишь ли я, как не странно, ценю свою жизнь… - он помолчал и добавил – извини. Я наговорил лишнего. Я не верю, что ты убивал из за золота….
 - Ничего – угрюмое лицо Элдани рассекла улыбка – мы с тобой как кремень и огниво. Соприкасаясь мы высекаем искры, но искры порой разгоняют тьму.
 - Тебе удаются аллегории. Так, что там со свободой? Которую вы собираетесь подарить дикарям и пограничникам? Чего вы хотите – отколоть маркграфство от королевства? И что означают красные тряпки? Кому вы служите?
 - Ты слышал о том, кого называют лордом Черного Солнца?
 - Это он сам себя так называет. Я слышал об этом мортхолдском безумце… странно, что его до сих пор не сожгли за ересь – он ведь провозгласил себя воплощением Разящего. Неужели… неужели, твой здравый рассудок тебя подвел, и уверовал в то, что он мессия?  - Тебя, что так ужасает перспектива угодить в «еретики»? Ты в отличии от Коца, никогда не отличался особой набожностью.
 - Меня ужасает очевидная бессмысленность данного мероприятия. Этого сумасшедшего сожгут, и всех его сторонников ожидает либо плаха, либо костер.
 - Ты ошибаешься – твердо ответил Элдани – Солнце победит. Мортхолд уже в его руках, и скоро его армии двинуться на Ридиол. А вольные земли станут по настоящему вольными.
 - А как же. Только мы, боюсь, этого не увидим. Но почему все – таки вы к нему присоединились? Неужели он обещал вам помощь деньгами, оружием или паче того людьми?
 - Обещал. И тем и другим, и третьим. Мы плывем к горе Гнилой Зуб, около которой нас ожидают его корабли с людьми и оружием. Там же мы встретимся со Стражами Границы из других фортов, а также с обитателями этих земель.
 - С дикарями?
 - Не все жители Вольных земель  - дикари. Есть и более развитые племена, например, Эрды, живущие в окрестностях Гнилого Зуба. Они многое унаследовали от Сенаров….
 - Каннибализм. Сенары обожали человечину. Это Эрды тоже унаследовали?
 - К счастью нет – увлеченные беседой не Маладин ни Элдани не заметили того, что Коц уже давно проснулся, и теперь удобно устроившись на тюках с провиантом внимает их словам – людей они не жрут. Но и развитыми этих козлов назвать нельзя. Вот помню встретил я однажды….
  Встретил он, однажды…. Может сгореть форт, могут в одночасья измениться судьбы, стражи границы и короны могут стать мятежниками, но Коц не измениться. И байки его тоже не изменяться.
  Как только он завершил свою историю – о неком пограничнике, которой, путем довольно таки хитроумных манипуляций выманил у незадачливых Эрдов: «Два мешка с золотыми с самородками, золотыми, истинную правду говорю совсем золотыми» в обмен на лошадиную шкуру и говорящего ворона – Элдани сообщил, что раз Коц проснулся то он может браться за весла. Выразив, напоследок, кроткую надежду на то, что Маладин пожелает помочь другу, пограничник лег на дно лодки, положив голову на мешок с крупой.
 - Ну и дела Мэлл – Коц энергично крутил головой, озираясь и вид у него был несколько… ошеломленный – ведь мы больше не в протекторате. Тут Дикий лес вокруг.
 - Лес везде одинаковый. Он не признает границ установленных людьми. Какое ему дело до того, что двести лет назад приплывшие на кораблях людишки, объявили кусок земли своей собственностью?
 - Ты, конечно, прав – Коц помолчал, пожевал вхолостую зубами и спросил – у тебя огниво есть? Я своё куда то задевал….
 - Есть, конечно, а ты что собрался костер разводить?
 -Нет, вот – он вытащил из-за пазухи пучок сальных свечей перевязанный бечевкой – хочу помянуть… ушедших. Тут есть складень с иконами.
  Складень  - две иконы, соединенные петлями, так что их можно было открывать и закрывать, как книгу – изображал Разящего и Оберегающую. Рисунки были довольно таки примитивно исполнены углем на выбеленных досках. В руках Разящий сжимал ветвящуюся молнию, вместо лицо был пустой овал, обрамленный черными закорючками волос. Оберегающая получилась лучше – летящее по ветру платье, длинные волосы и покров в руках. Видно, у рисовальщика перед глазами был образец – жена, сестра или дочь.
  К иконам прилагался небольшой прямоугольный ящичек  с песком – для свеч. Последние в Диколесье встречались редко, и потому зажигали их лишь в особо важных случаях. Перед боем, например, или как сейчас поминая ушедших и убитых.
 С трудом, борясь с порывами ветра они запали первую свечу. Подумав немного Коц поставил её перед ликом Разящего.
 - За убитых – начал Коц – на Гарта из Угрюмца, которого срубил Вихор, за Рика Белозубого, которой сломал себе шею, за Долговязого, которого убили, потому что он стоял на страже, за Улыбчивого Луи, которого убил Долговязый, потому что стоял на страже, за Грегори Груга, которого убили….
 - За Вихра, который мне не нравился и , которого убил Элдани – про себя добавил Маладин  - а также за тех кого мы убили и еще убьем, сражаясь за непонятные цели. А также за свободу, справедливость, логику и здравый смысл, которые, судя по всему, умерли.
 - Вторую свечу – продолжил литанию Коц, втыкая в песок восковой столбик – за нас.  Раскинь над нами свой покров, Оберегающая, отведи стрелы и мечи вражеские, укрой нас от жал и клыков, защити от штормов и ветров, укрой от холода и даруй тень в час полуденный. Защити нас! Защити меня, Маладина, который сидит сбоку, Элдани который спит, Карла, который в передней лодке, Вильгельма, который в той лодке, что сзади нас, Койка, Беззубого Уота, Дика, Круппа Краснобая….
  Хорошо тебе, Коц – подумал Маладин – ты веришь, ты надеешься, что твои молитвы будут услышаны. Интересно, а слышит ли Оберегающая молитвы отцеубийц? И слышит ли она вообще хоть, что нибуть – или её нет, это просто призрак, фатум, мираж под ветром? Столь же бессильный, как и нацарапанный на деревяшке рисунок?
 - Третью свечу – назидательно молвил Коц – поставим за тех, кто дорог нам, но кто далек от нас. Оберегающая – торжественно продолжил он – раскинь свой покров над моей старушенцией – матерью, чтоб не переводилось молоко в её крынке, и огурцы в кадке
 - У тебя есть какие- то родственники? – поинтересовался он – ты ведь никогда о себе на рассказывал….
 - Есть сестра – после недолго раздумья ответил Маладин – помолись за неё если сможешь, Коц. Я не умею….
 - Как её зовут?
 - Франческа.
 - Красивое имя – одобрил Коц и возгласил – Оберегающая, раскинь покров свой над Франческой, и огради её от бед, невзгод и лихих людей.
   Некоторое время они молча смотрели, как горят, роняя на песок восковые слезы свечи, а потом Коц резко задул все три. В воздух поползли робкие струйки сладковатого дымка.
  Маладин помог своему другу завернуть складень в плотную кожу и убрать в суму. Туда же отправился ящичек с песком и свечи.
 - Знаешь – сказал Коц – я никогда не думал, что у тебя есть родственники. Если ты не против…. Где она живет, сколько ей лет, как выглядит?
  - Она на три года младше меня – следовательно сейчас ей шестнадцать. Уезжая сюда, я оставил её  у родственников в небольшом замке, на побережье.  Там, наверное, до сих пор и живет, если, конечно, её не выдали замуж. Что вероятно. А как выглядит…. У неё были длинные медные волосы и зеленые глаза. Больше ничего не помню.
 - Ну раз так….  – Коц вытащил откуда-то плоскую фляжку, открутил крышку и  приложился к горлышку  - За Франческу, девушку с длинными медными волосами.
  Он передал флягу Маладину, и тот забывшись сделал длинный глоток. Терпкое кисловатой вино оказалось крепким, и он почувствовал, как в грудь вползают теплые дрожащие змейки.
 - Мэлл – ошеломленно сказал Коц – да ты ведь первый раз, за то время, что я тебя знаю выпил! В первый….
  Лодку резко качнуло.
 - Осторожнее – закричал Элдани, мгновенно пробуждаясь от некрепкой дремы – вперед глядите!
   Коц выругался. И было от чего. Увлёкшись беседой и молитвой он забыл о рулевом весле, и теперь лодку несло на корягу. Да, какую-там корягу – целое бревно, обросшие тиной, слизью и ракушками, грозно покачивавшее ветвистыми, будто оленьи рога, сучьями.
   Маладин схватился за весло, Коц за другое. Действовали они энергично, но отсутствие координации привело к тому, что чуть не опрокинув лодку, они не смогли изменить её курс. С других посудин кричали что – то мало связное, какой-то умник швырнул в них огрызок яблока – Маладин так и не понял зачем он это сделал.
  Отпихнув Коца, Элдани взялся за весло, и пользуясь им, как шестом сумел несколько оттолкнуть бревно – но и только. Столкновения избежать не удалось – лодку  здорово качнуло, Маладин не плохо приложился грудью о борт лодки, а разветвлённый сук чуть не выколол ему глаз. Стоило ему восстановить равновесие, как в него врезалось что-то живое и тяжелое и он упал. Плеснула вода.
  Река оказалась зверски холодной и неуютной. Одежда и сапоги тотчас  намокли и потяжелели, ремень на котором висел корд соскользнул с пояса и запутался в ногах. Он рванулся, сделал несколько резких гребков, и через мгновение пробил головою поверхность воды.  Речная гладь по прежнему весело искрилась под солнцем, на берегу зеленел лес – в общем ничего не изменилось. Почти. В нескольких ярдов от него отчаянно барахтался Коц, сносимый течением. На пограничнике была надета кольчуга, и теперь она тянула его ко дну, почище прикованного к ноге железного ядра.
  Маладин подплыл к своему другу, и выдернул его голову из воды, ухватившись за ворот. И вовремя – тот уже активно пускал пузыри.
 - Сними кольчугу – заорал он ему в ухо – утонешь!
   Вцепившись одной рукой в отворот кафтана Маладин греб другой, но лодка, из которой они выпали была уже не близко, а Коц весил немало. Однако, меньше чем кольчуга, вкупе с намокшей одеждой. Вода заливала глаза и рот, и он уже выбивался из сил, когда рука его натолкнулась на что-то осклизлое и округлое. Это была то самое бревно, на которое они налетели.
  Маладин обхватил ствол обеими руками, и помог Коцу уцепиться за сук. Древесина была гнилая, в лохмотьях сгнившей коры, обросшая тинной паутиной и беззубками, но они вцепились в неё крепче чем младенец в материнскую грудь.
 - Нет… - Коц шумно отфыркивался, из его ноздрей вылетали фонтанчики брызг  - нет, чтобы я еще раз надел эту проклятую кольчугу на воде… Мэлл, она же меня утопить хотела!
 - Скажи спасибо, что не тебе не было полного доспеха – тогда я бы тебе уже не помог. Проклятья, как же холодно!
 И действительно, ноги уже начинало сводить. Подплывший Элдани протянул им истекающие водою весло.
   - Х-ххолодно – пробормотал Коц залезая в лодку – до чего же холодно.
  Маладин ничего не сказал. Было слишком холодно. Пальцы на руках застыли и закоченели, превратившись в свинцовые столбики. Зубы отстукивали безумную чечетку. И хуже всего – теплее не становилось. Холодный ветер резал будто нож.
  Он сел, обхватив руками колени, стараясь сохранить остатки тепла.
 - Вот – Элдани вручил ему извлеченный из вьюка плащ.
  Маладин благодарно кивнул и немедленно завернулся в теплую серу ткань, став похожим на нахохлившеюся сову.
 - Согреваться следует не только снаружи, но и изнутри – изрек Коц протягивая свою фляжку – сегодня ты прямо-таки обязан выпить. Знаю, что ты в рот не капли, но….
 - Но любое правило, следует соблюдать до тех пор -   вклинился Элдани  - пока оно не становиться абсурдным. Пей, или будешь долго сипеть и кашлять.
  Он взял фляжку, и сделал глоток. Почувствовал, как по желудку растекается жидкое тепло, и сделал еще один. Холод отступал.
 - Что бы вы без меня делали – проворчал вытащивший их старый пограничник – вот что?
 - По всей вероятности сидели бы в форте – тихо промолвил Маладин. Тихо. Почти не слышно.
  Где-то там, скрытый расстоянием и изгибом реки, за лесом возвышался Гнилой зуб. Где жили Эрды, под которым, как говорят располагался могильный комплекс Сенаров. Возможно, там он поймет причины побудившие Элдани и его сотоварищей поднять восстание.  Возможно да. А быть может и нет. Но во всяком случае ожиданию пришел конец. Два года он ждал в форте, ждал неведомо чего, и вот теперь это неведомое пришло и тыкается влажным, как у собаки носом в ладонь. Хорошо, что они куда то плывут. Движение дает иллюзию цели. А есть ли она на самом дели- не так, на желе то и важно.
 - Я знаю почему я пошел с вами – сформулировал он для себя ответ на давно отзвучавший вопрос – я просто устал ждать.
   А потом его мысли неожиданно приняли неожиданное направление. Он вспомнил о том, вернее о той, о ком не вспоминал уже несколько лет. Почему – то его заинтересовало где сейчас его сестра, что она делает, как живет и помнит ли о том, что у нее есть брат.