Глава 12
Виктор ждал рождения наследника.
- Только наследника, - говорил он Валентине, - только наследника.
Взволнованный, он ходил целый день взад и вперед, взад и вперед, а Валентина, охая, лежала на диване, корчилась от боли, не зная - собираться в больницу или ещё подождать.
- Не маячил бы как маятник, тебе рожать или мне, чего волноваться-то?
- Только наследника, - уже в который раз повторил он, потирая ладонями от восхищения.
- Ох уж эти мужики, всё им мальчиков, всё им мальчиков… у тебя ж первая дочка, - вспомнила Валентина. – Может ты женский производитель? - рассмеялась она, и тут же её лицо стало серьёзным и выжидающим.
- Что такое? – засуетился Виктор.
- Не знаю, толкается сильно…
- Чувствует, что о нём говорят.
- Собираться надо, а то не успеем, - сказала она и опять, широко открыла рот и вскинула бровями.
Виктор вызвал машину и, придерживая за руку, стал выводить Валентину на улицу.
- Не обижайся, - скривив рот, сказала она.
- Ну что ты, Валя, за что на тебя обижаться.
- Любовницу заведи, - притянув его лицо, тихо сказала она, - никто не осудит - все знают о моем положении, к тому же сейчас модно иметь…
Очередная схватка не дала возможности закончить мысль, она скривилась и закрыла глаза.
- Как ты можешь, ну что ты… разве я давал тебе повод… - пытался успокоить её Виктор.
- Ладно, ладно – считай, что я этого не говорила.
Он взял её руку и прижался щекой.
- Валь, давай распишемся, больше года живем, а как чужие… давай, а?.
- Ну, сейчас я не могу…
- Я всё устрою, это не проблема.
- Давай отложим. Вот, соберемся всей семьей, тогда…
Схватки продолжались.
Виктор кое-как втиснул её в машину, и они поехали. Боли были адскими, но она не могла позволить себе расплакаться у него на глазах, и уж потом, когда осталась одна, расплакалась, не в силах удержаться. Она плакала от счастья. Мало ли таких? Жили-жили, а как что – раздуют паруса и в разные стороны. Их ничего не связывало. Они понимали друг друга, уважали. Одним словом - жили нормальной семейной жизнью, работали, хотя по закону считались сожителями.
Не так уж много женского счастья видела Валентина в своей жизни. Виктор был у неё, естественно, не первый, а плакаться всем - она не хотела. Никогда не рассказывала о своем горе, и не пыталась узнать о чужом. Просто жили. Боялась спугнуть подошедшее счастье, а оно впервые подошло к ней так близко, что можно было ощутить его дыхание. Думала: «А вдруг, возьмет и упорхнет?»
Так явно его ощущала, что о законности не думала. Важно ли это. Не в печатях дело. «Был ведь сын, был. Осенью в школу бы пошел, а тут…» - горечь комом подкатилась к горлу. Давно не девочка – знала, что к чему, однако, такого чувства никогда не испытывала. Оно заполняло её существо и увлажняло глаза. Было слишком хорошо, а всё хорошее до добра не доводит. Она задыхалась, а слезы продолжали душить её.
- Могу ли чем-нибудь помочь? – раздался голос вошедшего врача.
К её удивлению, это был Аркадий Никитич. Она смотрела на него, как на нечто божественное. Аркадий Никитич принимал у неё первые роды.
Валентина расплакалась еще сильнее.
- Зря вы, мамаша, плачете, зря. Радоваться надо, а вы плачете. Успокойтесь, прошу вас.
Валентина не могла успокоиться. Её уже не волновало сегодняшнее счастье, у неё в глазах стоял сын и тоже плакал. Почему? Она не могла понять, но он плакал и не давал ей покоя.
- Ну, хватит, хватит, - успокаивал её Аркадий Никитич, - поплакала – и будет. Сколько можно. Успокойтесь. – Он подошел ближе, приподнял одеяло, положил руку на живот - там была буря не меньшая чем здесь. Младенец бил ножками, воспринимая всё по-своему, и казалось, старался выбраться сам из заточения как можно скорей.
- Кажется пора, - профессионально заметил Аркадий Никитич, - надо перебираться. Мы мигом, милая, мигом… потерпи…
Он убежал, и буквально в тот же момент в палату закатили кресло-каталку. Валентина успокоилась и смотрела на белый мир, как на нечто небесное. Очередные схватки происходили чаще и чаще. Она закинула руки за голову, и пальцы сжали холодное железо кровати. «Тужься, тужься!» - волной пронеслось по сознанию, - тужься.
Боли не ощущала, лишь лёгкое покалывание онемевшей промежности напомнило ей, что она на пути в родильное отделение. В тот же миг острая боль пронзила всё тело, она прикусила губу. В глазах у Ани помутилось, она подтянула ноги и стала выгибаться. Родильная сестра знала, что крик облегчает боли, поэтому ласково погладила Аню по животу и зашептала: «Покричи, голубушка, покричи».
И вот она лежит на ложе мира.
Врачи, как голуби над куполами храма,
с крахмальными коронами зефира,
шептали ей: «Держите Его, мама.
Держите, как подарок от судьбы.
Как дар богов, как что-нибудь такое,
Что сделает удачливее быль,
И сладким станет - горькое и злое.
И всё сольётся с вами воедино…»
Её глаза искали среди них
комочек счастья, маленький и смирный,
пока ещё похожий на других…
Она Его не видела, лишь тени
ворочались вокруг и отходили,
и вновь – приблизившись, шептали меж собой,
и рвали жизнь на клочья меж коленей.
Одно лишь слово врезалось – сожитель.
Её трясло и дёргало от боли.
И всё-таки шептала им: Скажите,
скажите Виктору, он будет мной доволен.
Наконец-то Валентина почувствовала волны, исходившие от малыша, она открыла глаза – Аркадий Никитич подхватил ребёнка и, подняв его, объявил:
- Мальчик.
Сестричка в белом халате обтёрла его губкой и накинула прогретую пелёнку. Малыш дергал руками и ногами, протестуя первым людям пеленавшим его.
- Вот и хорошо, вот и хорошо, - говорил Аркадий Никитич, - с Богом в мир наш, с Богом.
В ответ, все сильней и сильней, разносилось режущее слух недовольство нового человека. Валентина смотрела на него и радовалась. Радовалась жизни, радовалась счастью. Его глаза приоткрывались и опять закрывались, не вынося дневного света. Она лежала с закрытыми глазами, не обращая внимания на его вопли, и мысленно молилась.
Сестричка завернула малыша в приготовленную пелёнку и поднесла его Валентине.
- Покормите его, мамаша, - сказала она.
Валентина взяла малыша на руки и прижала к груди. Беспокойство прошло. Малыш сделал не-сколько глотков и уснул, его унесли, а она, отдавшись в руки слабости - уснула. Уснула крепко и беззаботно.
Виктор приехал домой и шофера отпустил. Сам поднялся на второй этаж, где они жили с Валентиной. Прошелся по комнате взад-вперед, сел на диван – не сиделось. Что-то опять его толкало. Он надел свой костюм и, как можно спокойней, спустился вниз. В подъезде его остановила соседка:
- Куда так торопишься? Случилось что? Смотрю, лица на тебе нет.
- Как куда!? – удивился Виктор. – Валентина в больнице, родила уж, поди. Не сидится одному, пойду к ней.
- Ну, ну! Дождалась-таки, - то ли с радостью, то ли от женского любопытства, протянула она.
Виктор этого не слышал, а бежал к подходившему автобусу и еле-еле успел запрыгнуть, как дверь за ним закрылась. Народу было не много, но все толпились у входа.
- Простите…, - пытался он пройти по салону.
- Билетики! Билетики! – услышал тут же требовательный голос кондукторши. – Показывайте, что у кого есть, на линии контролёры.
Он полез в карман - кошелька не было. Пошарил по карманам и не понял, в чем дело. За многие годы выработалась привычка, что ключи и кошелек всегда были с ним, а тут - нет.
- Что за чёрт!? – пожал он плечами.
Всё было так натурально, что почувствовать какую-либо фальшь не представилось возможным.
На следующей остановке опять толкались: кто входил, кто выходил…
- Ладно, - махнула рукой кондукторша. - Валя как там?
Виктор не знал, что ей ответить, а только разводил руками, то ли от неясного положения, то ли от незнания, что там, в больнице.
Дверь открылась, и он вышел.
- От черти, чисто работают, - мысленно похвалил он кого-то, - ничего не почувствовал…
Проходя мимо телефонной будки, он решил позвонить Николаю. «Но как? Хоть какой-нибудь завалящий медяк».
И тут, он вспомнил автоматы с газированной водой, как иногда приходилось утолять жажду. «А дай-ка я попробую, как бывало в молодости».
И как только на другом конце подняли трубку, он ударил его под дых.
- Привет!
- Привет, - отозвался Николай.
- Слушай, Коля, не мог бы ты подъехать к больнице, я здесь…
- Ну и…
- Аня родила уже, наверное, - начал Виктор.
- Не понял, какая Аня?
- Валя, говорю, Валя… тебе показалось.
- А что случилось, я ж тебя дома оставил?
- Да вот, понимаешь, не усидел. На автобусе поехал и - карманы почистили.
- Тебе!? – рассмеялся Николай зычным голосом вперемешку с каким-то рычанием.
- Ну а кому же? – вопросом на вопрос ответил Виктор. – Главное, подозревать некого, идеально.
- Стареешь, брат, стареешь.
- Это новички.
- Новичков бы ты почувствовал, - рассмеялся Николай, - а здесь поставленная рука.
- Не до смеха здесь. Стою, как дюймовочка.
- Ладно, подъеду. А этих казнокрадов вычислю! Обещаю тебе. Потом уж точно лбы зеленкой им намажу. Повертятся они у меня.
- Да, да, чтоб издалека видеть…
- Не-е-е, чтоб не больно было, когда убивать буду, - неслось из трубки сильное рычание. - Жди, подъеду, - успокоившись, повторил Николай. – Да не лезь в толпу…
- Слушай, Коля, по пути заскочи на вокзал, там цветы всегда бывают, возьми гвоздик, лучше - роз. Хочется сделать что-нибудь приятное. О кей?
- Как скажешь. Сделаю.
Отложив недоеденную пачку с чипсами, он оделся и вышел. Август был прохладным. День закончился, а всё еще как днем. «Вольво» мчался по пустынным улицам маленького северного города. Лишь кое-где светофоры сдерживали его.
На Привокзальной площади было тихо. В рядок сидели конкуренты, предлагая лучшие цветы. Николай выбрал букет гладиолусов, и вновь помчался – ветер обгоняя. Повизгивая резиной по неостывшему асфальту, машина рыскала по дороге, объезжая стайки голубей беззаботно собирающих рассыпанное зерно. В это время их было как никогда много.
На перекрестке, под светофором, к нему заскочил Виктор, взял букет, и тут же выскочил, бросив на ходу, чтоб ждал его на стоянке.
- Кто родился? – хотел спросить Николай, но его уже как будто ветром сдуло. - Ох, и быстрый же, ну прямо как понос, - с явным недовольством высказался он, то ли оттого, что не пригласил зайти, то ли оттого, что вечер навернулся. Намечалось мероприятие…
Припарковавшись, Николай включил приемник и закурил. Прикрыв глаза, вытянулся.
По салону разнеслось легкое журчание. В исполнении Ванессы Мэй звучали звуки обработанного «шторма», и так расслабляли его, что хотелось отключиться и лететь подобно этим звукам. Последнее время ему нравилась классика. Китайская девочка могла очаровывать. Он расслабился, и лежал на сиденье, откинув голову на дополнительную подушку.
В ветровое стекло постучали металлическим предметом.
- Чего тебе, - приоткрыв боковое стекло, спросил Николай.
- За парковку платил?
- Чего!?
- За парковку платил!? – повышенным тоном произнес паренек со знаком «Федеральная служ-ба».
Николай знал, что подобные сборы были чистейшей нелегальщиной. Накануне, была специальная передача, в которой разъяснялось о правилах парковки и прочее такое.
- Я тебе сейчас заплачу, - бурчал себе под нос Николай, пытаясь открыть дверцу. Она приоткрылась сама, и тут же резко закрылась, больно ударив его по голове.
- Ну, блин!
- Ещё раз спрашиваю, за парковку платил?
- Так бы сразу и сказал, чо кричать-то, - промямлил Николай, доставая из бардачка газовый «Макаров». Штучка, хоть и не опасная, а действие производит немалое. Блюститель порядка, увидев черного соперника, стукнул палкой по стеклу и сделал, как говорится, ноги. Только его и видели. Николай погладил по стеклу.
- Молодцы, надёжно делают…
Через несколько минут появился Костров. Широкая улыбка расплывалась по лицу. Он был доволен, и искрился апельсином. Можно было б догадаться, что произошло, а Николай обрушил гнев:
- Ну, ты, блин, пропал. Тут такое…
Продолжение следует.