Кеша лежал на диване, крутя сотовый телефон в руках и думал. В ногах валялась книга о Тесле. Про неё–то, вернее про него, Кешке и думалось. И хотя читалась книга тяжело из-за плохого перевода, она давала полное представление о Тесле–человеке, о Тесле–учёном, о Тесле–творце...
Раньше в учебниках о Тесле ничего не говорилось – разве только, что он физик из Югославии (о Сербии вспоминали, когда говорили о первой мировой...) и его именем названа физическая мера. Да и говорилось это только потому, что был он «наш, из славян».
И Кешкины мысли обратились к собственной истории физики. К тому, как и чему его этой физике учили. А о Николе Тесле, видимо будет другой рассказ. О том, как Эдисон–самоучка, Вестингауз–толстосум и Тесла–учёный от бога между ними, создали «мировой финансовый механизм» навязывания людям полезных и бесполезных изобретений, благодаря чему спустя сто лет мы и пришли к этой сотово–глобальной жизни современности, когда прогресс больше вреда делает, чем пользы приносит...
I.
...Кеша шёл домой медленно, едва волоча ноги. Шёл не как обычно, прямиком через воинскую часть связистов, срезая путь наполовину, а выбирая дорогу долгую. Вокруг громадного поля, огороженного колючей проволокой с часовым на вышке, охраняющим несметное количество техники отдельного понтонно-мостового батальона.
Часового на вышке не было, а на поле ревели мощные тягачи. Хранилище понтонной техники доживало последние дни, машины убирали куда–то за город. На месте "охраняемой автостоянки", говоря современным языком (а Кеша и не помнил точно, как тогда это место называлось!), начиналось строительство домов для десантников.
Со стороны Немана возводились сразу две пятиэтажки, а со стороны школы, из которой и шёл Кеша, уже красовалось новенькое бетонно–стеклянное здание ресторана «Egle» (ель, если перевести на русский). Новодел явно не вписывался в довоенную булыжную площадь с деревянными покосившимися домами.
Но не радовали Кешку красивые зеленые тягачи с побелёнными щербатыми скатами, гружённые огромными понтонами, сложенные ладошками, и вздыбленные на вкопанные в землю столбики. Событие какое! до того долго бездыханное поле разом зарычало и задвигалось громадами КрАЗов.
Не радовало и радостное сегодняшнее сообщение о том, что с нового учебного года Кешкин первый класс переедет из старой в новую школу. Вернее, в ту красивую и добротную, хоть и деревянную, школу, что оставляли им литовские ровесники, переезжавшие в современное большущее здание. С спортивным и актовым залами и с фонарями при входе.
(Мысль Кешкина споткнулась о день сегодняшний с этими бесконечными разговорами о «советской оккупации и долгами» России перед Прибалтикой. Но он хорошо помнил свой первый визит в эту новую литовскую школу, когда был досадно удивлён великолепием её современной отделки. В то время, как в своей, деревянной, по утрам топили печь в классе.)
Не радовал Кешку и Серёга, что шагал рядом. Лучший классный друг, но живший на полпути до его, Кешкиного дома. И потому дружба, водившаяся между ними, была только в границах школы. Да в телефонных разговорах (и его и Кешиному отцу по долгу службы полагался большой чёрный телефон с белыми цифрами на диске), да и сегодня по совместному пути домой (окольному для Кеши, но прямому для Серёги).
Причиной нерадостного и мрачного состояния Кешки был ранец, на плечи давивший лежащей там тетрадкой по русскому языку с двумя колами и альбомом по рисованию с двойкой!
С первого учения, когда познавалась буква А, прошла целая вечность, и вот так близко было ожидаемое окончание, так близко было лето.
Впрочем, оно уже настало – стояла невероятная жара и купальный сезон уже был открыт! Но что там купание! – этим летом отцом планировалась поездка всей семьёй на поезде в Ленинград, Петрозаводск и потом на мамину родину, где папа с мамой, когда–то познакомились!
Это было в неизвестном Кешке времени, на той далёкой, неизвестной Кешке страшной войне...
Отец, отслужив понятный всякому русскому мужчине срок в 25 лет, этим летом уходил в запас. И по этому случаю уже давно планировалась такая ожидаемая поездка. Мамины глаза наливались радостными слезами, когда Кешка расспрашивал её о тех местах, где она провела детство (крайний раз, судя по Кешкиным детским фотографиям, были там в году 1959-м). Там Кешка побывал, когда был совсем малым и ничего не помнил, но прекрасно знал эти места по маминым рассказам.
Да он в принципе нигде не был, хотя мест службы у отца было много. И его малой родиной навсегда стала чужая Прибалтика, хотя родился он в исконной Руси, на Псковщине...
До первых летних каникул (три месяца! как много!) оставались три буквы – Э, Ю и Я. И вот коварная буква Э – этаж, этажерка. Какие красивые и понятные картинки были в букваре на этой страничке и вот тебе кол за домашнюю работу и кол – за классную! Беда, не победа.
С рисованием и того хуже. Он, Кеша ещё не уверенный в том, что есть сам рисовать умеющий, попросил отца как-то вечером изобразить Землю, каковой её увидел Гагарин в космосе. Вернее сказать, каковой она была изображена на обложке журнала «Наука и жизнь».
Спутники в тот год запускали чуть ли не каждую неделю: Космос–13, Космос –14, Космос –15 и так до двадцатого, а уже летом на каникулах стартовали Восток–5 и Восток–6 с Терешковой на борту. Вот победа, не беда!
И у отца легко и быстро, круг, очерченный вокруг большого пальца, превратился в голубую планету посредством остро отточенных карандашей «Спартак» фабрики им. Сакко и Ванцетти. И теперь этот рисунок с красной двойкой в углу – за враньё, тоже давил Кешке на плечи! Беда, не победа.
А беда его, Кешкина началась не сегодня. Сегодня она завершилась. Началась беда, когда мама легла в госпиталь на операцию ещё весной и успешная учёба Кешки стала меркнуть с каждым днём маминого отсутствия...
Отец уходил на службу, когда Кеша ещё спал, а возвращался – когда уже спал и потому реального воздействия на Кешкину учёбу оказать был не в состоянии. Старшие сестра и брат, учившиеся в одиннадцатом и девятом классе, возомнили себя вдруг полноценными макаренками, чем не только не улучшили, а только усугубили развязку беды...
Они, вполне законно мнили себя взрослыми (почти), ответственными за младшего брата. (Теперь-то Кеша уже точно мог свои детские впечатления утвердить в их правильном, на его взгляд, восприятии и, более того, расширить во временных границах. А впечатлял сегодня Кешку великовозрастный образ выпускника школы середины 60-х годов – тех ребят, что родились в послевоенных сороковых годах.
Это были широкоплечие, рослые с пышными шевелюрами – сверху, а не сзади, добрые молодцы, не по годам развитые, зрелые, физически и духовно. Такой была молодёжь цивильная, такие же, но уже в солдатской форме служили рядом за забором во дворе.
Через десять лет Кеша смотрел на себя и одноклассников и видел тщедушных «щавликов», без собственного мнения и каких-либо жизненных принципов – поколения, появившегося через десять лет после Победы. Природа успокаивалась после ужасной войны человеков и давала людям всё худший и худший товар – необходимость в защитниках отпала.
И отпала не только потому, что опасность нового кровавого противостояния исчезла, а потому, что человек всё больше мешал природе самой решать потомством какого качества поощрять людей в своем появлении. Позже, уже, когда собственная дочь Кешина шла к своему выпуску, образ выпускника только ухудшался, а внешний вид и цивильного студента, и российского солдата вызывал раздражение!
Правда один раз было и восхищение, – в году, наверное, 1992-м в вагон метро зашел молодой лейтенант в пятнистой полевой форме – новинка по тем временам. На плече сиял российский флаг, а на тулье - российский герб. Кеша сидел в советской майорской повседневной форме, и с любопытством разглядывал его, не догадываясь, что потом эта «маскхалатная обнова» станет безобразным отличительным признаком русской армии с середины 90-х и до Сердюкова, а «золото погонные» офицеры редко будут потом мелькать в городе, если вовсе не исчезнут...)
В тяжёлых раздумьях, не слушая, что там советовал Серёга и, не попрощавшись с ним, добрёл Кеша до дома своего. За углом стоял «газик», любимый: с двумя дверьми и кузовом (в котором стояла настоящая рация!), по–летнему снятыми брезентовым верхом и окнами.
Отец обычно пользовался тремя машинами, этой командно–штабной с торчащими антеннами, командирским «газиком» с четырьмя дверьми и «уазиком–санитаркой». На последнем совсем недавно ездили на рыбалку с ночёвкой, с армейской палаткой и десантной лодкой с мотором. («буханкой» кличут её сегодня, бегает ещё до сих бедолага!)
Но, и чудесные воспоминания, и ожидавший отца «газик» не задержали Кешку, надо было идти к маме и честно признаваться в случившемся. Но, о радость! тягость признания хоть на малое время, но можно было отодвинуть – мамы ещё не было дома (как потом выяснилось, выписывалась она из госпиталя следующим утром), а папа по своей обычной привычке дремал «минутку» после обеда, сняв китель и сапоги, накрывшись свежей недочитанной газетой.
И Кешка мигом сбросил ранец, достал дневник (с письменной просьбой Екатерины Яковлевны к родителям прийти в школу), тетрадку и альбом с колами. Разложил всё это на письменном столе в раскрытом виде – скрывать, а тем более из колов делать четвёрки он не собирался, вернее ещё не умел быть неправильным.
(Позже правда, в классе девятом эта редакционно–корректорская работа была доведена до совершенства использованием варёного яйца и вставных листов дневника–дублёра...)
И, Кешка, пользуясь неожиданной свободой, побежал на кухню, звонить Юрке!
II.
Юрка был другой, не классный, а дворовый друг, но тоже лучший! Учился он в литовской школе, в той, в которую Кеша с классом потом после лета и переехали. Жил рядом в одном дворе, в четвёртом доме от Кешкиного – домов таких было шесть.
Все они были одноподъездными, трёхэтажными с девятью квартирами в каждом доме, и стоящие в линейку, как линкоры на смотре, на набережной вдоль Немана.
Дома, в школе и с Юркой Кеша говорил по–русски, – у Юрки мать была русская, а вот отца не было, но про него он никогда не рассказывал. А во дворе, когда собирались все, разговаривали только по-литовски, русским был один Кешка. Потом русских ещё прибавилось, но это ничего не изменило. Это было так естественно, что Кеша даже порой ловил себя на том, что, говоря с отцом, думал по–литовски, – отец с матерью понимать-понимали, но разговаривать не умели, да и особой необходимости в том, собственно и не было.
А дворовая команда ровесников быстро сложилась из разрозненных группок ребят, и сотворил это объединение Сашка с сестрой Лаймой, вернее их отец – директор, то ли всех городских кинотеатров, то ли какого–то центрального.
Как-то вечером организовал он просмотр фильма «Таинственный остров» прямо в подъезде на лестнице у их квартиры, слух про это мигом разнёсся по двору. На лестничной площадке тарахтел 16 мм киноаппарат «Украина», рядом из колонки шёл нечёткий звук с треском, а на экране, подвешенном на межэтажной площадке, происходило действо на небольшом экране.
Ребята сидели как в амфитеатре на ступеньках лестницы и смотрели настоящее кино (дивные вечера собираться толпой на квартире у кого тогда появлялся телевизор уже ушли в небытиё), а потом всей гурьбой во дворе обсуждали увиденный фильм. И с нетерпением потом ждали очередной среды. Почему-то показ всегда был вечером по средам, и гадать какой фильм увидят, впрочем, скоро эти показы закончились, но во дворе само организовалась крепкая команда друзей!
Помимо друзей были враги, как и положено – внутренние и внешние. Кястас, внутренний враг, вернее разрушитель начинаний Кешкиных друзей.
Они строили кораблики, отпуская их в дальние плавания по Неману, он лупил из рогатки по воробьям. Они лепили из глины всякие фигурки и диорамы, он делал самопал, которым палил по птицам. Они осваивали ласты и маску с трубкой – он топил котят! И для всех этих своих начинаний перетягивал ребят из сплочённой казалось команды!
Но прошлой осенью, когда все взрослые только и говорили, что о войне с Америкой, Кястас решил «раскурить трубку мира» – надо было решать, как быть с войной и пока не станет с этим ясно, следовало собственные боевые действия прекратить! Он расспрашивал Кешу как сына подполковника – по его мнению, такой чин мог знать истинное положение – будет война или нет.
Тогда коллективно порешили, что войне не быть и Кястас окончательно стал своим.
Вот только с колорадским жуком ничего ребята не решили, про войну вроде как перестали говорить. А вот паразит-жук продолжал съедать всю картошку в округе и мнение, что этих жуков каждым летом «сбрасывают» с американских подводных лодок в районе Паланги никто не опроверг!
А внешние враги жили за речушкой Сямена, которая разделяла дома Кешкиных друзей с соседними домами вдоль по набережной вниз по течению Немана. Прямых стычек не было, но взаимное кидание камнями через речку регулярно повторялось. С обеих сторон были литовские ребята, но поскольку один из шести наших домов был заселён русскими военными, то они кричали Кешкиным друзьям «русские кацапы», они в ответ – «лабусы»! – общение шло на литовском языке. Стычки эти были лишь одним годом, потом это сошло на нет, просто мы были из разных дворов и весь тут конфликт.
Так вот Кешка вбежал на кухню, чтобы позвонить Юрке. Но не по обычному телефону, а по-своему – самодельному. На кухне, в нише под радиатором, и лежал этот «аппарат» под названием детекторный приёмник с переговорным устройством. Два провода уходили от него за окно, один из которых был антенной, а другой – «средством проводной связи».
Провод за окном повисал по стене, и закрепленный на пожарной лестнице тянулся между двумя домами к четвёртому, и от пожарной лестницы в окно, где и жил Юрка. Третий провод, прикрученный оголённым концом к зачищенному кранику батареи отопления, был подключён к клемме «земля» – изобрёл–то «землю» Никола Тесла! Но Кеша про то, тогда и не догадывался.
Кеша приложил к уху наушник, перекинул рубильник в положение «телефона», загорелась лампочка. Такая же загорелась и на другом конце – у Юрки, и стал ожидать ответа.
Годом ранее, когда Кеша был забран окончательно из детского сада, и до школы оставалось менее недели, ему как будущему первокласснику, человеку, очевидно уже самостоятельному, был разрешён выход за пределы двора ранее запрещённые.
Так он с Юркой оказался на свалке радиотехнического полка – пожалуй большим богатством, наверное, отличались лишь пиратские клады! Там было всё или практически всё, что надо было маленьким мальчикам. Сначала это было бестолковое собирание блестящих деталей непонятного назначения. Потом ломка аккумуляторов, чтобы здесь же на свалке отливать в столовой ложке блёсны из свинца, добытого из разломанного аккумулятора. Потом отливать и солдатиков, и самолётики в самодельных глиняных формах, но всё это быстро наскучило.
Представить сегодня такое можно только разве что в фильме ужасов: спички, костёр, расплавленный кипящий свинец и ни одного взрослого рядом…
Как-то весной, как только сошёл снег, на свалке повстречался им парень худой и длинный, смешно говоривший картавя и заикаясь. Звали его Эдикасом, впрочем, по-русски это был Эдик.
Эдикас (как теперь понимал Кеша, не понятый своими ровесниками, захотел увидеть в нас если не послушных поклонников, то заинтересованных собеседников) здесь же на свалке и рассказал нам просто и доходчиво, что такое радио и как можно всякие эти железки, разбросанные вокруг, с делом использовать. В разговорах они пришли к нему в подвал, оборудованный под радиомастерскую, где были продемонстрированы всякие «радиоштучки», собранные Эдикасом.
А для начала предложил он им самим сделать настоящий радиоприёмник! И теперь они каждый вечер, сделав уроки, стали бегать к нему в подвал, чтобы рукоделить неведомый им доселе, детекторный приёмник. Кеша и сейчас помнил всю до мелочей ту кропотливую работу и непослушные инструментам руки.
Как ими, своими руками с помощью бутылки и уже знакомого по школе «папье–маше» делали бумажный цилиндр для катушки индуктивности, искали по свалке все нужные детали: провод, клеммы, миниатюрный рубильник, кристаллический диод и переменный конденсатор, да чтобы на его боку была нужная цифра 500 с мудрёным названием «МикромикроФарада» (теперь зовётся «пикоФарада») и пр., и пр., и пр.
Потом долго выковыривали нужные радиодетали из притащенных со свалки блоков, неумело орудуя кусачками и паяльником, скрупулёзно отсчитывали витки, наматывая катушку индуктивности и пр., и пр., и пр.
Потом, глядя на картинки со смешными подзаголовками «фиг» (ну ни фига себе, вспомнил Кешка первое своё ругательное слово, ёшкин–кот!) из книжки «Как построить детекторный приёмник», даденной Эдикасом. По книге и собирали по образу и подобию этих «фиг» два образца – для Юрки и Кеши.
Каждый образец включал два устройства - собственно детекторный приёмник и переговорное устройство, потому как идея Эдикасом была расширена. Поэтому на деревянной подставке появился рубильник, который выключал цепи детекторного приёмника и подключал телефон из одного наушника, батарейки и лампочки!
Потом был первый восторг от заговорившего не вдруг радиоприёмника, трудная работа по протяжке провода между домами, и наконец, первый разговор друзей на расстоянии! (Кеша глубоко вздохнул, вдруг озадаченный грандиозностью, проделанной ими работы в восьмилетнем возрасте! подумал, что, подобных по замыслу и завершённости работ, Кеша в своей жизни больше никогда не творил!)
Лампочка, наконец, погасла, потом вновь загорелась – это был условленный сигнал присутствия Юрки на другом конце:
– Юрка! Привет! Я бегу к тебе!
Кеше не терпелось встретиться, хотя обычно эти встречи свершались после сделанных уроков, но случай сегодня был для Кеши особенным. Скоро они с Юркой сидели в подвале у Эдикаса, который, к их разочарованию, тоже был расстроен и не склонен с ними заниматься.
Перед ним лежала новая книжка из серии массовой радиобиблиотеки «Приборы для визуальной настройки радиолюбительской аппаратуры», раскрытая на странице с принципиальной схемой транзисторного осциллографа, а на верстаке стояло огромное шасси недоделанного лампового осциллографа.
Его он начал делать ещё до знакомства с ребятами и возился с ним уже больше года – в те времена радиолюбитель сначала был механиком, слесарем, токарем, химиком и краснодеревщиком, прежде чем собственно пайщиком радиосхем. Но дело так удачно начатое, вдруг надолго затормозилось уже на этапе оживления электронно-вакуумной трубки. (Это сейчас, спустя годы Кеша понимал, какое это было состояние Эдикаса, когда тот вдруг увидел новое техническое решение на транзисторах, в разы меньшее по размерам, и кажущейся простоте исполнения:
– что делать? бросить и начать сначала? зачем ему осциллограф? то ли он делает?
Эдикас вскочил, схватил тяжёлый остов осциллографа и взгромоздил его задом вперёд на полку над топчаном (он дневал и ночевал в своей мастерской), потом там же на полке пошарил в дальнем углу и выставил на верстаке небольшой графинчик.
Эдик незнамо, чем думал, когда разливал вишнёвую наливку в маленькие граненые стаканчики. Благо, что не курил и в карты не играл, только усердно самостоятельно учился и работал в своём подвале, вспомнил теперь Кеша. (Вспомнил Кеша и то, что выбором приоритетов в путях своего движения и дальнейшего развития Эдикас так и не овладел. Спустя десять лет Кеша, уже учась на радиотехника ВВС СССР, увидел его в магазине на набережной Немана. Такого же долговязого и худого, так же говорившего картавя и заикаясь, всё ещё так и не нашедшего себя в жизни талантливого кустаря–одиночки... Чем не Никола Тесла?)
– Айда купаться! – и, не дожидаясь их согласия, пошёл к выходу.
III.
Кеша с Юркой понуро шли следом, не понимая, но нутром чуя, что беда Эдикаса более значима, чем беда Кешкина. Они вышли из прохлады дома в майскую раннюю жару улицы и стали спускаться к реке по пологому спуску дамбы, заросшим колючим можжевельником.
Дамба была ещё довоенной, сооруженной от вечных затоплений по весне в округе левого берега, на котором и стояли линейкой дома, отделенной от края дамбы дорогой.
Неман в этом месте широкий и течёт от соснового бора, где крутым левым поворотом и бурным течением намыл чудесный песчаный пляж, оставив противоположенному берегу мелководье и сплошную гальку.
На пляж ребята редко ходили и купались обычно здесь, напротив домов, располагаясь на огромных гранитных валунах, вытащенных из реки, когда углубляли реку под судоходство.
– А, что, не переплыть ли нам Неман? Эдикас, скинув с себя рубашку и штаны, хитро поглядывал на ребят. Идея переплыть Неман здесь, рядом с домом, давно висела в воздухе среди ребят, но всегда казалась далекой и несбыточной, а взрослых смельчаков, направляющихся вплавь на другой берег, ребята всегда провожали с завистью.
Прошлым годом брат научил Кешу плаванию довольно варварским способом – заманив кататься на лодке, сбросил за борт и долго кружил вокруг на подстраховке, пока вконец измученный Кеша не выбрался на берег.
И с тех пор Кешка уверено считал себя умеющим плавать, нырять и долго находиться под водой с открытыми глазами – слово «экология» тогда было неизвестно и отстиранное бельё, обычное дело, хозяйки полоскали в дождевой воде. А когда не было дождей то в кристально чистой, желтоватой от глины, воде Немана, разве только что не пили из него воду – водопровод дома был.
И, тем не менее, предложение переплыть прямо сейчас и в этом, довольно широком месте, было воспринято и Кешкой и Юркой со страхом. Буквально на днях они видели на пляже утопленника – его вытащили из реки на следующий день после воскресенья и разговоры о коварстве Немана вновь были у пацанов на слуху. Неман и впрямь отличался круговоротами и бурным своим быстрым течением! Трудно сказать, но вряд ли тут роль сыграла наливка, скорее детский максимализм.
Эдикас, надо отдать ему должное, долго рассказывал, как надо дышать, как контролировать себя в потоке, как отдыхать и скоро они втроем вошли в воду. До середины было даже интересно и легко, но ближе к берегу всё тяжелее давалось плавание. Вода стремительно уносила пловцов вниз по течению. Измождённые, но радостные совершённым, растянулись ребята на колкой гальке.
Передохнув с полчаса, пошли далеко вверх по течению с тем, чтобы выйти из воды в месте, где оставили одежду на камнях – течение и впрямь было быстрым у реки! Назад плыли без страха и усталости! Легко! Кеша как в быстрые воды Немана разом окунулся в свои воспоминания: что было потом тем летом?
Потом была магия кино, которое стало «раздражителем» буйного детского САМОДЕЛЬНОГО творчества БЕЗ ВМЕШАТЕЛЬСТВА взрослых. Им, просто было не до нас, они просто были заняты своими делами. Летом воспитывал двор, зимой – школа, а фильмы отличались высокой нравственностью, благородством и справедливостью.
Увы, всё это сегодня пропало, всё это сегодня «трансформировалось в диджитальные инновации» … (Кеша в раздражении лишь махнул рукой…)
Потом вышел в прокат фильм «Человек–амфибия» и друзья с Кешкой загорелись подводным плаванием, делая остроги для подводной охоты (пытались и ружья делать, неудачно, правда) и подводные маски из противогазов, найденных на всё той же свалке.
Потом был «Лимонадный Джо» и друзья с Кешкой загорелись ковбоями, делая деревянные револьверы и винчестеры, стреляющие пульками из проволоки, найденной на всё той же свалке.
Потом, к концу лета, когда купаться стали меньше, вышли «Три мушкетёра» и Кешка с друзьями загорелись фехтованием, делая широкополые шляпы из картона, кружевные воротники, накидки с крестами и рапиры из стальных прутьев, найденных на всё той же свалке.
Потом... Потом было ещё много чего интересного и познавательного, но про то будут у Кешки иные рассказы (лепка из речной глины, это же целая эпопея!), а вот увлечение радио быстро сошло на нет. Да и провод тем же летом был оборван краном, когда Сашкин отец стал строить единственный на то время во дворе гараж под новенькую «Газ–21 Волга» с блестящим оленем на капоте. Скоро вокруг свежеструганного гаража-сарая стала бегать немецкая овчарка Амур (страшная, но не для дворовых ребят) на цепи.
А самодельный работающий радиоприёмник просто раздавили, когда разбирали дровяную печь, ставили плиту и газифицировали кухню большим красным баллоном.
Сегодняшний Кешка усмехнулся тому, что счастье газификации стало знакомо на Руси много–много позже, а некоторым глубинным северным и сибирским «окраинам» это счастье до сих пор незнакомо! Желание же познакомиться с этим сегодня выливается в кругленькую сумму, тогда же всё подключали бесплатно.
Кешка гордый за себя воспоминаниями, ТОСКЛИВО представил пустые ватагами играющих ВМЕСТЕ мальчишек и девчонок сегодняшние дворы. Хотел было по привычке побрюзжать про себя для себя, что слова «гридлик», «акваланг», «винчестер» и пр., хоть и были иностранными, да пользу детворе приносили в отличие от слов «маркетинг», «менеджер», «гламур» и пр., да полез в интернет.
И скоро! обнаружил на одном из форумов школьника, вопиющего на всю паутину радостью о том, что он САМ сделал громкоговорящий радиоприёмник! Приводил школьник фотографии своего устройства. Давал советы, уверяя в пользе содеянного. Давал и ссылки, где об этом можно почитать, и на одной из которых Кешка обнаружил знакомый с детства выпуск №4 МРБ «Как построить детекторный приёмник» за 1948 год.
Жизнь продолжается! Кешка радостно вздохнул, далеко и надолго задвинул книгу про Николу Теслу. Перевод всё-таки никудышный, да и авторских фантазий многовато. Хотел, было захлопнуть ноутбук, подумал, что всё же следующим событием была поездка всей семьёй по родным краям уже 1964–ого года. Просто отца уволили осенью и поездку перенесли на лето следующего года ... Но об этом в другом рассказе.
Москва, 2009 (правка, 2019)