Коза была красивая, но вредная. Она постоянно что-то жевала. При чем, чаще всего то, что другим жвачным и в голову не придет жевать: окурки шли на «ура»; щепки от старого забора; тряпки; даже куриные косточки, зарытые сытым Тузиком под кустом, но вырытые неугомонной Заразой. Так звали все козу, хотя официально козье имя звучало более лирично: Милка. Но об этом помнила лишь сама коза да, изредка, вспоминала ее хозяйка, Ивановна, пытавшаяся льстивой лаской заманить козу в сарай. Милка, она же Зараза, на подобные попытки отвечала презрительным: »Ме-е-е!»,- и продолжала заниматься своими делами. А дел у нее всегда хватало. Надо было срочно проверить, ушла ли вредная бабка-соседка, охраняющая в своем огороде капустные грядки. А если ушла – надо выбить рогами нижнюю перекладину забора и, пронырнув в образовавшуюся дыру, тут же заняться поеданием сочной капустной завязи. Потом, подгоняемая батогом и воплями вернувшейся бабки, она метнется через хилую изгородь к другой соседке. Но там Заразу всегда поджидал Потап, пес неизвестной породы. Вот с кем Зараза всегда с удовольствием занималась гонками по пересеченной местности. Они с азартом преодолевали всевозможные сарайчики, хлева и загородочки. И, не известно, от кого больше страдала овощная и цветочная поросль, от Потапа или от Заразы. И никакие привязи не могли удержать ее: веревки она пережевывала или перетирала о колышек, а на железной цепи чуть не повесилась, еле Ивановна успела спасти.
Любила коза поваляться на сене, заботливо сложенном в скирду под навесом. Понежившись на мягком сене и основательно, в который раз, развалив скирду, Зараза отправлялась на охоту за детьми. Вся окрестная мелюзга опасалась Заразы. Та могла лягнуть, запросто стукнуть лбом ( рога у козы были широко расставленны и их удара удавалось избегать), уцепить за рубашонку зубами.
В общем, не коза, а настоящая Зараза, чего уж там говорить. И, вряд ли терпела бы хозяйка многочисленные жалобы на козьи проделки, если б не была Милка удоистой. И давала такое жирное целебное молоко, что очередь за ним была расписана заранее, на много дней вперед. Подняло Милкино молоко не одного болящего на ноги. А еще, что ни год – у козы появлялись двойняшки.
Хотя нервами надо обладать железными, чтобы держать такую животину. Нервы Ивановны крепостью не отличались. Однажды, она, развешивая выстиранное белье во дворе, наклонилась над тазом за очередным полотенцем. А Зараза, которой эта поза почему-то не понравилась, разогналась и наподдала бы ей рогами, да вовремя Ивановна оглянулась и успела сама рухнуть на землю. Перевернула при этом таз с мокрым бельем, по которому коза и проскакала галопом, вдавливая его острыми копытцами в пыль двора.
После этого судьба Заразы была решена:«Продам от греха подальше»,- обещала Ивановна соседкам, - «Завтра же на базар сведу». Сказано – сделано. Наутро, вымытая и вычесанная коза, с яркой тряпочкой, завязанной бантиком на ее шелковистой, избавленной от репяхов, бороде, вместе с хозяйкой были на базарной площади соседнего села. В своем селе козу все знали и продать ее было не реально.
Стоять смирно Заразе характер не позволял. Она тут же принялась вертеться, разглядывая все, что ее окружало. А посмотреть было на что. Ржали лошади, перебирая стройными ногами; коровы и телята лениво жевали бесконечную жвачку; верещали поросята, которых вытаскивали за задние ноги из мешков, чтобы показать покупателям; из тесных клеток торчали куриные головы и хвосты. Большущий серый гусак, засунутый в мешок, по - змеиному шипел и пытался ущипнуть всех, кто проходил мимо, крепкими оранжевыми щипцами клюва. Видать, тоже за вредный характер продают. С него-то все и началось.
Пока Ивановна разговаривала с покупателями, Зараза потихоньку придвинулась к гусаку. Тот не заставил себя долго ждать и, резво выдернув из мешка свою длиннющую шею, клюнул козу прямо в глаз. От боли и неожиданности Зараза взревела и, рванув из рук зазевавшейся хозяйки веревку, бросилась на врага. Мешок с бедным гусем был буквально втоптан в густую пыль. Но Заразе этого показалось мало. Подцепив мешок на крутой рог, коза ринулась по узким проходам рынка. Серый гусь уже предсмертно хрипел, его голова на змеиной шее беспомощно болталась из стороны в сторону.
Взбешенная коза с ходу саданула рогами по большущей клетке с голубями, стоящую на ее пути, сломала хлипкую дверцу и выпустила птиц на волю, потеряв при этом мешок с гусем. Повернувшись, Зараза выбрала другую жертву. Это была небольшая собачонка, изнеженно возлежавшая на коврике-подстилке и блиставшая целой гирляндой медалей на ошейнике. Ее щенки копошились в коробке рядом. Ими–то и торговала румяная деваха, хозяйка собачонки. Коза накинулась на ни в чем не повинное животное, та взвизгнула и бросилась наутек. Деваха с бранью - за ней. Их визги и вопли добали суматохи и без того шумному базару. И Зараза окончательно осатанела.
Она крушила все, что попадалось по пути; прыгала через прилавки; переворачивала корзины с яблоками и грушами; побила крынки с молоком и сметаной в молочном ряду; напала на полки с чайными сервизами. В них и застряла, запутавшись рогами в узком пространстве полки.
Оглядев место «боя», подбежавшая Ивановна не решилась признаться, что она – хозяйка козы и, сделав безучастное лицо, быстренько ретировалась на автобусную остановку, а оттуда – домой.
А поздним вечером кто-то принялся методично лупить тяжелым предметом в калитку ее дома. Ивановна не успела к ней даже подойти, как калитка распахнулась и, оттолкнув хозяйку, во двор ворвалась Зараза. Она была обвешана репьями, с шеи свисал обрывок веревки, а на роге болтался весело раскрашенный заварной чайник с выбитым дном. Зараза радостно мекнула, метнулась к поилке и принялась жадно втягивать в себя прохладную влагу. Видно по дороге, хорошо наевшейся козе, попить не удалось.
Второй раз вести козу на базар Ивановна не решилась. Не расплатишься!