Cлужи по уставу – завоюешь честь и славу.
(Часть первая)
Я был назначен на должность командира 1-й башни главного калибра в мае 1971 года с должности командира батареи ЭМ « Находчивый» , на котором я отнёс свою первую боевую службу. Эта боевая служба , впервые на ЧФ длилась 180 суток.
Прибыл я на крейсер, стоявший у стенки Севморзавода во второй половине рабочего дня. На корабле творилось что-то невообразимое : всюду было полно рабочих и каждый был занят делом. Личный состав на верхней палубе и в коридорах обеспечивал огневые работы, точек с которыми было не счесть. Вокруг стоял грохот, стук. Обстановка была как в преисподней, дураку было понятно, что идёт завершающая стадия ремонта, даже не идёт, а летит. Встретил меня командир дивизиона главногокалибра, из беседы с которым я узнал много интересного, но отнюдь не радостного для меня. В дивизионе было 3 башни, личного состава – на 3 башни. Штатных командиров башен – вместо трёх – я один. Комдив ласково но твёрдо объяснил мне, что командовать я буду «пока» всеми тремя башнями и подчинённых у меня будет около сотни человек. «Перспективочка» была не из приятных, тем более, что на штате стоял личный состав лишь первой башни, а остальные были «директивными», т.е. штаб дивизии своей директивой набрал на кораблях дивизии штатных должностей по количеству боевых номеров в двух башнях ГК ( комендоры, акустики, электрики, минёры . . .), на которых и числились матросы остальных двух.. Отказаться я, естественно, не мог. Так в дивизионе стало три офицера. к.
Личный состав был списан с разных кораблей, о равномерности по годам службы речь вообще не шла. .В основном это были махровые годки, которые единственным достойным занятием для себя считали подсчёт дней, оставшихся до ДМБ. Штаб постоянно корректировал директиву – мы то списывали л/с, то принимали его с других кораблей. Показателен случай, когда при уходе на БС КРЛ «Адмирал Ушаков» к его борту был вызван наш барказ и в последнюю минуту перед съёмкой с якоря с крейсера «высадили» по приказу командира дивизии человек тридцать «годков». Вот это был подарок ! Получить тридцать человек, которых на БС брать опасно.
Встала передо мной масса задач. Тут и изучение незнакомой материальной части, боевой и повседневной организации башни и корабля, контроль за представителями промышленности, производящими ремонт не только в 1 БГК, но и ещё в двух башнях .Подготовка и сдача зачётов на допуск к самостоятельному исполнению своих обязанностей и несению дежурства и вахты. Подготовка л/с башни . По ночам я изучал устройство корабля-другого времени просто не было. Всего у меня было в три раза больше, чем у «нормального» командира башни: 3 башни, 3 кубрика, душ офицеров, 3 вентвыгородки, 6 погребов боезапаса . Особенно убивали объекты приборки. Только на верхней палубе под моим командованием вместо палубы бака от диаметрали по п/б, находилась вся палуба бака и вся палуба юта.
Короче говоря всяческих неприятностей я имел в три раза больше чем «обычный» «группенфюрер». Задора и желания служить, причём служить образцово, мне в ту счастливую пору было не занимать. Семья моя жила в Ленинграде, на берег я сходил крайне редко, целиком посвятив себя службе.
На третьи сутки моей службы на крейсере старпом капитан 2 ранга Ефремов арестовал меня на трое суток за недраенную рынду на баке После обеда на построении по малому сбору можно было наблюдать зелёную-презелёную рынду, висевшую на носовой надстройке. До обеда рабочие разобрали леса на надстройке, скрывавшие рынду и она стала доступна старпомовскому глазу. Командиру приборки-3 суток ареста! Но я был лейтенант нетрусливый и гоношистый. Я вместо «Есть!» ответил старпому примерно так: « Пока я выполнял на просторах Мирового Океана задачи боевой службы, Вы в заводе выращивали зелень на рынде, а я теперь за вас должен париться в камере» Старпом чуть не лопнул от злости, но поняв, что перед ним лейтенант какой-то не такой, промолчал. Больше он меня так грубо не трогал. Своеобразен был командир БЧ-2 . Тот нормальным тоном разговативать вообще не умел – всегда орал. С ним у меня тоже произошёл эпизод. Своё превосходство он подчёркивал тем, что обращался ко всем лейтенантам, и ко мне в том числе, не иначе, как «лейтенант». Мне это быстро надоело. Пришлось ему пару раз внушить, что обращаться следует : «товарищ лейтенант». Он прислушался и стал обращаться как положено, по уставу. Вообще-то его деятельность запомнилась мне только криком и гопничеством в поведении. Он постоянно внушал нам : «Вот перейдём в дивизию- там вас держать не будут! Всех быстро поснимают с должностей!». В итоге после первого же смотра штабом флота сняли с должности нашего командира БЧ-2 и несколько старших офицеров. Был издан разгромный приказ Командующего Флотом. В приказе в лучшую сторону были отмечены центральный штурманский пост и первая башня глав- ного калибра. Тут же о нас написала флотская газета.
То, что башня получила отличную оценку на смотре Командующего – заслуга личного состава, не жалевшего сил, времени, проявившего подлинное трудолюбие и настойчивость. Впереди стояли более трудные задачи – отстрел материальной части после ремонта, отработка курсовых задач, приём боезапаса, выполнение стрельб.
С осени 1971 года экипаж занимался их выполнением. Крейсер отошёл от стенки Севморзавода и постоянно базировался на бочках в Северной бухте. Рабочих, завершавших ремонт доставляли на борт заводскими катерами. Организация службы на корабле была крайне низкой. Так при погрузке продовольствия однажды пропала целая коровья туша – поиски её результатов не дали. В другой раз к борту крейсера около 17 часов подошёл на катере командир дивизии контр-адмирал Л.Я.Васюков. Никем не встреченный, прошёл по правому борту до каюты командира корабля. Войдя в каюту он обнаружил нежащегося в ванне капитана 1 ранга Проскурякова Р.А. Адмирал молча вернулся на ют и, никем не провожаемый, убыл с корабля. Мы потом удивлялись: «Какая муха укусила командира? Почему он в таком бешенстве «топчет» всю службу?»
Мы настойчиво учились, овладевали всеми премудростями крейсерской службы, часто выходили в море. Особенно быстро и разумно это стало получаться с
приходом на крейсер нового старпома капитана 2 ранга Шакуна Анатолия Моисеевича. Шакун был настоящим морским волком-знающим, казалось бы всё на свете, требовательным до такой степени, что многие не только матросы обходили его по другому борту. С другой стороны, он относился к людям по-человечески. Вспоминается такой случай: на юте стоит с чемоданом и отпускным билетом в кармане командир батареи ДУК лейтенант Костин В.К.. Стоит долго- барказы в рейсе, проходящие плавсредства не подходят. Появившийся на юте старпом, поняв обстановку, приказывает вызвать к правому трапу командирский катер, сажает в него лейтенанта, даёт рейс на Графскую пристань и сам провожает катер, стоя на верхней площадке трапа вместо дежурного по кораблю. Проводив катер он со своей неповторимой улыбкой говорит присутствующим: «Отпуск-дело святое». Пусть лейтенант погуляет.
Все стрельбы мы выполняли с оценками не ниже «хорошо». Сейчас уже точно не помню, но и «хорошо» вроде бы не было. Ну да ладно, не будем хвастаться. Но точно ни одной стрельбы не завалили.
Менялись и офицеры в других боевых частях и службах. Начальником МС стал майор м/с Рощенко Н.М. Он сменил служившего в заводе майора м/с Поздеева, которого все в экипаже называли по фамилии, изменяя вторую букву. Прибыл на должность врача ПМП-1 лейтенант м/с Кузнецов Георгий Петрович, закончивший Ростовский медицинский институт и призванный на три года на флот. Рощенко и Кузнецов были Врачами с большой буквы. Если П здеев занимался тем, что на утреннем осмотре обнюхивал офицеров и мичманов на предмет наличия вчерашнего перегара и о результатах докладывал замполиту, то и Рощенко и Кузнецов делали различные полостные операции без осложнений. Кузнецов на боевой службе сделал на лбу матроса ,умудрившегося упасть вниз головой на трапе со шкафута на ют , косметический шов, зашив его не кетгутом, а волосами пострадавшего. Шов был во всю ширину лба, бедолага скальпировал себя. После заживления раны на лбу никаких следов не осталось, вернее ничего кроме еле заметной морщинки. Жору уважали все в экипаже, несмотря на его ершистый характер, Первым «под раздачу» попался П здеев. Жора прибыл к нам отслужив год на крл «Михаил Кутузов»,на котором три врача были «студентами», управлять которыми начальник МС совершенно не мог. Их расписали по разным кораблям, Когда Жора предстал перед майором П здеевым, тот начал душеспасительную беседу, особенно упирая на то обстоятельство, что через два года, когда Жора будет увольняться в запас, то характеристику ему будет он – майор П здеев. Тезис этот был повторен неоднократно. Жора с почтением выслушал наставления и был отпущен. Выйдя из каюты он постоял минуту, затем вернулся в неё и обратился к майору со словами: «Товарищ майор! У меня к вам маленькая прсьба!». Майор был в восторге:»Проняло! ! ! «. Да, обращайтесь!» Жора, потупив взгляд, тихим голосом попросил майора: «Когда вы будете писать на меня характеристику, напишите её, пожалуйста, на мягкой бумаге»… Я с Кузнецовым Георгием Петровичем прожил в каюте №58 два года, до его демобилизации, перед которой ему было присвоено звание «старший лейтенант м/с», что в то время было чрезвычайной редкостью..
В середине 1972 года мы, наконец-то, вышли на боевую , основной задачей которой было участие корабля в учениях «Сигнал-72». Какого масштаба, ВМФ или всех ВС, я уже не помню. На корабле размещалось более десяти адмиралов, даже старпома выселели из каюты. Корабль поставили кормой к причалу в Североморске, затянули кучу кабелей. В это время корабль посетил Главнокомандующий ВМФ СССР адмирал флота Союза ССР Горшков С.Г. Я после его посещения неделю не мыл правую руку, т.к. в этот день дежурил по кораблю, встречал и провожал Главнокомандующего, пожимая его руку.
Мы простояли в Североморске до октября, затем в составе соединения надводных кораблей СФ, сопровождавшего дизельные подводные лодки, отправились в Средиземное море. Ветер при переходе через Атлантику достигал скорости 50 м/сек. Корабль постоянно находился в штормовом океане.
Перед заходом в Гибралтарский пролив к нашему ордеру слетелся весь 6-й флот , во всяком случае создавалось такое впечатление. Как же! Советские подводные лодки! На контакт их!
Но не тут-то было! Не знаю, кто нами командовал, но это был Флотоводец! ! ! Он закрутил бешеную свистопляску перед входом в Гибралтар, да и в самом проливе наш ордер больше напоминал картинки из калейдоскопа. Янки метались как ужаленные , а лодки, прикрываемые нашими кораблями, погружались и погружались. К моменту входа в Средиземное море наш ордер распался, корабли пошли каждый своим курсом. У американцев получился большой облом – ни одной нашей ПЛ они на контакт взять не смогли.
В конце боевой спужбы у нас произошла встреча с фрегатом ВМС США «Врилэнд». Фрегат следовал за нами двое-трое суток. Перед входом в Дарданеллы мы встали на якорь. Так же поступил американец кабельтовых в пяти от нас. Он замучил нас тем, что у него на ходу постоянно была включена ГАС, акустические посылки от которой постоянно били по ушам, так как наша каюта наполовину находилась ниже ватерлинии, отдохнуть не было никакой возможности. «Врилэнд» был «систершипом» фрегата типа «Нокс». Этот проект был новым, только начавшим входить в состав ВМС, Из ГШ ВМФ на корабль пришла телеграмма с приказанием произвести «доразведку» фрегата. Тут же был снаряжен катер. Командиром катера был назначен капитан-лейтенант Чеботарёв Володя, «Доразведывать» фрегат отправился начальник РТС капитан 3 ранга Чесноков, вооружившись длиннофокусным фотоаппаратом с длиной объектива сантиметров восемьдесят. Чеботарёв подвёл катер к борту фрегата на расстояние не больше десяти метров и начал на циркуляции кружить вокруг «Врилэнда». Чесноков, стоя в кокпите, фотографировал супостата.
Американцы были крайне возмущены такой наглостью. «Капитан русского катера! Что вы делаете?! Прекратите немедленно фотосъёмку и отойдите от нашего борта!» - по-русски кричали в мегафон с борта фрегата. Чеботарёв был невозмутим: без всякого мегафона, который из-за малого расстояния был совсем не нужен, он отвечал: « Не волнуйтесь. Ещё пара кругов и мы уйдём». Парой кругов дело, естественно, не закончилось. С фрегата всё тот же голос начал приглашать Чеботарёва подняться к ним, чтобы поесть мороженого или выпить водки. Володя, отказался, естественно, с сожалением, и приказал старшине катера ложиться на обратный курс .Прибыв на крейсер оба доложили о выполнении приказания и разошлись. Жизнь на корабле шла своим чередом. На верхней палубе проводились различные корабельные работы. Боцманская команда спустила за борт плотик и боролась со ржавчиной. С той же целью в беседках висели двое боцманов в районе названия корабля. Погода, несмотря на конец ноября, была чудесная: на море – штиль, светило и пригревало солнышко.
Я находился во внутренних помещениях корабля, когда вдруг почувствовал, что он стал раскачиваться с борта на борт. «В чём дело? Штиль, ветра и волны нет. Почему корабль раскачивается?» - подумал я и поднялся на верхнюю палубу, чтобы понять, что происходит. Выйдя наверх, я всё понял: все, кто был на палубе, одновременно перебежали с левого борта на правый, затем толпой побежали с бака на ют. Перегнувшись через леера я увидел в десятке метров от борта барказ под звёздно-полосатым флагом, до отказа забитый американскими матросами. Было там и несколько офицеров. Многие фотографировали нас .Матросы были дядьки лет под тридцать, здоровенные как бульдозеры, все в спасательных жилетах.
На офицерах была хорошо подогнанная форма оливкового цвета, коричневые кожаные куртки с меховым воротником и с фамилией на левой стороне груди. Барказ с янки циркулировал вокруг крейсера метрах в десяти от нашего борта. У нас же толпа бегала за ним по верхней палубе. Зевак с каждой минутой прибавлялось и прибавлялось. Наконец барказ стал подходить к нашему левому трапу. Бывший в это время у трапа на палубе спардека старпом приказал вооружить у трапа пожарный шланг – впечатление было такое, что американцы вознамерились подняться по трапу к нам на палубу. Если бы это случилось, трудно было бы представить себе последствия. «Американская военщина - на советском крейсере!» - в кошмарном сне такое не приснится! Ужас! ! ! Б-р-р-р! ! !
Наконец барказ подошёл к поставленному трапу, один из офицеров вытащил из конверта размером, примерно, сантиметров 50 на 30 , деревянную доску с прикреплённым к ней бронзовым барельефом, изображавшим герб корабля, положил её на конверт на нижней площадке трапа. Барказ отвалил, офицер прокричал по-русски: «это подарок вашему командиру от нашего командира!». Набирая ход барказ пошёл в сторону «Врилэнда».
Желающих спуститься по трапу за «презентом» не было. Все, расталкивая один другого, с высоты палубы юта рассматривали то ,что лежало на нижней площадке трапа. На ют был вызван особист старший лейтенант Обищенко, который и унёс «подарок». Кстати особист был «крутым» профессионалом.
Перед выходом на боевую службу на крейсере случилась неприятность: при постановке на бочки ночью по команде: «флаг спустить! Якорные огни включить!» старшина сигнальной вахты доложил командиру, что спускать нечего, флага нет, а фалы – обрезаны. Флаг натуральнейшим образом был украден.
Командир крейсера тотчас собрал офицеров и приказал немедленно разыскать похищенный флаг корабля. Естественно, никто и не подумал исполнять это приказание – попробуй найти на крейсере вещь, которая неизвестно где лежит. Больше разговоров об этом происшествии не возникало и наверх, по моему ничего не докладывали. Через несколько дней мы вышли на боевую службу. Прошли проливы, вошли в Средиземное море. Я несу ходовую вахту вахтенным офицером, на командирской вахте – Проскуряков. На мостик поднимается докладчик телеграмм ЗАС и докладывает командиру, сидящему в кресле, очередную телеграмму. Незаметно, заглядывая через плечо командира, пробегаю глазами её текст. Телеграмма от контр-адмирала Васюкова Л.Я.:»Возмущён сокрытием вами безобразных действий личного состава корабля, похитившего флаг корабля. Приказываю немедленно доложить обстоятельства этого позорнейшего происшествия и фамилии виновных». Капитуся приходит в чрезвычайное возбуждение ,начинает бегать по мостику с несвойственной для него шустростью, материться, стучать пухлыми ладошками по переборкам.
Немного успокоившись, посылает рассыльного за особистом. Поднявшемуся на мостик Обищенко он показывает полученную телеграмму и рассказывает об обстоятельствах, вызвавших её появление. Особист, так же как командир дивизии, возмущён тем , что факт кражи флага от него скрыли. С Проскуряковым он разговаривает без тени почтения и спускается с мостика.
Пронаблюдав эту сцену, мне подумалось:»да, задал командир задачку особисту – попробуй найди виновных в краже, тем более, что прошло две недели». Но я ошибся. Через пару часов Обищенко поднимается на мостик с газетным свёртком под мышкой, а за ним следуют два «годка». Обищенко разворачивает сверток и мы видим военно-морской флаг. Затем он сообщает командиру фамилии двух негодяев, пришедших с ним – это они срезали флаг, чтобы при отъезде на «дембель» выставить его наружу из окна вагона. Прятали флаг в барбете законсервированного 37-мм зенитного автомата . Они отдраили лючок, запрятали фпаг, затем задраили лючок, покрасили барбет. .Ничего не видно! Вот каков был особист ! Какая агентура! Обищенко, по-моему, был очень на своём месте! Как наказали этих мерзавцев, я не помню, но то, что их деяние кораблю в зачёт не пошло – это точно. . Вернулись мы в Главную Базу в первых числах декабря. Здесь уже все разговоры были только о срезанном флаге и о том,как «Жданов» устроил братание с вероятным противником. На пятое декабря – День Конституции – Командующий флотом назначил смотр корабля. Это был двадцать второй смотр за истекающий год.
Смотр продолжался недолго. Командующий адмирал Ю.Сысоев, повстречав- шись на камбузе с тараканом, тут же прекратил его, построил команду на юте и выступил с краткой речью: «Ваш корабль подобен проститутке - губы накрашены, а п---а грязная (этим он отдал должное тому, что внешний вид корабля был идеален)».» Я объявляю кораблю десятисуточный организационный период на внешнем рейде» Пришлось нам выходить на внешний рейд и десять суток заливать все внутренние помещения лизолом, а на юте отжигать в протвинях все корабельные койки. Но, ничего, мы и это пережили и, очищенные от тараканов, вошли в 1973 год.
Этот год был напряжённым по количеству боевых служб, но они были относительно короткими. В иностранный порт мы зашли лишь однажды. Это был Порт-Саид, город лежал весь в руинах и на берег мы не сходили. В начале сентября мы посетили с визитом Новороссийск по случаю присвоения ему звания «Город-герой». По возвращении в Севастополь я был переведён для дальнейшего прохождения службы в штаб 30 ДиПК на должность помощника начальника штаба по организационно-строевой части и покинул борт родного крейсера.
Во второй раз служить на «Жданове» мне довелось с конца 1979 года по сентябрь 1981. На этом закончилась моя служба в ВМФ СССР. Но это совсем другой рассказ, другая песня. И пропою её я отдельно