Хочу поведать о творчестве своего невидимого друга Максима Лаврентьева. Нет, Максим Игоревич вовсе не человек-неведимка, подозреваю, что он из плоти. Хотя для поэта наличие плоти не обязательно была бы душа, то есть то самое, что делает поэта поэтом.
А с Максимом мы познакомились в сети, и я его никогда не видел. Зато читал его стихи. Теперь часть этих стихов Макс включил в представленный здесь сборник. Кажется он вышел и в бумажном виде. Если так - Макс, пришли мне пож. по почте экземпляр: я по старомодной привычке люблю читать с листа:
В покоях, за стаканом чаю,
Веду неспешно дел разбор,
Руссо, Державина читаю,
Вступаю с Гете в разговор.
Это я уже, как вы поняли, цитирую Лаврентьева. Цитирую с удовольствием, ибо его стихи (как и стихи нашего общего друга Олега Филиппенко) созвучны моему южнобережному нутру. Некоторые озарения Максима нарочно стилизованы "под старину". Да это, собственно, и не стилизация, а "вхождение в образ", вживание в ткань времени. А время - как поезд метро. Только наш поэт вышел на остановку раньше, и увидел не "закатанную в асфальт", а настоящую "допетровскую Москву".
Впрочем, автор выступает в своих стихах не только как боярин или денди. Переносясь через эпохи, он выходит на остановке "ХХ век" и "проходит" по статье мелкое хулиганство:
Девять лет прошло с тех пор,
Как ещё в двадцатом веке
Хлебникова я попер -
Книжку, из библиотеки.
Однако, несмотря на окружение поэтов, пусть и ворованных, поэту тесно как в библиотеке, так и среди парковых богов,пасторалей и театральных лож. Вывод для меня - крымчанина очевиден. Вот и Макс того же мнения:
Нет, скучно в опере, поедем лучше в Крым!
Там ждет нас Генуя и притаился Рим,
Там дым отечества - шашлычный сладкий дым,
И солнце с морем на одной лепечут мове.
Ты, бедный юноша, полжизни бы отдал
Чтоб гулкой вечностью у новосветских скал
К босым ногам твоим опять плеснуло море.
Ясно, что в Крым ездит поэт не только за шашлыками. Обыватель в Крыму лезет под солнце. Поэт насыщается лучами особого крымского поэтического Солнца под которым загорали и Пушкин и Вяземский и Мицкевич и Гумилев.
Пару слов о моем любимом Гумилеве. Нечто гумилевское, акмеистическое видно и в поэзии Лаврентьева. Но это не слепое копирование, а очередной выход на станции "Гумилев". Имя Николая Степановича мелькает и в стихах Макса. Например в этом, замечетельном пассаже:
А он в Москве был поэтом,
Любил Гумилева и Блока
И, может быть, только поэтому
Еще верил в Бога.
Макс Лаврентьев не ищет надуманных стихотворных конструкций, к счастью он нашел выход в простоте, которая как известно не грех:
Все сводится к простым вещам,
Все наполняется их звоном,
И к разговорам по ночам
На просторечье телефонном,
И к пустякам, и к мелочам,
Не замечаемым так часто;
Все сводится к простым вещам -
И жизнь, и творчество, и счастье.
Замечательный философский итог поэтического сборника. Итог, достойный для большого поэта. Удивительно, как Максу удается балансировать на острой грани чтобы не сорваться в банальность или пошлость... Но, пожалуй на этом прекратим поток комплиментов:
Не говорите о поэте,
Пока он жив, что он велик.
В посмертном ультрафиолете
Подделка выявится вмиг.
С этим согласимся отчасти. И не станем дожидаться финала, чтобы в надгробном слове излить свою благодарность. Поэтому мы скажем все же, что думаем сейчас. Конечно, в поэзии Лаврентьева не без шероховатостей. Но идеально гладким должен быть только биллиардный шар.
Читая же стихи Лаврентьева мы ВИДИМ - это настоящим поэт. А то, что я никогда не видел Макса во плоти, это уже дело второе. Я видел его в ДУХЕ. В извечном духе поэзии.
2009