Без названия 2. Грустная

Дементий
   В некотором царстве, в некотором... Короче там же. Село Задротово, Мухосранского уезда, Тульской губернии. Лето, года 1998 от Рождества Христова.

 Иван, не без труда, поднявшись, подошёл к столу. Мирно почивавший под ним председатель, зашевелился, что-то хрюкнул во сне и продолжал спать. Налил стакан. Ничуть не удивившись внезапному пробуждению собутыльника, налил второй. Выпили. Закурили.

 -Ну здравствуй, Егорыч!
 -Здоров, Вань.

 Пожали руки. Плеснув ещё по половинке, председатель продолжал:
 -Ты как к нам, каким ветром, в смысле?
 -Да как-то смутно всё... вот, забухал чё-то, нихера не помню. А ты чё, на свободе ещё, гы? Да ладно, Егорыч, не бзди. Сам-то как?
 -дык, как... как, вишь, живой ещё, хе; - старик выдавил из себя улыбку и щёлкнул пальцем по стакану: -Да и жисть чуть-почуть налаживаться стала.
 -Понял, не дурак..., да ты б не гнал так, не поспеваю за тобой, чёртом старым, лет 10 не пил, всё за миллионами гонялся, думал не успею...
 -Ну чё, успел?
 -Успел, ****ь. Ток, как в том фильме, баба говорила: Когда добьёшься всего, ещё больше выть хочется. Всё бежал, бежал куда-то, а щас понимаю, что не в ту сторону!
 -И чё ж делать-то теперь собираешься?
 -Направление менять! Здесь мой дом, дед. Ну его нахуй, город этот, насмотрелся я... В городе совсем по-другому всё. Суета, беготня, кто не успел, тот опоздал. Сильным жопы лижут, слабых жрут с говном вместе. Джунгли, дед, рядом не стояли, там закон есть какой-никакой, волк волка не сожрёт никогда, а в овчарню идёт, только когда жрать нехуй, а не наживы или забавы ради. А главная наша чума человеческая, знаешь какая?
 -???
 -Деньги. Бумага эта ебучая, за которую брат брату глотку грызёт. Зараза эта, сука, многоликая. То в золото обернётся, то медью или серебром, говорят и электронные есть уже, эти и вовсе не видать! А смысл-то один! Все пороки человеческие на них и держатся. Жадность, трусость, подлость, предательство, да хуль тебе рассказывать... Дьявол, видно, в древности нам подкинул ***ню эту, чтобы род человеческий извести...

 Тут как саданёт Иван сгоряча кулаком по столу. Председатель, ни секунды не мешкая, хватает двумя руками самое ценное, будто хотел удавить её мерзкую:
 -Ты чё, Ванюш, эк тебя развезло-то, сынок.
 -Да нормально, Егорыч, накатило чё-то...
 -Слушай, едрён-батон, оно ить, конечно, так всё, дык, а как же без денег-то? Чай и в сельпо не сходишь, хлебушка там... вот беленькой, опять же...
 -Этого, дед, я пока и сам не знаю. Вот отойду завтра, пойду в церковь схожу, мож там чё растолкуют.
 -Дык нету церкви-то, Вань! Только та, разваленная, что на горе, так и стоит, всё руки не доходють...
 -Построим значит, тогда и пойду!

 И, как, гром средь неба ясного, раздался треск столешницы, и звон разбитого стекла.

 Сказано - сделано, да только, скоро сказка сказывается... В общем не скоро дело до храма дошло. Ни много, ни мало, а десяток годков, как пить дать. От денег тех, чёртом даденых, мало что осталось. В стране кризис грянул, завод Ванюшин банкротом признали, да ещё партнёры "подсобили", суки... короче хватило на домик новый без отделки, лес для бани ну и джипарик-неахти по полям колхозным передвигаться. Достраивать, да баню рубить уже самому пришлось, чай, руки не из жэ, а мужик, как Иван считал, должен уметь всё. От гвоздя забить до нанотехнологий (ну почти, хе, сказка, ведь. авт.). Сперва, Иван, стало быть, быт свой обустраивал, потом за колхоз родной взялся. Считай, с нуля поднял! Благо трактор, как раритет, у Егорыча в личном гараже стоял все годы, а вот на те, пригодился. Плуги, да сеялки, из всего говна собирали, что в чермет посдавать не успели. Выбил кредит по старой дружбе, закупил семена, ну и пошло дело... Пилорамку поставил, ферму восстановил, там и мужички из соседних деревень потянулись... И только уж потом, когда импортную технику в своё хозяйство закупал, да село обустраивал, заложил Иван фундамент храма нового. Батюшку из города пригласил. Пересекались они как-то, ещё в те времена, когда Ваня город покорял. Звали его Филаретом. Имя запомнил, а вот о чём говорили тогда, ну хоть убей...

 И вот он день открытия храма! Жаль Егорыч не дожил, вместе бы порадовались. Да снесли старика на погост позапрошлым летом.
 В тот же день, после освящения, службы первой, идёт Ваня к Филарету.

 -Батюшка, я тут хотел...
 -Знаю, Иван, знаю, давно поговорить хочешь, думаешь не вижу я маяту твою, только вот не пойму, почему тянул так долго, столько лет камень в душе носишь... Мы ведь с тобой давно знакомы, и за столом одним сидели и Храм этот Божий вместе строили...
 -Дык, ведь, слово-то оно, не воробей, батюшка. Негоже мужику словами-то разбрасываться...

 Ну и выложил, как на духу, разговор тот с Егорычем. Хоть и пьяный тогда был, но помнил каждое слово. Все эти годы. И про чёрта поведал, и про жизнь городскую...

 -Вот, что я тебе скажу, Иван. Деньги эти, они не самое страшное зло на свете. Они, ведь, как бумажка лакмусовая, показывают нутро человеческое. Сам посуди, когда ты от Бога отступился, предался порокам земным, в кубышку их складывал, ты и видел вокруг зло одно. Смог ты на них счастье себе купить? То-то же. Я ведь хотел тебя образумить тогда, да не слышал ты никого. Это хорошо, Ваня, что ты сам всё понял потом, не думай, что водка тебя спасла, она тоже бед немало понаделала. Господь тебя вырвал из пут дьявольских. Не забыл он тебя, Ванюша, как никого не забывает. Все мы, как дети родные для него. Человек же не бросит дитя своё в лапах хищника, сам погибнет, а спасёт. Так-то, Ванечка. Ну, а сейчас вот... Ты, ведь, не самый бедный человек в селе, да чего там в селе, в области хозяйство твоё не самое последнее... Стало быть и деньги есть... Село построил, району помогаешь, и больницу вон, и школу детишкам, за Храм тебе поклон...

 -Понял я всё, батюшка, догадывался раньше, а сейчас понял всё. Вот только... Один я... Пусть не один. Деревня наша небольшая, а и тут люди разные. Хороших больше, конечно... А город возьми, ведь там как будто вообще бездушные все, таких, как я раньше был через одного, а другая половина стремится к этому. Россия, она ж огромная, батюшка. Как же так получилось-то? Неужто дьявол всю Русь нашу многострадальную сетями опутал? Ведь пропадём же, батюшка. Ведь, если вся страна от Него отвернулась, терпению Господа тоже когда-то конец прийти может. Не бросит он нас, детей блудных?

 Священник вздохнул, осенил Ивана крестным знамением, перекрестился сам и молвил:
 -Не бросит, Иван. Любит он Россию по-особенному. Ты сам сказал, многострадальная она. Не раз и не два за тысячу лет такое время наступало, когда грызлись люди русские меж собою, как собаки за кость. И всегда был и есть один способ объединить их. Да не думаю, Иван, что слова мои тебе по сердцу будут...

 - Не продолжай, батюшка... мне надо... я зайду...

@Дементий