О наградах и награждениях.
Награждение бойцов и командиров, отличившихся в боях – одна из самых важных и деликатных проблем военного дела.
Здесь, как нигде нужен такт, чувство меры, СПРАВЕДЛИВОСТЬ, умение наградить действительно ОТЛИЧИВШИХСЯ, и многие другие качества командиров и полководцев.
Есть очень интересное историческое исследование О.В. Соколова
«АУСТЕРЛИЦ НАПОЛЕОН, РОССИЯ И ЕВРОПА 1799-1805 г.г» Там описывается, как Наполеон обычно восполнял потери среди командного состава своей армии.
После выигранного боя (а почти все свои сражения великий полководец выиграл, как известно), он шел не на банкет к своим генералам, а к войскам, прямо на поле боя.
Ему строили оставшихся в живых бойцов, и Наполеон лично обходил поредевшие строи.
В случае гибели командира подразделения он спрашивал солдат в строю: «Кто самый храбрый?!»
И ему называли самого достойного стать командиром САМИ БОЙЦЫ. Нередко тут же и производилось назначение храбрейшего на место погибшего командира.
Стоит ли удивляться, что эти войска и солдаты боготворили своего императора и творили чудеса на поле боя?!
В русской армии начала ХХ века, к великому сожалению, в деле награждения войск и отличившихся в боях было очень много злоупотреблений, формализма и прочих безобразий...
О том, что организация награждения отличившихся в боях (и совершенно непричастных ни к каким боевым подвигам) в русской армии приносила НА ДЕЛЕ немало вреда для её боевой стойкости откровенно писал ещё А.Н. Куропаткин:
«Огромные права командующих армиями по награждению были излишни и вредны. Командующие армиями имели право награждать орденом Святого Георгия 4-й степени по приговору думы, ими собираемой, и знаками отличия военного ордена нижних чинов. В их правах было награждение орденами Святой Анны 4-й, 3-й и 2-й степеней, Святого Станислава 3-й и 2-й степеней, с мечами и бантом. При тесном расположении армий офицерский состав одной из армий оказывался, в зависимости от взглядов командующих армиями, награжденным менее чем в других. Развилось равнение по армии, где награды выдавались более щедро. Это обесценивало награды, что скоро стали признавать и офицеры.
Ордена с мечами стали давать без разбора. Особенно в этом отношении пошел далеко генерал Гриппенберг.
Он за одно и то же дело под Сандепу надавал по две награды разным лицам, а знаки отличия военного ордена с положением по 15 и более на роту и батарею.
В моем дневнике от 10 февраля записаны впечатления об осмотре мною частей, входивших в состав 2-й армии. Между прочим, там значится, что генерал Гриппенберг приказал выдать на батарею по 30 знаков отличия военного ордена, которые и пришлись в осматриваемой мною батарее на 70 человек, участвовавших в бою. Действительно, вся почти первая шеренга, к моему удивлению, была в крестах. Между тем батарея эта в деле почти не участвовала, имела только случайные потери — одного убитого и двух раненых. Командир батареи доложил мне, что ему было стыдно о такой награде объявлять чинам батареи и выбирать для награждения совершивших подвиг. Я выразил нижним чинам надежду, что они в следующих боях докажут, что достойны пожалованных им знаков отличия».
Подчеркнём, что массовая раздача наград ведёт только к их ДЕВАЛЬВАЦИИ в глазах окружающих.
(Печальные примеры этого мы помним из 70-80-х г.г ХХ века, когда присвоения Звёзд Героев Брежневу и прочим деятелям той поры вызывало насмешки в народной среде и обесценивало сами эти звания и награды).
Как видим, эта традиция зародилась давно и уже вовсю процветала при царе-батюшке.
Стремление командующих «облагодетельствовать» своих подчинённых массовой раздачей им незаслуженных наград приносило огромный вред моральному духу войск и подрывало репутацию самих награждённых.
Появлялись презрительные наименования у этих наград (к примеру, «Клюква» - Анна 4-й степени, красный темляк и т.п.)
Упомянутые Куропаткиным «знаки отличия военного ордена», массово раздаваемые Гриппенбергом - это и были т.н. солдатские Георгиевские кресты, высшая солдатская награда того времени.
Орденов нижним чинам царской армии иметь не полагалось...
Кстати о Куропаткине. Он был очень незаурядным, умным, заботливым и думающим военачальником. В войсках его уважали.
Вот что вспоминал о нём В. Вересаев:
«В Харбине мне пришлось беседовать со многими офицерами разного рода оружия. О Куропаткине отзывались хорошо. Он импонировал. Говорили только, что он связан по рукам и по ногам, что у него нет свободы действий. Было непонятно, как сколько-нибудь самостоятельный и сильный человек может позволить связать себя и продолжать руководить делом. О наместнике все отзывались с удивительно единодушным негодованием. Ни от кого я не слышал доброго слова о нем. Среди неслыханно-тяжкой страды русской армии он заботился лишь об одном, — о собственных удобствах. К Куропаткину, по общим отзывам, он питал сильнейшую вражду, во всем ставил ему препятствия, во всем действовал наперекор. Эта вражда сказывалась даже в самых ничтожных мелочах. Куропаткин ввел для лета рубашки и кители цвета хаки, — наместник преследовал их и требовал, чтоб в Харбине офицеры ходили в белых кителях.
Особенно же все возмущались Штакельбергом. Рассказывали о его знаменитой корове и спарже, о том, как в бою под Вафангоу массу раненых пришлось бросить на поле сражения, потому что Штакельберг загородил своим поездом дорогу санитарным поездам; две роты солдат заняты были в бою тем, что непрерывно поливали брезент, натянутый над генеральским поездом, — в поезде находилась супруга барона Штакельберга, и ей было жарко...
Шли слухи, что готовится новый бой. В Харбине стоял тяжелый, чадный разгул; шампанское лилось реками, кокотки делали великолепные дела. Процент выбывавших в бою офицеров был так велик, что каждый ждал почти верной смерти. И в дико-пиршественном размахе они прощались с жизнью».
Что тут можно добавить...
«Кому – война, а кому – мать родна», - эта старая истина снова получила подтверждение и «на сопках Манчжурии».
Генерал Штакельберг, комфорт супруги которого обслуживали целых две роты солдат, был командиром корпуса Действующей армии. И ведь не мог этот «слуга царю» обойтись на фронте без спаржи, коровы и жены,брезентовый полог которой и остужали солдаты водой во время сражения...
Вот другой пример совершенно позорной раздачи наград наместником, приведённый Вересаевым:
«Под конец боя бараки посетил наместник и раздавал раненым солдатам Георгиев. По уходе наместника все хохотали, а его адъютанты сконфуженно разводили руками и признавались, что, собственно говоря, всех этих Георгиев следовало бы отобрать обратно.
Идет наместник, за ним свита. На койке лежит бледный солдат, над его животом огромный обруч, на животе лед.
— Ты как ранен?
— Значит, иду я, ваше высокопревосходительство, вдруг ка-ак она меня саданет, прямо в живот! Не помню, как, не помню, что...
Наместник вешает ему Георгия. Но кто же была эта она? Шимоза? О, нет: обозная фура. Она опрокинулась на косогоре и придавила солдата-конюха. Порохового дыма он и не нюхал.
Получили Георгия солдаты, раненные в спину и в зад во время бегства. Получили больше те, которые лежали на виду, у прохода. Лежавшие дальше к стенам остались не награжденными. Впрочем, один из них нашелся; он уже поправлялся, и ему сказали, что на днях его выпишут в часть. Солдат пробрался меж раненых к проходу, вытянулся перед наместником и заявил:
— Ваше высокопревосходительство! Прикажите выписать меня в строй. Желаю еще послужить царю и отечеству.
Наместник благосклонно оглядел его.
— Это пусть доктора решают, когда тебя выписать. А пока — вот тебе.
И повесил ему на халат, георгин.
Теперь пришлось поверить и слышанным мною раньше рассказам о том, как раздавал наместник Георгиев; получил Георгия солдат, который в пьяном виде упал под поезд и потерял обе ноги; получил солдат, которому его товарищ разбил в драке голову бутылкою. И многие в таком роде...»
Разумеется, подобные истории становились широко известны, над ними смеялись и престиж других, честно заслуженных «Георгиев», в газах многих ставился под сомнение.
Конечно же, было множество других примеров: награждали достойных бойцов. Многие русские солдаты славились мужеством, самоотверженностью и скромностью.
Вот что (спустя 50 лет после обороны Порт-Артура) вспоминал в эмиграции капитан 1 ранга Н. В. Иениш о том, как вели себя матросы, спасшие командира броненосца «Петропавловск».
«В свое время я повидал всех оставшихся в живых матросов и записал их рассказы.
Командир «Петропавловска» кап. l p. H. M. Яковлев, особенно любимый командой, был брошен взрывом в море. С проломленным черепом и несколькими перебитыми ребрами, он был без сознания. Ватное пальто поддерживало его, однако, на воде достаточно, чтобы позволить двум тоже сброшенным в воду матросам, случайно оказавшимся в воде недалеко от него, подвести под него какие–то деревянные обломки. Постепенно они усилили этот плотик и остались при нем до его спасения.
Мне удалось разными хитрыми вопросами добиться признания его спасителей.
Но когда я имел неосторожность сказать, что я представлю их к Георгию, то получил в ответ:
— Нет, ваше благородие, мы не для того спасали Николая Матвеевича. Ежели так, то это не мы были».
Вот так скромно отнеслись к высокой награде простые русские матросы. Они посчитали нескромным и обидным для себя принять награду за спасение любимого командира…
Но, к сожалению, было и множество других примеров. Вот что вспоминал В. Вересаев о том , какая обстановка творилась в войсках манчжурской армии после страшного поражения русских войск в сражении под Мукденом:
«Только что произошел невероятный, небывалый в нашей истории разгром русской армии. А повсюду все говорили только об одном, — о наградах. Штабы кишели бесчисленными представлениями к наградам, награды посыпались, как из рога изобилия.
Наблюдалось то же самое, что и после боя на Шахе, после Ляоянского боя, после всех предыдущих боев. Чуть не ежедневно в приказах по армиям появлялись длиннейшие списки лиц, награжденных боевыми отличиями. Если бы подсчитать все эти тысячи Станиславов, Анн и Владимиров с мечами, этих бесчисленных солдатских Георгиев, то можно бы подумать, что была победоноснейшая из всех войн, увенчавшая нашу армию славнейшими лаврами. Как будто этим ливнем из крестов армия хотела скрыть от себя и других тот стыд, который тайно грыз ее; как будто хотела показать, сказать всему миру: да, почему-то нас упорно преследуют беспросветные неудачи, но каждый генерал, каждый офицер, каждый солдат оказывает чудеса мужества, это сплошь — выдающиеся герои.
Офицеры, бывшие на русско-турецкой войне, поражались этим обилием наград. В то время, по их словам, не было ничего необычайного, что офицер, участвовавший в двух-трех крупных боях, не имел ни одной награды. Красный анненский темляк «за храбрость», какой-нибудь маленький орден с мечами были уже ценными отличиями. Теперь же красный темляк, — в офицерском просторечии именуемый «клюквою» или «брусникою», — почти сделался простым ярлыком, свидетельствовавшим только, что данный офицер участвовал в бою. В штабах прямо говорили, что уж две-то «очередных» награды за войну получит каждый».
О том, что такое положение ненормально понимали многие командиры русской армии:
«Командир 10 армейского корпуса, известный К. В. Церпицкий, — один из немногих генералов, оказавшихся достойными своего поста, — был вынужден издать по своему корпусу следующий странный приказ:
В БУДУЩЕМ СТРОГО ВОСПРЕЩАЮ ПРЕДСТАВЛЯТЬ К НАГРАДАМ ВСЕХ ОФИЦЕРОВ ПОГОЛОВНО (!!!), А ПРЕДСТАВЛЯТЬ ТОЛЬКО ЗАСЛУЖИВАЮЩИХ НАГРАД СВОЕЙ ХРАБРОСТЬЮ, МУЖЕСТВОМ, РАСПОРЯДИТЕЛЬНОСТЬЮ И ИСТИННЫМ ИСПОЛНЕНИЕМ ЛЕЖАЩИХ НА НИХ ОБЯЗАННОСТЕЙ. (ПРИКАЗ ВОЙСКАМ 10 АРМ. КОРПУСА, 1905, № 39).»
ВОТ ТАК: КОМАНДИР КОРПУСА В ОФИЦИАЛЬНОМ ПРИКАЗЕ ТРЕБУЕТ ПРЕКРАТИТЬ ПРАКТИКУ ПОГОЛОВНОГО ПРЕДСТАВЛЕНИЯ К НАГРАДАМ ВСЕХ ОФИЦЕРОВ!!!
МОЖНО ДОГАДАТЬСЯ, ЧТО ТАКИЕ ПРИКАЗЫ ПИШУТ НЕ ОТ ХОРОШЕЙ ЖИЗНИ…
В. Вересаев написал об этом горькие и откровенные слова:
«Как-то встретил я одного артиллерийского офицера-неудачника, не получившего за всю войну ни одной награды. Он острил: «Пошлю свою карточку в «Новое Время»: офицер, не получивший на театре войны ни одной награды». И это действительно было такою редкостью, что карточка вполне заслуживала помещения в газете.
Боевые награды, ордена с мечами, получали интенданты, контролеры, тыловые врачи. Такая крупная награда, как Владимир с мечами, давалась штабным офицерам за «разновременные отличия в делах против японцев». Станислава второй степени с мечами, также «за отличие в разновременных делах с японцами», получил от Куропаткина... «корреспондент, потомственный дворянин Немирович-Данченко»! (Приказ главноком., 1904, № 755).
Особенно щедро награждались штабные, и против них в армии было сильное озлобление. Налетавшие в штабы из столиц офицеры со связями откровенно называли свои поездки в армию «крестовым походом». Передавали, — конечно, анекдотическое, но очень характерное, — рассуждение такого офицера: «Вполне понятно, что офицер на передовых позициях получает красный темляк, а я — Владимира. Ведь он при этом сразу имеет две награды: во-первых, — темляк, во-вторых, — то; что остался жив; а что может быть выше этой награды? Мне же и вся-то награда только в ордене».
Уважение к орденам в армии сильно пало. В России, увидев обвешанного боевыми отличиями офицера, люди могли почтительно поглядывать на него, как на героя. Здесь, при виде такого офицера, прежде всего каждому приходила мысль:
— Охлопота-ал!..
Столь же щедро и бестолково сыпались награды и на нижних чинов. Высшее начальство, обходя госпитали, по собственной воле вешало георгиевские кресты тем, кому хотело. Разумеется, боевых заслуг раненых начальство не знало, — и кресты вешались тем, кто попадался на глаза, кто умел хорошо ответить начальству, кто возбуждал сожаление тяжестью своих поранений. Рассказывали, — и если даже это неправда, то характерна самая возможность таких рассказов, — будто Линевич, обходя госпиталь, повесил георгиевский крест на грудь тяжело раненному солдату, солдата же этого, как оказалось, пристрелил его собственный ротный командир за отказ идти в атаку. В Мозысани у нас лежал один солдат, которому пришлось ампутировать руку: полк был на отдыхе далеко за позициями, залетел шальной 6-дюймовый снаряд и оторвал солдату кисть руки. Случайно его увидел у нас его корпусный командир и «из жалости» выхлопотал солдату георгиевский крест. За солдата было очень приятно, но какою же это являлось профанациею «боевой» награды! Вместе с солдатом тем же снарядом было ранено несколько волов из порционного гурта. Ведь эти волы ничуть не в меньшей мере заслуживали георгиевского креста, чем солдат.
Быть на глазах начальства, тереться около начальства — это было весьма важно для получения награды. В приложении к приказу главнокомандующего (Линевича) от 19 сентября 1905 года за № 2011 объявлено, что награждаются серебряною медалью с надписью «за усердие» на Станиславской ленте «за труды и отлично-усердную службу» прислуга поезда главнокомандующего, — проводники вагонов такие-то (семь человек) и смазчик такой-то. Я нисколько не сомневаюсь, что все эти лица «отлично-усердно» несли свою легкую службу в поезде главнокомандующего, стоявшем целыми неделями на одном месте. Но вообще приказы были очень небогаты награждениями поездной прислуги. А я видел, как «отлично-усердно» несли свою крайне тяжелую службу проводники и смазчики воинских и санитарных поездов.
Если даже признать вообще пользу отличий и орденов, то все-таки совершенно неоспоримо, что так, как награждения были поставлены в нашей армии, они приносили только вред. Странно награждать за простое исполнение долга, — ведь за неисполнение долга жестоко наказывают. Предполагается (всякий профан так именно и смотрит на боевой орден), что награжденный совершил что-то особенное, исключительное, из ряду выходящее. Но ведь таких на всю армию могут быть только десятки, ну сотня-другая. Слава их подвигов должна греметь по всему миру, имена их должны быть известны всякому. У нас же награжденных были многие тысячи, и о «подвигах» большинства можно было узнать только из наградных списков.
Понятно, что только о наградах везде и говорили, только о наградах и думали. Они мелькали кругом, маня и дразня, такие доступные, такие малотребовательные. Человек был в бою, вокруг него падали убитые и раненые, он, однако, не убежал, — как же не претендовать на награду?
Подобно офицерам, и солдаты каждый свой шаг начинали считать достойным награды. В конце года, уже после заключения мира, наши госпитали были расформированы, и команды отправлены в полки. Солдаты уходили, сильно пьяные, был жестокий мороз, один свалился на дороге и заснул. Его товарищ воротился за полверсты назад и сказал, чтобы пьяного подобрали. Назавтра он является к главному врачу и требует, чтоб его представили к медали «за спасение погибавшего».
— Ты с ума сошел?!
— Никак нет! Я вас покорнейше прошу, как я его спас, то желаю медали... Как вам будет угодно!
— Да, дурья голова, пойми ты! Медаль дается, когда человека спасают с опасностью жизни. А ты что, — версту лишнюю прошел, и за это требуешь медали!
— Как вам будет угодно! Не представите, буду жаловаться... За что обижаете?».
Вот такие разные бывали солдаты в нашей армии.
Кто-то отказывался от вполне заслуженного им «Георгия», а кто-то вымогал награду за пьяную выходку…
В следующей главе - продолжим этот нелёгкий разговор о наградах и других знаках отличия на русско-японской войне.
На фото: главнокомандующий русскими войсками А.Н. Куропаткин.
Продолжение: http://www.proza.ru/2012/03/21/766