Джатака о метрополитене

Андрей Тарасов Спб
ДЖАТАКА О МЕТРОПОЛИТЕНЕ
/Рассказ о том, как бодхисаттва, прозванный Возжигающим Каменный Светильник получил Великую Запредельную Мудрость от будды Неопрятного Вида/


А мне от куста – не шуми
Минуточку, мир человечий! –
А мне от куста – тишины:
Той, – между молчаньем и речью…

Марина Цветаева



1.

        Зачем говорить о человеках, когда нас окружают нерожденные будды. Зачем писать о подземке, когда есть те, кто без нее превосходно обходятся.


2.

        Однажды, как я слышал, поздним вечером, когда уже совсем стемнело и белый глянцевый диск луны повис на небе, бодхисаттва Возжигающий Каменный Светильник включил на кухне свет и увидел, что будда Неопрятного Вида сидит за столом и уплетает за обе щеки макароны-рожки с краснодарской томатной пастой из плошки для сбора подаяний. На вошедшего на кухню бодхисаттву, будда не обратил ни малейшего внимания.
- Архаты не едят после захода солнца, - небрежно заметил Возжигающий Каменный Светильник.
- Есть нужно тогда, когда голоден, а не тогда, когда предписано… Советую и тебе, любезный, поступать тем же образом, – парировал жующий будда – Если все время смотреть на горячее светило рано или поздно ослепнешь, глаза распухнут и выпадут из орбит! Лучше чаще смотреть за собой и в себя – в этом больше пользы, ведь в тебе уже все имеется: и солнце, и луна, и звезды… и то, что следует взращивать, как благородное плодовое дерево, и то, что следует выкорчевывать, как сорняки.
        От этих слов будды бодхисаттве захотелось чего-нибудь выпить. И он всерьез задумался о рыжих кофейных зернах Малабар.
        Вообще-то, надо сказать, бодхисаттвам не рекомендуется пить какой-либо кофе, чтобы не испортить цвет лица и зубы. Но поскольку появление мыслей о данных ничтожных обстоятельствах в кристально чистом уме Просветленного Существа невозможно, то, поэтому очень скоро в чаше на краю кухонного стола возле бодхисаттвы заблагоухал легким ароматом индийских специй «Малабарский Муссон»!
        Густой горячий волшебный напиток заструился по телу Возжигающего Каменный Светильник. Он, причмокивая, зажмурился от удовольствия и даже вспомнил одну из своих прежних инкарнаций в мире, находящемся на расстоянии бессчетного множества мириад астрономических единиц восточнее Небес Вайдурьянирбхаса. В том мире, называвшемся Пу, главными были молочные альпийские коровы, вместо хлеба грушевый прессованный лиофилизат, а трава, съеденная коровами, вырастала вновь также быстро, как щетина на щеках будды Неопрятного Вида.
        Покончив в макаронами, будда пристально смотрел на блаженствующего бодхисатву. Заметив это, бодхисаттва неожиданно осознал свой промах, встал из-за стола и выплеснул остатки кофе в раковину. Ведь все же, несмотря на Светлый Ум Отточенный Словно Острие Дамасского Клинка, почтенный муж Возжигающий Каменный Светильник,  был простым человеком, да еще и женщиной, для которой, в особенности, состояние лица и здоровье зубов являются немаловажными вещами. Совершенный будда Неопрятного Вида, конечно, тоже все понимал наперед.
        Будда взял из сушилки над раковиной граненый стакан из грубоватого стекла и плеснул в него шипучего прохладного грушевого дюшеса. Глядя на архата жадно поглощающего дюшес, бодхисаттва вдруг снова вспомнил те ломтики грушевого «хлеба», которые ему доводилось отведывать в земле Пу.
        - Знаешь, ты похож на неотесанное бревно, которое дало себя отесать! – неожиданно пробасил будда Неопрятного Вида. – Последнее время, я вижу в тебе, мой друг, чрезмерную любовь ко всякого рода философиям, доктринам и поучениям мудрейших, поэтому твое сознание не обладает окончательной свободой и боится отпустить восвояси луну и солнце, меня и самого тебя, поскольку считает весь этот самый утлый скарб условием своего существования, хотя это есть заблуждение, и ты знаешь, что я прав. Ты глубоко подсел на, так сказать, передвижение при помощи опоры, имея при себе все необходимые силы и возможности ходить самостоятельно без тех или иных посредников. Такое впечатление, - продолжал будда, - что с некоторых пор, кристальную Пустоту твоего Первоначального Ума кто-то напичкал жирной, вредной для здоровья фаршировкой и отправил жарится в микроволновку, из-за того что ты потерял естественную гибкость и бдительность…
- Это, наверно, на меня так европейские экзистенциалисты влияют, - заметил бодхисаттва, автоматически потерев ладонью лоб. – Читал тут на досуге книжицу по европейской экзистенциальной философской мысли. Вот эти мысли то, наверняка и подъели то, что было обретено ценой долгих изнурительных практик глубокого сосредоточения. Однако, если честно признаться, - усмехнулся бодхисаттва, - книжка довольно любопытная, могу и тебе, уважаемый, ее одолжить полистать. Там и про Къеркегора с доктором Ясперсом, и про атеиста Сартра и добряка Марселя и про…
- Ну, хватит совсем ты брат Возжигатель, или как там тебя… сестра… с котушек съехал! – прервал бодхисаттву просветленный будда Неопрятного Вида. – Нет никакой экзистенциальной философской мысли и вообще нет и не может быть никакой философии – все это профанация и спекуляции несведущих, но считающих себя мудрейшими из мудрейших. Известно, уже давным-давно никто из живущих не достигал понимания Природы Совершенной Истины, потому большинство ученых были и есть учеными лишь формально. Они рассказывают свету свои догадки, подозрения и результаты своего поверхностного опыта, облеченные в ореолы научных знаний. Конечно, стоит признать, что время от времени, то там, то здесь все же появляются те немногие, кто имеет талант «копать глубже других и иными способами», но, все равно, по иронии судеб, все они, в итоге, оказываются либо непонятыми обществом и, как следствие, отвергнутыми последним, либо, достигнув решающего предела, внезапно лишаются сил и вместе с тем возможности проникнуть в святая святых мироздания. И лишь всего считанные разы, за всю долгую историю человечества, – продолжал низким тембром будда, – в этом мире, на земле, жили благие мудрецы «с заглавной буквы», сумевшие найти Верный Путь и достичь освобождения от ложных помыслов и докучливых вопросов. Познав Абсолют, они вновь родились, став фактическими и подлинными учителями человеков, прибывая вне относительности и дуальных сомнений, вне книг и книгочеев, иллюзорных авторитетов и искусственных культов возведенных вокруг них. Но данные благословенные мужи, Прорвавшиеся ЗА, столкнулись с острой проблемой невозможности полноценной вербальной передачи полученного Абсолютного Знания. Ни один из человеческих языков не обладал для этого необходимыми когнитивно-коммуникативными возможностями. Кроме того, никакой человеческий интеллект даже самых незаурядных способностей, не был готов и не мог воспринять в полной мере этих Безмолвных Высочайших Истин. Поэтому возможность всякой подлинной философии в широком смысле этого понятия, в виде доступного для каждого человека средства поиска и достижения Истинного Знания на основе привычных и понятных методов отпала сама собой a priori. Следовало признать непререкаемым фактом простой тезис, что Путь и сама Истина в натуральном соку, находятся вне известных слов и теорем, вне луны и солнца. И, что обретение Великого Опыта Освобождения от заблуждений возможно только в сугубо индивидуальном, независимом и самостоятельном порядке непосредственной сознательной неизрекаемой практики сосредоточения направленного внутрь сердца, а не во вне от него. Так как вне сердца – твоего, моего или чьего-либо, на самом деле не было и нет ничего интересного, кроме бесплодных туманов и грез. Поверь, мой друг, данным тезисом кончаются все, так сказать, «существующие» на сегодняшний день сложные науки и религии. А за ним, немногим дальше, находится та самая веками искомая сокровенная Ваджра или Грааль – как угодно, из самого простого материала с обыкновенной пустотой внутри. Будда налил себе еще полстакана дюшеса и тут же залпом выпил, после чего добавил:
- Сейчас скажу, по мнению многих, жуткую крамолу: все известные нам науки и вероучения не только заканчиваются этим самым тезисом, но и в своем конечном аспекте на все сто – состоят из него! Исходя из этого же древнего тезиса, отмечу, что если научить правде, привести к правде и показать правду – невозможно, то представляется реальным, в данных обстоятельствах, только доступными намеками и определенным образом выверенными действиями слегка подтолкнуть ищущего человека в правильном направлении, но не более того. Подобное «минимальное содействие» в сущности, и есть проповедуемое по ныне Словесно-Прагматическое Учение Просветленных и Почитаемых. Оно имеет смысл и практическое значение лишь пока ты слеп и глух в отношении Окончательного Пробуждения. Но, как только Пути к Цели становится явным, в остальном и самом главном каждый должен действовать сам, ни на что не опираясь.
         Крошечный фрагмент макарон выпал из угла рта будды Неопрятного Вида.
- В общем, не забивай себе мозги всякими фата-морганами из «философических построений» - от этого не будет толка, - подытожил почтенный архат.
         Слушавший его бодхисаттва, слегка повертевшись на «пятой точке», уперся спиной в спинку стула.
- Ты не будда, а какой-то бука Неопрятного вида, ничего-то у тебя не существует, книжки тебе не интересны, несчастную философию под лавку загнал!.. Одна критика и занудство! Смотри как бы ты сам, в конце концов, не оказался пленником своих убеждений и «махрового» несуществования. После этих слов бодхисатва встал со своего места и собрался уже уходить, но будда остановил его.
- Ну да ладно-ладно, не сердись, брат благородный бодхисаттва, давай лучше сменим тему. Я, к примеру, могу рассказать тебе занимательную притчу, помогающую справедливую соль отличать от глупости и фальши. Бодхисаттва Возжигаюший Каменный Светильник минуту по-женски помялся.
- Хорошо. Согласен. Валяй!


3.

          В прежние, давние времена, - будто на распев начал свой рассказ будда Неопрятного Вида, - толи на американской Аляске, толи в русской Сибири был огромный город под названием Мегаполис. Этот город жил в ужасной суете и пошлой меркантильной сутолоке, страдая от всеобщего равнодушия и демографического перенаселения. На северо-западе этого Мегаполиса находился некий административный район, быстро разраставшийся в плане проживавших на его территории людей. С каждым годом в его недрах становилось все больше и больше ищущих лучшей жизни гастбайтеров и прочих разношерстных переселенцев и мигрантов. В самом центре сего района располагалась довольно небольшая станция метрополитена, назовем ее условно «S», совершенно не рассчитанная на момент проектирования и строительства, на такой скорый рост численности населения. Что тут поделаешь: людские встревоженный массы, негодуя и матюгаясь, фронтом и грудью ломились каждый день на пресловутую станцию «S», отталкивая и выдавливая, друг дружку от узких входных дверей. Круглая «шайба» здания станции ежедневно дребезжала в часы пик от натиска «штурмовых» отрядов горожан. В эти часы никто не желал быть позади и уступать кому-то – все хотели быть непременно впереди и первым.
        (Надо заметить, что в подобных ситуациях, люди никогда сами, подчеркиваю сами, не встают в очередь, руководствуясь принципом очевидной логики и целесообразности. Они тут же инстинктивно сбиваются в стадо, забывая, о своей «высокоорганизованной культуре и плодах цивилизации» и начинают действовать согласно стадным жестоким эгоистическим инстинктам. Этот факт еще раз доказывает, как еще незрелы и безжизненны в людях культурные, ценностные и этические установки; они «работают» только тогда, когда нам сыто и тепло, и «крыша не течет», но как, что не так, «не по Сеньке» – пиши пропало – становимся бесами, да и только! Замечу также, что многие животные, не обладая ментальным потенциалом человека и многими из его возможностей, в ситуациях куда более серьезных, чем «проблема с транспортом», ведут себя на много сдержанней и приличнее.)
Так вот, чтобы народ не лез по головам, а проходил в метро поочередно и равномерно, городская управа решила возвести у входа на данную станцию подземки зигзагообразное подобие лабиринта из бетонных конструкций с нешироким внутренним проходом. И возвела. Теперь, все, вроде как, худо-бедно рассосалось. Горожане теперь относительно почтенно без давки, мордобоев и матюгов размеренно продвигались по данному «лабиринту» и входили внутрь «станционной шайбы».
И вот, однажды, в один ненастный октябрьский час пик, хлынул сильнейший ливень, да такой, что его холоднющие толстые капли сразу пробирали любого до костей. Естественно, в пассажиропотоке «лабиринта» сразу возникла давка оттого, что люди – остаются «людьми»… Мокнуть и мерзнуть никому, особенно шедшим позади остальных, не хотелось, поэтому последние со всей дури перли на тех, кто шел впереди. Каждый протискивался и проталкивался вперед в направлении входа на станцию как мог, в зависимости от своей силы и испорченности. Спицы раскрытых зонтов над головами впивались в глаза, щеки и уши. Мокрые горожане поминутно топтали друг другу ноги, дамы время от времени повизгивали и возбужденно огрызались, а мужчины поругивались с примесью крепких выражений. Кто-то от души плевал на спину, кто-то кашлял собрату мокротой в лицо… В целом, не было ничего удивительного – тривиальный этологический стандарт!

         Юйма слыл скромным и правильным человеком. Он каждый день, кроме суббот и воскресений, уже много лет пользовался услугой этой несчастной станции мерополитена. Здесь, по пути с работы, Юйму народные толпы прессовали еще до установки зигзагообразного «лабиринта». Такой негатив да еще после напряженного трудового дня, не мог не сказаться на состоянии здоровья Юймы. У него в итоге развился невроз с головными болями, синдром хронической усталости и недавно он стал замечать, что неосознанно грызет ноготь указательного пальца левой руки. Юйма обращался к врачу, тот обнаружил у него онихофагию, как форму скрытого гипомазохизма и явления фрустрации, подтвердил хроническое присутствие невротизации всего организма, а на ультразвуке обнаружились камень в почке и неоднородность содержимого желчного пузыря. Но, что же делать, от работы никуда не деться и Юйма продолжал ездить на метро пить таблетки и пытаться держать себя в руках, мысленно абстрагировавшись от человекотранспортных волнений и каких-либо волнений вообще. Аутотренинг помогал, но помогал с переменным успехом… как показали дальнейшие события.
Дело в том, что Юйма, как раз в тот самый промозглодождливый октябрьский день, в час дикой транспортной «обструкции», когда ледяные небесные капли прошивали до костей, находился в центре «лабиринта» перед станцией «S». Дойдя в жуткой толпе до поворота каменной стены «лабиринта», за которым начиналась короткая прямая завершающаяся непосредственным входом на станцию, он увидел, как некий мужик нагло перелезает через стену. Было понятно, что он, преодолев стену в данном месте, надеется без особых хлопот и проблем, миновать основную часть «лабиринта», забитую промокшим насквозь народом и, таким образом, без труда попасть поскорее в метро.
- Что же ты, сукин сын, делаешь! – крикнул мужику Юйма, – Совсем нет у тебя совести, наглец!
- Че тебе надо… идешь и иди… А то, ишь правильный нашелся, кроме тебя никто не возникает! – с этими словами мужик спрыгнул в верхушки стены в просвет внутреннего пространства «лабиринта».
Юйма поравнялся с нарушителем.
- Ты, наверно, считаешь себя лучше и умнее других – тех «дураков», которые идут там, где положено, мокнут, мерзнут и испытывают всякие неудобства, но соблюдают приличие, так как здраво понимают, что эта станция мала и не справляется с таким пассажиропотоком, но, не смотря, ни на что, всем надо ехать и всем одинаково здесь тяжело и противно. Однако, ничего с этим пока не поделаешь, как и с дрянной погодой – таковы, к сожалению, реалии дня!
- Хорош, читать дешевые морали, я – просто спешу! – огрызнулся мужик. – И вообще, ты чего на меня наезжаешь, наезжай лучше на городское правительство, которое все эти бетонные стенки тут учинило, что людям не пройти, не проехать!
С этими словами мужик локтем отпихнул Юйму и хотел уже ретироваться, но Юйма, совершенно неожиданно и стремительно вонзил ему в раздувающиеся ноздри, выпрямленные в форме боевых пик указательный и средний пальцы.  Мужик даже не успел опомнится, как в мановение ока оказался заброшенным, словно мяч, на плоскую грань верхушки стены «лабиринта», туда откуда слез пару минут назад. Юйма восседал здесь же рядом и смотрел, как мужик беспомощной от неожиданности рукой трогает себя за распухший, вывернутый кнаружи в виде свиного пяточка нос. (Следует пояснить, что несмотря на присутствие определенных недугов, докучавших Юйме, он, будучи добрым и справедливым гражданином, все же обладал значительной концентрацией живой внутренней силы, позволявшей ему, при необходимости, вразумлять и ставить на место различных негодяев и откровенных делинквентов).
- Теперь послушай сюда внимательно: во-первых, здесь все спешат, во-вторых, дело не в спешке и правительстве, а – в скотской натуре таких людей, как ты. Скотская натура – это сущность тех, кто собой знаменует вырождение человеческого рода, его глубокую запущенность во времени! Недостаток надлежащего воспитания, помноженный на недостаток здравого смысла, отрицание всякой целесообразности, бесцеремонность и извращенное мировосприятие – это отличительная особенность подобных тебе, морячок. – заключил и косо улыбнулся Юйма.
        Мужик нервно слушал и, чуть не плача, машинально тер левой рукой сквозь прореху расстегнутого укороченного пальто блестящую бляху ремня с тесненным морским якорем. Вымолвить что-либо ему почему-то никак не удавалось: то сказать было нечего, то слова вяло и безвозвратно проваливались в гортань, то стремительный приступ боли в носу притуплял восприятие происходящего. Юйма продолжал внушения:
- Самомнение размером с земной шар, выдрессерованная моральная тупость и твердолобая, изначальная непререкаемая вера в собственную правоту, позволяют подобным тебе, морячок, всегда во всех ситуациях, ощущать себя превыше всего и идти на пролом, без лишних слов, объяснений и церемоний, не видя в своих действиях прока и не чувствуя за душой греха. Поэтому, даже если имеется дверь, ты все равно полезешь через окно, так как иначе для тебя нельзя… Убери сейчас весь этот каменный «лабиринт», ты ведь не встанешь в очередь перед дверью, а попытаешься втиснуться впереди всех, создавая своим хамством беспорядочную толкотню в дверях метро. Если же не удастся пролезть в дверь по телам и головам – ты заберешься на станцию через крышу – такова твоя противоестественная скотская природа. – Юйма вынул из кармана носовой платок и протянул его мужику, у которого протекла из ноздрей красноватая юшка. Мужик неуверенно взял платок. Юйма шумно втянул воздух и добавил, - Пока у нас имеются люди с уродливой правдой и скотской натурой – не жди хорошего правительства, ведь оно – достойно нас самих и не жди хорошей жизни, ведь она – это есть мы, здесь и сейчас!
         Выделив особой интонацией слова «здесь и сейчас» будда Неопрятного Вида замолчал. Казалось он вдруг погрузился в какие-то глубокие размышления или медитативный транс. Его зрачки остановились, дыхание и мимика скрылись из вида.
Видя такое дело, бодхисаттва Возжигающий Каменный Светильник, оживил будду и его повествование слегка ироничными вопросами:
- Так чем же окончился весь этот сюжет, на мой взгляд, отдающий трюизмом? В чем мораль сей «басни»? И, что же, в итоге стало с правыми и виноватыми.
- Ничем не кончился... И ничего ни с кем не стало… глупец, - протянул будда Неопрятного Вида.
- Как так?! – изумился бодхисаттва.
- Вот так! Потому что нет в этой истории ни правых, ни виноватых, и не было никогда. Всё лишь невежество и склока. Не было настоящей Правды ни за Юймой, ни за мужиком, так как их сознание были привязаны к невежеству и склоке, к фальшивой дуальности, разделяющей плохое и хорошее, день и ночь и т.п. Оба они и все прочие люди в метрополитене из-за гордости, привозносящей личное «я», ментального дуализма и яростного гнева, не могли воспринимать мир как целое, а довольствовались лишь частным утлым эгоистическим восприятием да решением частных мещанских проблемок. Только лишь каменная стена «лабиринта» возле станции метро, на которую взгромоздились наши герои, была лишена всей той уймы невежества, о котором я говорю.
- Стена!? – удивился такому повороту событий бодхисаттва Возжигающий Каменный Светильник.
- Да, именно, Стена! – подтвердил будда. – Именно, благородная Стена, не произнося ни единого слова, одинаково равнозначно держала на своих плечах и Юйму, и того пресловутого морячка «в якорях», в не зависимости ни от чего. Оттого она была по истине свободна, величественна и молчалива до, во время и после событий рассказанной мной притчи. Стена – всегда была Никем и Ничем, ее Сознание находилось во вне от всех мелочей, брани и сует человеческой жизни. Оно было выше иллюзий, наведенных лабиринтов, станций, проблем урбанизации и даже себя самого. Оно выходило за пределы пределов и уже никогда не возвращалось в то осязаемое и кажущееся реалистичным, но не имеющее на самом деле ничего общего с подлинной природой и не являющееся нерожденной и невысказываемой природой истины. Стена – это чистый просветленный ум пронизанный алмазной пустотой. Такое состояние ума лежит в основе сущего. Алмазная пустота не знает привязанностей ни к справедливости, ни к несправедливости, ни к мудрым наставлениям, ни к хамской глупости, она есть натура всего, так как существует ни «за», ни «вопреки», не принимая во внимание ни одну из сторон. Поэтому дуальное и поделенное на «свои правды» и «свои позиции» исчезает в сознании Стены, словно мираж, потому что миражом в действительности является. Потому исчез и весь этот город Мегаполис со всей своей подземкой, инфраструктурой, толпами людей, дождями и разного рода передрягами… так как его на самом деле не было и нет!
         Бодхисаттва Возжигающий Каменный Светильник с долей изумления и долей определенного понимания смыслов раскрываемых архатом, смотрел в пространство между последним и стаканом из-под грушевого дюшеса.
Будда продолжал:
- Надо сказать, что в те времена Стеной зигзагообразного «лабиринта» был высоко почитаемый во всех мирах Садапарибхута – бодхисаттва Никогда Не Принижающий, созидатель запредельной искренней мудрости, Сознание которого – Неразличающая Алмазная Пустота, известная как Не-ум. С тех пор, как исчез Мегаполис, когда кто-то произносит «Никто», либо «Ничто», всякий действительно мудрый знает, что речь идет о бодхисаттве Садапарибхуте. Мужиком, в то стародавнее время был хитрый и лукавый демон Мара, а правдолюбец Юйма – тогда еще был асуром и лишь, спустя несколько воплощений, он достиг необходимой Реализации и Освобождения, став известным нам Вималакирти  - Учителем Абсолютного Просветления.
Взяв со стола вымазанную остатками томатной пасты плошку, будда Неопрятного Вида встал со стула и поместил ее в раковину, предварительно намочив под краном.
- Пойду спать. Уже поздно. Завтра рано вставать на работу. – произнес архат, прощаясь с бодхисаттвой. В дверях на выходе из кухни, он достал из кармана потертого домашнего махрового халата носовой платок и от дущи высморкался.
В этот момент от этих громовых звуков бодхисаттва Возжигающий Каменный Светильник неожиданно испытал Окончательное Бесконечно Глубокое Сатори и полностью пробудился к высочайшему подлинному совершенному Прозрению. Он всецело воспринял и ясно осознал Нерожденную Запредельную Мудрость, ведущую свой Путь от сердца к сердцу.


4.

        После Великого Обретения Абсолютной Запредельной Мудрости бодхисатва Возжигающий Каменный Светильник больше никогда не брал в руки философских книг и, главное, не пил кофе, так как все же он оставался женщиной, а для женщин состояние лица и здоровье зубов являются немаловажными вещами!

        Спустя еще какое-то время, просветленный бодхисаттва Возжигающий Каменный Светильник перебрался на постоянное место жительства в южную Японию, на небольшой остров Футана-сима, больше известный сегодня под названием Сикоку, где отыскал для себя уединенный живописный уголок в зарослях дуба, пихт и криптомерий, возле величавой горы Исидзути. Там он себе построил небольшую неприметную хижину с желтоватой соломенной крышей и земляным устланным бамбуковыми циновками полом. Днем бодхисаттва, обычно расположившись под старой шершавой тсугой, созерцал волшебную прелесть окружающей природы. Его ум, пребывая в глубоком сосредоточении, беспрепятственно расширялся, наполняясь тишиной и покоем. И лишь временами свежий ветер со склонов Исидзути, спотыкался в своем стремительном порыве о хижину бодхисаттвы и шумно падал в ароматную зелень окружающих трав. В этот момент сознание Возжигающего Каменный Светильник, неожиданно совершало резкий рывок вперед, испытывая ни с чем не сравнимое сверкающее самадхи, сердце наполнялось невыразимой теплотой, а на чуть голубоватом лице рождалась легкая улыбка. В эти моменты истины, бодхисаттва был неисчерпаемым несокрушимым источником абсолютной любви и сострадания ко всему, что существует и не существует. Он становился неразделимым целым со всеми просветленными архатами всех миров и времен. Когда же наступала ночь, Возжигающий Каменный Светильник, ложился спиной на циновки и подолгу сквозь множество разнокалиберных щелей и дыр в крыше своей хижины любовался белоснежным диском луны. Любование полной луной, особенно осенью или ранней весной, было, чуть ли не самым большим увлечением бодхисаттвы. Иногда, его глаза наполнялись слезами несказанной радости и казалось, что под этой чистейшей и прохладной луной нет никого счастливее, чем он!
         Поэтому в следующих своих воплощениях бодхисаттва Возжигающий Каменный Светильник, стал именоваться Буддой Искрящийся Лунный Лик.


СПб, июль, 2009 г.