То, о чем я хочу написать, может, и не актуально. Так мне однажды было сказано.
Было это еще до развала нашего Союза, но и теперь, по прошествии двух десятков лет, тема все та же.
Старики, пожилые и немощные люди, я низко кланяюсь всем вам за ваш труд, за добрые ваши души, за то, что вырастили детей в тяжелое послевоенное время. Не отдали в приюты, а тянули, кормили, плакали, но берегли, как самое дорогое.
За эти родительские ваши старания оказались многие из вас в тех же приютах – домах престарелых.
Дико и жутко, страшно жить, когда знаешь, что в определенный срок дочь или сын скажет тебе, пряча глаза:
«Мам, тебе будет лучше в интернате, там веселее со всеми-то вместе. А то Витька наш собрался жениться, а комнаты нет».
И вздохнет сынок с облегчением, что сказал матери или отцу о том, о чем и подумать-то было страшно.
Отказать родителям в семье, лишить их последней радости дожить век среди близких и родных людей.
Но сказал сынок кощунственные слова, и язык не отнялся, и совесть не побеспокоила. Решил проблему, освободил место для Витьки или для кого-то другого, и не задумался о том, что через несколько лет может повторить судьбу своих родителей.
Мне однажды довелось побывать в интернате для престарелых. Да, я согласна, что чисто там и кормят хорошо, и кино показывают.…
Но есть одно немаленькое «но». Они почти все ждут своих родных детей, внуков. Изо дня в день, в любую погоду их взоры обращены только на дорогу, где автобусы и машины. Они ждут у окошек, в фойе, летом на улице в беседке, на лавочках.…
Смотреть больно и обидно на эту муку, написанную на их лицах.
Я разговаривала с некоторыми из них, и что поразительно, никто не сказал плохо о своем сыне или дочери.
Они оправдывали их (заняты на работе, много дел, занимаются с детьми…).
А я молча слушала их и даже не пыталась возразить, а сказать мне было что об их дочках и сынках.
Да только ком в горле не давал мне выдохнуть, я просто боялась расплакаться.
В далеком моем детстве я многого боялась: грозы; гусей (которые чуть не защипали меня до смерти), собак, нищих...
Но самое страшное было для меня – лишиться родителей. Всю свою жизнь я этого боялась. Уже имея свою семью, я тихонько просила Бога продлить им жизнь. Они дожили свои жизни в довольстве и тепле, обстираны и накормлены. А как я проживу, не предложит ли и мне мой сын, отводя глаза в сторону, переехать туда, где мне будет веселее?
Не знаю, не уверена. Чем дольше я живу, тем меньше верю в порядочность детей.
Я все возвращаюсь в детство, в деревню. Город так и не стал мне родным, и все мои воспоминания там, где меня знали, любили, и где была я своим человеком. Маленьким, но человеком!
Были у нас в деревне одинокие старики, но виновата в этом была война: погибли сыновья, будучи неженатыми.
Тогда никогда не стоял вопрос, куда-то их отправить, приглядывали за ними всем миром, то есть деревней.
Пока они могли, копошились сами. А потом колхоз, сельсовет обеспечивал дровами для топки, пахали, сажали, соседи помогали убирать урожай с огорода добровольно, никто не заставлял. Кто-то колол дрова, а мы, уже подросшие девчонки, мыли пол в доме, чистили стекла, приносили цветы и ставили их в банки.
Старики без детей не чувствовали себя одинокими, брошенными и ненужными. Еще тогда, в тринадцатилетнем возрасте, я решила, что доживу только до семидесяти лет, и Бога попросила об этом.
Я хорошо прожила жизнь, но ни разу не просила у Бога отсрочки. Зачем?
Если мне суждено прожить 70 лет, так дано судьбой, и приму я это с благодарностью.
Близко моя дата, совсем рядом, не знаю, как распорядится Бог, но мне легче умереть сейчас, дома, чем повторять судьбу несчастных, брошенных стариков. Так же сидеть и ждать – это не для меня.
Жестокое время, равнодушные дети, брошенные старики, как тут не болеть сердцу?
Куда мы катимся, где остановка, так и хочется крикнуть:
«Люди, опомнитесь, оглянитесь, мы же русские, и должны быть самыми добрыми!»