Вояж в никуда

Серов Владимир
 Занималась заря, когда Мишка вышел на просёлок. В степи пока было прохладно, но он знал, что через два часа навалится жара. Ему надо было поймать попутку, чтобы успеть к утреннему поезду, который должен был довезти его до станции с красивым названием «Золотая степь».  Оттуда, пересев на автобус, доехать до поселка Степное. Там в районной больнице проходила практику его молодая  жена.  Они расстались полтора месяца тому назад, и теперь он ехал к ней на день рождения.
 
 А вот и попутка! Бортовой «газон» мчался, поднимая рыжую пыль.  Мишкино сердце  пело, предвкушая встречу с любимой женщиной. Они прожили  вместе всего ничего, когда студенческая судьба разлучила их, прервав медовый месяц.  Его, как комбайнёра,  направили  в  Фёдоровский  район на уборку урожая через неделю после её отъезда.

 До станции добрались вовремя. Он хотел купить билет, но у здания вокзала чуть не столкнулся с директором их совхоза.  Мишка юркнул в густые кусты сирени, что росли  у здания станции и, присев на корточки, стал следить за директором.  Тот явно кого-то встречал, поскольку стоял на перроне, посматривая на часы.
- Вот те на! Как же я на поезд сяду? –  недоумевал Мишка. Дело в том, что бригадир отпустил его на свой страх и риск, и попадаться на глаза директору было никак  нельзя.
 
Подошёл поезд. Директор встретил какую-то женщину и стал с ней о чем-то весело разговаривать,  стоя на перроне. А поезд, отстояв положенные  три минуты, отбыл, оставив в кустах нервно курящего Мишку. Гася сигарету о землю, он заметил, что на левом кеде развязан шнурок. Завязав двойным узлом длинный шнурок, Мишка вылез на опустевший перрон.

Задумчиво глядя вслед ушедшему поезду,  он перебирал  варианты  погони за поездом. Что-то громыхнуло в висевшей тишине, обернувшись,  Мишка увидел, что к составу порожняка, стоящему на третьем пути, прицепляют тепловоз, как раз с той стороны,  в какую ему надо было ехать. Не мешкая, он бросился к составу, на ходу  высматривая товарняк с тормозной площадкой. Вот и она!
Мишка вскочил на площадку.

От вагона к вагону побежала череда лязгающих толчков,  и, прогудев на прощанье,  состав медленно тронулся, постепенно набирая скорость.  Колёса убыстряли своё  «тыдык-тыдык, тыдык-тыдык», и мишкино  сердце  забилось с ними в такт.
  Он сел на пол,  прислонившись  к  стенке вагона,  и снова стал представлять встречу с любимой,  - как он  вручит ей первый  супружеский подарок – тонкую серебряную цепочку, купленную на командировочные деньги.  Мерный перестук колес,  жара, переживания  и ранний  подъем сделали своё дело, он заснул.

«… В высоком  голубом небе маленькой точкой почти неподвижно висел жаворонок, нарушая своим щебетанием дрёму полуденной степи. Марево, исходящее от земли, размывало линию горизонта, отчего степь казалась бесконечной. Перед ним появилась белая лошадиная  морда  анфас с огромным иссиня-карим глазом, которая сначала фыркнула,  пахнув на него теплым сеном, а затем ткнула его в лоб…»

Он очнулся.  Состав стоял. Мишка поднялся, потянулся, прогоняя сон, и выглянул из-за угла вагона. 
- Уже  Узловая!  Скоро Золотая степь. – с удовольствием подумал он. Состав тронулся. Мишка, облокотившись на заднее ограждение  площадки,  вновь  погрузился в приятные мечты. Через некоторое время он почувствовал какой-то подвох в движении состава.  Так и есть! Набирая ход, состав направлялся  обратно,  только по другой  ветке.
 Пометавшись, он понял, что надо прыгать. Спустился на подножку площадки, составил ноги вместе, пригнулся и прыгнул вперед  ….  головой вниз!   Развязанный  шнурок зацепился за  торчащую ржавую шляпку  гвоздя,  неловко вбитого кем-то в доску нижней ступеньки.

«… Клубилась пыль над табуном, бешено нёсшегося по зелёному ковру степи. Почему пыль?  Там же трава? Степь кривилась дугой по косогору,  и угол наклона  быстро увеличивался, поднимая её правый край.  А слева сверху на степь наваливалась иссиня-черная тучища, обрамлённая седой бахромой, которая закручивалась внутрь, втягивая в себя пыль от табуна.  Туча стремительно клубилась,  расширяясь в тесном пространстве неба.    Он ощущал дробное биение копыт, и синхронно с ним трясся сам. По жаркому телу пробегали дорожки озноба.  Сверкнув, ударил гром, раскатившийся по нему пронзительной болью.  Степь опрокинулась вместе с лошадьми,  которые замерли в неистовстве галопа,  и на него обрушилась чернота неба»