Денисик Любовь Николаевна
кандидат филологических наук,
доцент кафедры зарубежной литературы
Винницкого государственного педагогического
университета имени Михаила Коцюбинского
Об эмигрантской прозе Бориса Мильштейна
Современная литература содержит много нового, ранее не исследованного материала. Особое внимание в последнее время приковано к эмигрантской литературе. Если бы у нас по-прежнему существовала критика, описывающая литературу с помощью тематических признаков (военная проза, деревенская, молодёжная, городская), то критика эта обязательно выделила бы на сегодняшней карте нашей литературы огромную область под названием «новая эмигрантская проза». В ней были бы отмечены как художественные (романы, повести, рассказы, новеллы), так и нехудожественные (критика, эссеистика, философская проза, публицистика, мемуарная проза) формы.
К какому из жанров принадлежат произведения Бориса Мильштейна? А к разным. Он многостаночный автор, способный создать и лирический рассказ, и рассказ-анекдоец, и глубокомысленную сентенцию, и запоминающийся афоризм. Эта разносторонность соответствует нашему времени, когда в литературе сосуществуют разные жанры, стили и направления. С этой точки зрения название сборника – «Коктейль» - выбрано очень удачно.
Его проза остроумна и элегантна, поэтому читать её приятно, занятно, интересно, полезно. Особый шарм придаёт этому «коктейлю» авторская ирония и самоирония. В «коктейле» смешано столько жизненных ситуаций, столько человеческих типов, что удивляешься тонкой наблюдательности новеллиста. Перед читателем проходят хорошо понимаемые ситуации и хорошо узнаваемые герои из нашего общего советского прошлого и не менее понятные коллизии из эмигрантского настоящего автора. Здесь целая галерея как остро саркастических («Дипломатия»), так и добродушных шаржей на «совков». Объединяет их психологическая достоверность характеров. Ну, разве нам не знаком этакий увалень Женька, спьяну перепутавший унитаз с рукомойником? Разве мы не знакомы хотя бы с одним «интеллигентом», уносящим с творческого вечера чужой канделябр? Или мы не поверим, что в московском учреждении украли ондатровую шапку у приехавшего из Сибири инженера? А разве мы сами никогда не называли наших «училок» Квазимодами»? Лично я училась русской словесности у учительницы по прозвищу «Коробочка» (удостоилась, бедная, из-за приверженности к «Мертвым душам»). А знахарка бабушка Поля? Не один из нас с благодарностью вспоминает такого народного целителя, который чудом попался на жизненной дороге в трудную минуту.
Мы с улыбкой, иногда лёгкой, иногда весьма грустной, вместе с автором вспоминаем множество советских реалий, от пафосных и высокопарных до приземленных и бытовых – от гимна Советского Союза до элементарной покупки плаща, которая превращается в бег с препятствиями, да ещё и на длинную дистанцию («Долг»). Жизнь в общежитии, работа и учёба одновременно, вечная нехватка времени и денег, приводящая к физической и психической усталости, а позже, в период перестройки – разрывающие душу сомнения перед решающим выбором «уезжать – не уезжать». Большинство из нас испытали это на себе и могут подтвердить реалистичность рассказов Бориса Михайловича.
Вот и получается, что основе мироощущения писателя – философия жизни как сопротивления и выживания. С самого начала ясно, что автор и герои его рассказов – люди хотя и разные, но в целом положительные: у них есть тяга к знаниям, есть упорство в их добывании, они учат английский, готовятся к сессиям, одним словом, «вгрызаются в корунд познаний на кухне»; у них практически отсутствуют вредные привычки – они не пьют без повода, не курят, не гуляют. Ходят на работу и даже отслужили в армии на удивление тем, кто уверен, что евреи от армии всегда только отлынивали. Одним словом, тянут жизненную лямку без громких стенаний, но и без особого восторга. Где-то в глубине души, автор, как представитель своего древнего народа, кажется мне глубоким фаталистом, но фаталистом ироничным, смешливым, не сдающимся на милость многовекового еврейского фатума.
Так по мере чтения все больше раскрывается образ самого рассказчика – натуры сложной, нередко противоречивой, но стремящейся к гармонии в этом негармоничном мире. Он рад бы стать паинькой (смотри одноименный рассказ), но уж больно это недосягаемо для обычного, земного, грешного человека. И он, человек, это понимает, и остаётся обычным, земным, живым индивидуумом со всеми своими достоинствами и недостатками. И тем нам близок и понятен.
Да, автор очень ироничен и самоироничен, это прекрасная маскировка грусти, но есть миниатюры, в которых боль – на поверхности, и эта предельная искренность не может не затронуть читательское сердце. Таковы размышления, точнее уже констатация размышлений об эмиграции. В этой одной страничке под названием «Эмиграция» мастерски развёрнута одна-единственная метафора – извергающегося вулкана, который хоронит под обломками прошлую жизнь, которая, в свою очередь, совершенно безосновательно, только на фоне извержения кажется ослепительно-безоблачной, беззаботной, чудесной тому, кто взрывом свергнут с вершины к подножию. На самом деле эта безоблачность и беззаботность – химера, никогда их не было в жизни героя в родной стране (рассказ «Грёзы»), но эмигрантское будущее - химера ещё более туманная, совершенно непредсказуемая. И вот на грани своего экзистенциального бытия – маленький человек, абсолютно не уверенный в правильности своего выбора. Да если б только своего, а то ведь поволок на вулкан семью, детей. Сколько-то ещё времени пройдёт, прежде чем прояснится будущее, прежде чем сможешь оправдать свой выбор перед самим собой, перед сыном. В этом плане рассказы писателя продолжают традицию изображения «маленького человека» в большой литературе. В своих новеллах автор точно передаёт стиль жизни и мироощущение поколения 70-80-х годов, атмосферу безысходности, абсурда советской действительности, мытарства русских эмигрантов в Германии.
Известно, что не бывает эмигрантской литературы без мотива ностальгической памяти об утраченной родине. Здесь ностальгия разлита тонким ароматом по всему сборнику. Прежде всего, она проявляется в языке – русском языке, которым так умело пользуется автор, ему ведь хочется говорить и писать именно по-русски, играть словами и значениями, значениями и оттенками значений, хотя немецкий он знает, поди, уже не хуже чем русский. Ностальгия – в желании быть понятым не французом или немцем, а именно русским человеком, в желании быть понятым не французом или немцем, а именно русским человеком, в желании общаться с бывшими соотечественниками на уровне самого сокровенного – своего творчества. И, смею высказать уверенность, общение это обоюдоинтересное и сопровождается чувством обоюдной благодарности. Со стороны автора – за понимание, со стороны читателя – за удовольствие от чтения хорошо написанной книги.