От автора
Представьте смешение чувств, когда будете знать, что творимое Вами "дитя", на создание которого уйдет много времени и усилий, будет отдано другому...
***
- Вместо того чтобы думать о том, что можешь иметь, лучше думай о том, что ты все еще можешь потерять, - услышал Рид Скарсгард голос из темноты, присмотрелся.
Силуэт. Темный силуэт. Прямо там - в углу, за мольбертом, на котором незаконченный холст. Холст, за который уже заплачено наперед.
- Ты понял меня? - спросил его силуэт. Рид тряхнул головой, решив, что у него начались галлюцинации. Сколько дней он уже не спал? Четыре? Пять? Но эта чертова картина! Все эти чертовы картины! - Чертов Боттичелли, - подметил силуэт в темноте.
- Это уж точно! - подхватил Рид, вздрогнул.
Дисплей компьютера заморгал. Утерянная картина великого мастера задрожала. Да и не картина, а так, лишь блеклый образ, на который даже смотреть страшно - рассыплется.
- Но имя творит чудеса, - подметил образ за мольбертом. Рид кивнул. Вспомнил долгий конкурс, который ему пришлось пройти, чтобы получить право на реконструкцию. - На полное переиздание, - уточнил силуэт. Рид снова кивнул. Восстанавливать действительно было нечего. Особенно если брать эту картину. Предыдущие две были лишь при смерти, в агонии, но эта... эта уже разлагалась. - Ты ведь знаешь, что оживить ее все равно не удастся.
- Знаю, - признался Рид, бросил короткий взгляд на мольберт.
- И эта картина - твоя. Ты сделал ее. Ты ее создатель. Не Боттичелли.
- Она еще не закончена. - Рид подошел чуть ближе. Тень за мольбертом сгустилась, но он так и не смог разглядеть лицо незнакомца. - К тому же есть еще три.
- Они не твои.
- И эта не моя. - Рид закрыл глаза, стараясь не смотреть на мольберт, не думать о нем, не вспоминать. - Завтра я отдам ее, и все закончится.
- Нет, не закончится. Ты ведь не забудешь ее. Никогда. Она будет сниться тебе. Будет приходить в воспоминаниях.
- Я получу за работу достаточно, чтобы заставить себя не думать об этом.
- Вот как? - издевательски спросил его незнакомец.
Монитор компьютера снова мигнул несколько раз и погас. Темнота окутала помещение. В нос ударил запах сырости, плесени. Звякнули цепи. Рид вздрогнул, почувствовав, что не может пошевелиться. Спина изогнулась на колесе для пыток, руки и ноги в оковах вытянулись. Вспыхнули факелы. В жаровне, словно глаза ада, засветились красные угли.
- И о чем ты думаешь сейчас? - спросил Рида незнакомец. Он повернул колесо, сильнее натянулись цепи. Кандалы содрали кожу с рук и ног. Рид закричал. - Ну, же. Попытайся представить все, что получишь за эту картину, - посоветовал ему незнакомец. - Может быть, и боли станет меньше.
Цепи снова натянулись. Одежда разорвалась на груди. Незнакомец достал из жаровни пару красных камней, положил их Риду на грудь. Крик застрял в горле. Запахло горелой плотью.
- Ну, давай же. Представляй все, что получишь, - велел незнакомец.
Снова зазвенели цепи. Рид подчинился, попытался вспомнить сумму договора на реставрационные работы, затем свои планы. Планы, которые теперь уже могут никогда не сбыться. Сначала это были просто фантазии: хорошие и плохие, низменные и возвышенные..., затем пришли воспоминания. Люди, которых он когда-то любил, родители, детство... Но везде была боль. Безжалостная, безразличная. Боль, которая крупица за крупицей забирала его жизнь, капля за каплей. Боль, которая шептала: "Ты скоро умрешь, художник. Ты скоро умрешь...". И Рид верил ей.
- Так чья эта картина? - спросил его незнакомец откуда-то издалека, решив, что сопротивление сломлено.
- Боттичелли, - прохрипел Рид, ведомый уже не дарами, которые ждали его по окончании работы, а страхом смерти, потому что сомнений не было - стоит ему признаться и незнакомец заберет его жизнь.
- Верно, но боль уйдет, - пообещал ему кто-то и воткнул под ребра раскаленный клинок. Не так глубоко, чтобы убить, но достаточно, чтобы причинить нестерпимую боль.
Прошлое окончательно стерлось. Осталось лишь настоящее. Осталась боль, да, картина, которая по какой-то причине связана с этой болью.
- Так и чья она? - слышится отовсюду шепот. - Чья? Чья? Чья?
Рид слышит звон цепей, но боли уже нет. Боль стала его частью, стала с ним одним целым.
- Ты хозяин этой картины. Ты! Только ты! Ее творец. Ее владыка!
Рид не отвечает. У него нет сил отвечать.
- Столько лет попыток! Столько лет надежд! Столько лет ожидания!
- Но она не моя! - кричит Рид, надеясь, что на следующий вдох у него уже не хватит сил.
Мир вспыхивает безумием боли. Ломаются кости, рвутся сухожилия. Звенят освободившиеся цепи. Раскачиваются кандалы с ошметками плоти.
Рид открывает глаза, пытается подняться. В окно скребется рассвет. Ночная выставка подходит к концу. Люди расходятся. В руках у них блестят бокалы с вином. Высокая женщина в черном вечернем платье и россыпью алмазов на груди помогает Риду подняться.
- Да все нормально, - пытается убедить ее он. Она молчит, приглядывается к нему, расплывается в улыбке.
- Господи, да ведь это же именно вы были реставратором! - говорит она. Рид кивает. - Хорошая работа. - Девушка берет его под руку и ведет вдоль ряда знаменитых полотен, в конец галереи. Рид видит знакомую картину. Знакомое полотно в дорогой рамке. Его полотно, подписанное не его именем.
И где-то далеко снова звенят цепи.