Я не ел уже два дня. И я снова на улице, в том же самом плаще, старых джинсах и потрепанной футболке Металлики. Прошло четыре дня с тех пор, как я покинул квартиру Вики, закрыв ее дверь, и забрав ключ. Вскоре ее начнут искать, телефон, который так же со мной, звонил много раз, но сейчас просто сел. ЕЕ будет искать полиция, ее будут искать коллеги, но не найдут.
Этой ночью было холодно, и я, как когда то уже, сидел в нескучном саду, укутавшись в плащ, и ждал рассвета. Спать в такую погоду опасно, да и не уверен, что хотел бы сейчас спать. В предыдущие ночи мне снился бра, и смерть Вики, и это не отпускало меня, пробуждая в душе отчаянье и злость. Людям тяжело жить, ведь в их жизни столько эмоций и переживаний, с которыми они должны справляться, что бы те не убили их. Мне хотелось кричать, мне хотелось найти брата и убить его, мне хотелось, что бы Вика была жива, но все эти желания были абсурдны или невыполнимы. И потому я сидел на лавке, докуривая последние сигареты, из тех, что удалось настрелять, и иногда пересчитывая мелочь в кармане, думая, что завтра на эти деньги я смогу перекусить.
Громкая брань, и треск веток из-за спины выбили меня из размышлений и заставили подпрыгнуть и обернуться. Позади меня метрах в десяти поднимался с земли бродяга, с пакетом в котором что-то звенело, в чем-то, когда то бывшем шинелью и серым, измазанным, в чем попало, свитере. Поднявшись, он отряхнулся и пошел в мою стону, придерживаясь соседней лавочки, и усевшись на нее начал раскладывать содержимое пакета. Буханка хлеба, в упаковке, баночка пива, баночка шпрот. Разложив угощение на славке, бережно, словно собирался писать натюрморт, он похлопал себя по карманам, и вновь бранно высказался, затем повернулся ко мне с видом, как будто он у себя дома, он сказал «Друже, у тебя сигаретки не найдется?» Я, улыбнувшись ему, протянул одну из трех, что еще лежали в кармане плаща. Он принял сигарету, и сделал рукой жест «Присаживайся друже, если голоден, я поделюсь. Ты же тоже бездомный наверно». Я кивнул, прежде чем понял что сделал, но очень уж хотелось есть. Он прикурил от спичек, достал швейцарский армейский нож, открыл консервы, затем, с шипением открылась и баночка пива. Нарезая хлеб, он вновь обратился ко мне:
- Меня Шурик зовут. – Представился он.
- А меня Витя – отозвался я – очень приятно, и спасибо за угощение.
- За такое спасибо не говорят. Ты зелено синий сидишь, как водоросль, и сам тощий, еще и побит, небось, спина в крови.
Я провел рукой по лопаткам, на плаще была корочка спекшейся и замерзшей крови.
- Тем более нам помогать друг другу надо, другим до нас особо дела нет. Ты видел их лица, когда они бросают милостыню? Такое ощущение, что он бог, а ты абы что, и он не просто кидает тебе пару рублей, а снисходит благословением, и уходит с чувством, что он сейчас сделал большое и важное дело. Не все конечно, но многие.
Пока он рассказывал, я кинул пару шпротин на кусок хлеба, и на секунду мне показалось это чем-то невероятно вкусным и оживляюще важным. Мне нравился этот парень. На вид ему было больше сорока, и даже ворчал он с какой-то шутливой беззлобностью, как будто все это мелочи и вниманием удостоено просто потому, что оно есть. А глаза, немного впалые, с синяками, отражали старость намного большую, чем сорок лет, словно ему было далеко за несколько сотен лет, и он видел этот мир от и до.
- Сильно на шпроты не налегай, они списанные. – Продолжал он, резко сменив тему. – Зинаида Михайловна, святая женщина, на складе в магазине работает, ну и скидывает нам то, что уже нельзя продать. Я не уверен, что это можно есть, но выбирать не приходиться. А вот пивом Петрович угостил, он на перевозках работает, списывает порой чего ни будь, как брак, и со мной делиться. Он тоже бездомный, живет на складе тайком. Там холодно, но зато сытно.
Меня удивило, с какой теплотой он отзывается о своих друзьях. Да и сильно сомневаюсь, что с Зинаидой Михайловной они были близкими уж друзьями. Мне казалось, что чем больше люди теряют, чем больнее и тяжелее им, тем они злее становятся. Он же наоборот, был улыбчив и весел, и это было совершенно искренне. Докурив, он принялся за еду параллельно спросив:
- Я тебя раньше не видел здесь, да и вообще, не похож ты на бродягу почти, давно мытарствуешь, и как дошел до такой жизни?
- Ты все равно не поверишь, - ответил я, - но всего несколько дней на улице, да.
- А ты расскажи, может, поверю. Я, знаешь ли, чудес навидался, - ухмыльнулся он. – Тут на улицах такие вещи происходят, жуть просто. Вот буквально недели три назад парни девочку в Москве-реке выловили, чуть живую. Откачали, просушили, начали расспрашивать, а она и говорит, мол, двух ангелов у нас в городе видела. Один светлый и один темный, и что темный что-то с ней такое сделал, что она теперь всегда правду говорит, даже в том чего не знает, правда считать она так не может, но о фактах и впрямь все точно. И говорит, так ее это накрыло, что с моста бросилась, а светлый - ее поймать пытался. И ведь не поверил бы, но ведь и вправду врать не может. С таким даром в большом городе не протянет она.
Я хотел было воскликнуть что ни будь радостное, от новости того что эта девочка жива, я даже не сомневался что это та самая. Но еда была такой вкусной, что оторваться я не смог, а когда дожевал бутерброд, и, отпив пива, я уже спокойно сказал «ну тогда слушай». Я рассказал ему все, от начала с Уриилом, до сегодняшнего дня.
- Ты был прав, поверить сложно. – Хмыкнул он, как то странно на меня покосившись. – Но с другой стороны, зачем тебе врать? Если только ты не псих.
- Могу шрамы от крыльев показать, на спине это от них пятна. – Хмыкнул я, закуривая. Надо экономнее, до утра еще долго, но после этой истории ну очень хотелось покурить.
- Нда, не каждый день доводиться есть просроченные шпроты с падшим ангелом. Особенно иронично, что ты встретился именно мне. Я ведь когда то священником был, со своим приходом и все такое, но сначала меня сократили, потом вдруг жена от меня сбежала, из-за чего в церкви на меня очень неодобрительно косились. Затем кто-то нашел какие-то доказательства того что я на территории храма наркотики прячу, и я сел, а когда вышел, узнал что ни сана, ни работы у меня больше нет. Вскоре пришлось продать квартиру, что бы на еду было, а после и вовсе попрошайничать стал. И все время спрашивал, чем же я богу так не угодил, что все в моей жизни спеться. И однажды где-то под Питером, как ты сейчас, встретил одного бродягу. Он меня угостил и поведал историю, что вот все у него в жизни было, а потом в момент рухнуло, и он оказался один и на улице. И тогда он сказал мне, что это бог его оберегал так, потому что только на улице у него друзья появились, и он почувствовал себя счастливым. Сказал, что раньше люди в пещерах жили, и ничего, а сейчас не мамонта забить надо, что б поесть, в конце концов. И тогда я понял, что бог не ангельскими руками, а человеческими, судьбу творит, и уберегает от горя, которое люди могут принести ему, человек же, не видя в этом жеста творца, винит его во всем и злиться. Ведь явно же что кому то я в церкви мешал, и дальше могло быть только хуже. Пойми я это раньше – не сидел бы, но каждому по делам его.
К концу его рассказа, половинка хлебы уже исчезла, пиво кончилось, а ряды шпрот изрядно потеряли в своем составе. Мне действительно понравились его слова, но кое-что мне не давало покоя.
- А как же Вика? – спросил я, отвернувшись в сторону от него.
- Пути господни неисповедимы. Может быть, я должен был лишиться всего в жизни, пройти испытания и обрести мудрость, только что бы поделиться ей с заблудшим ангелом, а может, ты должен был ее потерять, что бы эту мудрость у меня получить. А еще может быть, это было ее время, и ты бы ничего не смог изменить.
- Спасибо, - только и смог сказать я. Но чуть после все, же добавил. – Значит, если ты делаешь то, что должен, то бог хранит тебя?
- Именно, сын мой. Хотя я даже не знаю, как обращаться к ангелу, которому читаю проповедь.
Я ухмыльнулся. Этот мужчина все время улыбался, и в его бородатом лице мне все время казалось, я вижу какие-то знакомые черты. Словно бы когда то я его уже видел.
- И знаешь, я бы на твоем месте нашел этого брата, да послал его ко всем чертям.
- А мне можно так? – спросил я
- Я разрешаю – рассмеялся Шурик, и я не мог не засмеяться вместе с ним.
- Спасибо, и да хранит тебя бог. – Я встал, достал из кармана мелочь и последнюю сигарету, и высыпал их на пакет перед ним. – Это в благодарность, а я, пожалуй, пойду.
- Куда это ты посреди ночи? – спросил он меня, удивившись.
- Нести слово божье – улыбнулся я, и двинулся к одному из высотных домов этого огромного города. Теперь я точно знал, где мой брат, и что я с ним сделаю.