XIX
Сатурналии DCCCXXI (восемьсот двадцать первого) года
Переписывание семнадцатой и восемнадцатой глав шестнадцатого свитка записей Присциллы Младшей стало последней работой для юного невольника Кробила. Наступили Сатурналии – большой праздник и для господ, и для рабов. Но для этого мальчишки, проявившего склонность болтать лишнее, весёлый праздник принёс далеко не то, что тот ожидал. В первую ночь Сатурналий осчастливленный Гай Макр засыпал в своей постели, а его ласковая супруга купалась после близости с ним в лаконике, и собиралась, нарядившись простой крестьянкой, отправиться на назначенное с братом свидание. Что она и сделала, но сначала разобралась со своим слугой, не выказавшим должной преданности. Будучи в день праздника несколько хмельной, увидев Кробила, как ей показалось, с нескромным вожделением поглядывающего на неё, Муция сказала ему:
– Рабы свободны в Сатурналии, но не до такой степени, мальчишка! Приведи экзекутора… – и, когда тот явился, продолжила. – Кробил, мой писец, за длинный язык приговаривается мной к лишению этого языка вместе с жизнью. Когда вернусь, чтобы было сделано.
Экзекутор исполнил приказание домины.
Помимо этого случая и соития с мужем Сатурналии приносили лишь радость. Не говоря об амвросических часах наедине с любимым, в жизни Фабии Присциллы в эти дни, наполненные приятными делами и событиями настолько, что было не до работы над записями, в эти дни, впрочем, как и в последующие, произошло немало хорошего. Фламина посещала отличные представления в театрах и замечательные уроки Стабилия, точнее, стоик чаще сам приходил к очаровательной ученице. В день праздника Ларенталий она подарила брату перстень со своим портретом, Квинту очень понравилось, и благодарность он не стал откладывать надолго, даже на час – на малолюдном гестатионе просторный неприметный паланкин приютил интимное единение любящей и благодарного.
Самой Присцилле подарили много отличных вещей и слуг. Из всего этого ей наиболее понравился драгоценный камень редкой красоты и небывало большого размера, тёмного цвета. Через него, как сказал подаривший, он мог любоваться её красотой и не ослепнуть от блеска, она же, «неземная нимфа Фабия», сможет спокойно смотреть на сияние Феба. Этим подарком напомнил о себе Тит Марцелл. Мог бы и не напоминать – в соответствующие дни своего календаря фламина всё равно навестила бы его, своего поклонника. Самого преданного среди оригинальных и самого оригинального среди преданных.
Поигрывая этим камушком, Муция заглянула – на ночь глядя – в спальню супруга. Прилегла, поласкала, не дождалась возгорания страсти и собралась было уходить. Несколько хмельной Макр притянул её обратно и в каком-то непонятном порыве высказал:
– Дорогая! За всё время нашего супружества я никогда, ни единого раза, не возжелал другой женщины, ни разу!.. Сможешь ли ты сказать то же самое?
Жена подумала: «Даже не смогла бы сказать, что не возжелала другой женщины, а уж о мужчинах… Но какой у него сейчас жалкий вид…» И вслух сказала:
– Конечно, дорогой!.. – но лицо у неё при этом было, разумеется, совсем не таким честным, как у мужа. Видимо, переспавшего с Секстилией без желания.
На следующий день Присцилла даже рассказывала этот случай как анекдот, в чуточку измененном виде.
Муж: «Дорогая, сколько мы с тобой вместе, я тебе ни разу не изменил! Сможешь ли ты сказать то же самое?» Жена: «Конечно! Только не с таким честным лицом».
А к вечеру был готов ещё и второй вариант ответа жены: «Конечно! Сколько мы с тобой вместе, ты мне ни разу не изменил».
Самый первый: «И я не возжелала ни одной женщины», как уже сказано, был бы обманным. Кстати, об этом. Тилия переживала молча. Бестию Фабия сама пару раз видела в литературных кружках, они, как просто знакомые, перебросились парой ничего не значащих фраз. Мерулина почти каждый день присылала с подарками записки – и то, и другое получала обратно. Марциана и Марцелла порознь вроде бы не скучали, однако, как и та, и другая признавались писательнице, им всё же не хватало друг дружки.
В последнюю ночь Сатурналий пришедшая вечером в гости к возлюбленной Мерулина не застала её дома. Зато, решившись остаться и дождаться, нагляделась, как Ана, Меланто, Ксана и другие молодые служанки, нарядившись в хозяйкины столы, паллы и обувку, лихо пели и отплясывали «ПриВеГеРе», играли и забавлялись, не жалея ног снова плясали, не жалея горла снова пили и пели.
К ним присоединилась и Бритта, а её госпожа скоро перестала разбирать, где какое вино и пила предназначенное слугам. Рабыни хозяйки, даже в темноте и сильно пьяные, смогли найти путь до своих постелей, а вот мужественная телохранительница гостьи, переоценившая свои возможности в служении Вакху, заплутала и оказалась в лаконике. Поскользнулась на краю бассейна, упала в него и, пьяная, не могла никак выбраться, хотя ей и было примерно по колено. Амазоночка стала захлёбываться и тонуть, не могла или не додумалась даже позвать на помощь. Вернувшаяся из гостей Фабия одна – вся прислуга спала без задних ног – забежала в термы и услышала шум в лаконике, заглянула туда; сама, не став никого звать, воткнув куда-то факел, быстро, прямо в одежде, спустилась в бассейн и, поднапрягшись, вытащила Бритту из воды.
Утром Мерулина, выслушав прочувствованный рассказ спасённой, явилась в спальню к Присцилле и сказала, что таково и желание самой иценки, и она, любящая девушка, хочет подарить почти что самое дорогое, что у неё есть. Иначе говоря, собралась преподнести Бритту в дар жрице. Но священнослужительница рассудила по-другому. Последовав её совету, Мерулина отпустила на свободу поразительную невольницу.
Окончание здесь: http://www.proza.ru/2012/03/18/355
--------------------------
Восемьсот двадцать первый год – от основания Рима.