Оксана 87-88-89

Виктор Шель
87.
Евгений Миронович снял халат. Только что он закончил очередную операцию. Операция длилась четыре часа, и Евгений Миронович чувствовал, что он устал. Он подумал, что только семь – восемь лет назад, на фронте, он после такой операции практически без отдыха приступал к следующей операции, а вот теперь стал уставать. Сестра занесла в кабинет стакан чая в подстаканнике и поставила на стол перед хирургом. Евгений Миронович сел на своё кресло и расслабился. Кроме того, что он устал от операции, его мучили мысли. Он узнал, что его старый друг ещё с гражданской войны арестован. Евгений Миронович был связан с Исааком Розенцвейгом дружбой. Эта дружба была проверена временем. Сразу после окончания гражданской войны их направили на рабфак завершить среднее образование. После проверки знаний они оба оказались в выпускном классе. Они делили комнату в общежитии ещё с двумя парнями все пять лет учёбы в медицинском институте. Евгений Миронович поехал работать в Киев, а Розенцвейг в Москву. После окончания института они встречались не часто, но всегда очень тепло. Евгений с удовольствием наблюдал за ростом друга. Когда в тридцать шестом Розенцвейг был удостоен учёной степени доктора наук, Евгений Миронович приехал к нему на банкет. Во время войны они виделись только один раз. Зато после войны Евгений бывал у Розенцвейгов несколько раз. Евгений Миронович знал друга и не верил, что он замешан в каких бы то ни было враждебных организациях. 
 
В отличие от Лёни Шпильмана, Евгений Миронович прекрасно знал, что такая компания, которую начали органы, это не новость. Он помнил, что перед войной были арестованы и расстреляны самые талантливые военноначальники гражданской войны. Маршала Егорова Евгений Миронович знал лично и никогда не верил, что он предатель. Он верил, что была компания против военных, и маршал попал в мясорубку. Вот сейчас компания против врачей – евреев. Запросто можно попасть в эту мясорубку. 
Евгений Миронович знал, что такое сионизм. Ещё в 1910 году, когда Евгений учился в школе, среди еврейской молодёжи шло брожение. Шли споры на тему, что более правильно: идти в социал-демократы и бороться с самодержавием, или присоединиться к сионистам и иммигрировать в Палестину, чтобы строить будущее еврейское  социалистическое государство. Сионистская мечта казалась совершенно несбыточной. Разве Турция допустит, чтобы у неё забрали Палестину? Не допустит. Что там есть в этой Палестине? Разве может она принять миллион евреев? Сионисты были в его глазах совершенные фантазёры. Другое дело социал-демократы. Они предлагали бороться за лучшее будущее здесь, на земле, на которой много веков назад осели евреи.  Мы здесь живём, мы здесь родились и нам нужно добиваться лучшей доли здесь, а не на какой-то «земле обетованной». Так рассуждало большинство еврейских ребят в 1910 году. Евгений отверг сионизм тогда, и примкнул к большевикам. Теперь обвинить его в сионизме было просто смешно. Он всю жизнь отдал советской власти, и будет очень несправедливо, если он попадёт в эту мясорубку.
 
В дверь постучали. Евгений Миронович открыл глаза. В комнату вошли два молодых человека, одетых в одинаковые темно-синие костюмы, накрахмаленные белые рубашки со скромным серым галстуком. Евгений Миронович подумал: «Настал мой черёд». Он так подумал, и сердце сжалось от непонятного чувства страха. Потом он подумал: «Мне шестьдесят. Я свою жизнь прожил. Будь, что будет».
- Евгений Миронович Вайнштейн? 
Евгений Миронович кивнул головой. 
- Пожалуйста, поедем с нами.
Евгений Миронович подумал, что не успел собрать чемоданчик с самыми необходимыми вещами, и теперь ему придётся без зубной щётки обходиться. Он надел пальто, взял с умывальника обмылок и сунул его в карман. Не говоря ни слова, пошёл вслед за молодыми людьми. У ворот больницы молодые люди указали на чёрный ЗИС-101,  который был припаркован у самых ворот. Евгений Миронович сел на заднее сиденье. Один молодой человек подсел к нему, другой сел рядом с шофёром.
 
Машина тронулась. Евгений Миронович подумал, что надо было позвонить жене. Она бедная не будет знать, что и думать. Эти навряд ли поставят её в известность. Потом он подумал, что боятся нечего. Он ни в чём не виноват. Сознание своей правоты успокоило его. Машина катила по Киевским улицам. Евгений Миронович жадно глядел в окно автомобиля, стараясь запомнить

каждую улицу, каждый переулок родного города, по которому шла машина. Он понимал, как будет важно в камере закрыть глаза и вспомнить улицы родного города. 
 
Машина остановилась у высокого забора. Молодой человек, сидевший на переднем сидении, выскочил и бросился открывать заднюю дверь машины. «Какой почёт для арестанта, - подумал Вайнштейн, - Дверцу машины открывают». Доктор вышел из машины и огляделся. Впереди были знакомые ворота окружного военного госпиталя. Молодые люди пошли по направлению к проходной, предоставив Евгению Мироновичу следовать за ними. Они прошли проходную госпиталя, предоставив часовому свои удостоверения. Они пригласили Евгения Мироновича последовать за ними, объяснив часовому, что это доктор Вайнштейн. Услышав имя доктора, часовой вытянулся в стойку и  жестом пригласил пройти. В голове Евгения Мироновича прошла мысль: «Меня здесь ждут. Привезли в госпиталь. Неужели теперь используют госпиталь для заключения под стражу врачей?»
 
Навстречу Евгению Мироновичу шёл генерал. Лицо генерала было знакомо. Конечно это же Шабанько. Шабанько раскрыл объятия и, улыбаясь, сказал:
- Ждём тебя, Женя. Выручай, пожалуйста. 
- Ты чего меня напугал? Тебе это шуточки, а я должен переживать.
- Извини, но не я послал этих  обормотов. У меня и ЗИСа в помине на хозяйстве нет. Такие только в ЦК. Сын второго секретаря попал в автомобильную катастрофу. Мой хирург его оперировал, но допустил какую-то ошибку. Требуется повторная операция, а секретарь моим хирургам больше не доверяет. Я ему подсказал имя моего фронтового товарища. Вот он и послал этих за тобой. Я тут не при чём. Идём, я тебя представлю хирургам. 
Они прошли в хирургическое отделение. По дороге доктор Шабанько стал объяснять обстоятельства. У больного обнаружилось внутреннее кровотечение. Не исключено, что ничего особо серьёзного нет. Военные хирурги были уверены, что сами легко бы справились. Но разгневанный родитель им не доверяет. Шабанько мечтает, чтобы пациент поскорее выздоровел и покинул вверенный ему госпиталь. Подальше от высокого начальства спокойнее.
- Ты же знаешь, - сказал Евгений Маркович, - какая сейчас обстановка с врачами. Вот я и подумал, что за мной пришли.
- Брось, Женя, ты для них муха. Нет никакого интереса тебя брать. Но, иметь в должниках такого высокого человека всегда полезно. 
 
Евгений Маркович подумал, что Шабанько кое-чему научился, когда одел генеральские пагоны. Было понятно, что Шабанько назвал имя старого хирурга, чтобы предохранить его от возможных неприятностей. Пусть секретарь ЦК будет в долгу перед Вайнштейном. Кто его знает, может быть, это пригодится. Если это так, то плохи дела у врачей евреев.
В хирургическом отделении Вайнштейна ждали хирурги и пожилой чиновник из аппарата ЦК. Военные изложили историю болезни, симптомы, результаты анализов, и предполагаемый план операции. Евгений Миронович попросил разрешения обследовать больного лично, перед тем как сделать выводы по докладу военных хирургов.
Осмотр показал, что выводы хирургов правильные. Евгений Миронович подтвердил план операции и велел начать подготовку. Он хотел поскорее приступить к операции. Подошёл Шабанько. Евгений Миронович сказал ему, что хотел бы поговорить с женой, успокоить её, что он задерживается на работе. Шабанько сказал, что пусть Евгений Миронович не волнуется. Он берёт на себя позвонить жене и предупредить её, что Евгений Миронович задерживается.
 
88.
Евгений Миронович чувствовал себя на высоте, когда после трех часов операции вернулся в кабинет начальника госпиталя. Генерал Шабанько приветливо встретил его и представил женщине и мужчине, ожидавшим хирурга в кабинете. 
- Евгений Миронович Вайнштейн, полковник медицинской службы в отставке, ведущий хирург областной больницы.
- Доктор, как он? Я мать вашего пациента. Как прошла операция?
- Не волнуйтесь. Внутреннее кровотечение ликвидировано. Осложнений не ожидаю. От операции он выздоровеет скоро, а вот переломы заживут не скоро. У него переломано два ребра и правая нога. С ногой всё будет в порядке, но возможно будет немного хромать. 

- Можно ли его посмотреть?
- Он ещё не пришёл в себя после наркоза. Через час его можно будет навестить в палате, но не более чем на пять минут. Ему нужно отдыхать, чтобы выздоровление шло успешно.
- Доктор, - сказал мужчина, - я в вашем распоряжении. Если нужны дефицитные медикаменты, я привезу. Машина в вашем распоряжении.
- Я смертельно устал. Мне нужно поехать домой и выспаться. Госпиталь имеет дежурный персонал, чтобы ухаживать за больным. Я осмотрю его через восемь часов, после отдыха. А сейчас я свяжусь с моей больницей. Я должен предупредить, что я не прогуливаю сегодняшний день.
- Не волнуйтесь доктор, это уже сделано. Главному врачу звонили и предупредили, что вы откомандированы в военный госпиталь. Вам будет сохранена зарплата по месту работы.
- Генерал, - вмешалась женщина. – Организуйте доктору отдых в госпитале. Я бы хотела, чтобы доктор был рядом, на всякий случай.
- Всякого случая не будет. Опасности для жизни нет, – решительно заявил Евгений Миронович. - Я еду домой.
Он решительно открыл дверь кабинета и вышел. 
 
Дома он даже не стал кушать. Прошёл в спальню и заснул сном праведника. Он так устал и вымотался за предыдущие сутки, что ему не снилось никаких снов.
Доктор проснулся под утро. Сон почти не освежил его. Он чувствовал себя разбитым. Преодолев слабость, Евгений Миронович быстро принял душ, сделал зарядку и только тогда почувствовал, что страшно голоден. Жена подала чай с гренками и сказала:
- Нас пригласила Барабанова к себе. Я дала согласие, что мы придём. Женя, почему в кармане твоего пальто я нашла кусочек мыла?
- Это целая история. Это хорошо, что ты нашла. Лучше, чем мне бы пришлось им пользоваться. Просто нервы не в порядке. Я решил, что они пришли за мной. Про Изю Розенцвейга слышала? А я с ним служил и учился в институте. Вот я и подумал, когда они из военного госпиталя пришли за мной.
- Глупости. Они нуждаются в тебе.
- Изя великий хирург. Его взяли не посчитались. У меня были все основания думать, что пришло моя очередь.
- Перестань. Ты всегда служил людям. В чём тебя могут упрекнуть?
- Это придумать всегда можно.
 
Когда Евгений Миронович вышел из дома, он увидел всё тот же ЗИС, припаркованный на улице около их парадной. Доктор понял, что это ждут его. Он сел в машину и велел везти в больницу. В больнице он быстро обошёл своих больных, выписал лекарства и дал необходимые распоряжения. Потом он поехал в госпиталь. На проходной был заготовлен для него временный пропуск. Доктор прошёл в хирургическое отделение. Выздоровление больного шло хорошо. Евгений Миронович проверил назначения дежурного врача и удовлетворённый пошёл в кабинет Шабанько. В кабинете кроме самого Шабанько никого не было.
- Привет Женя. Извини, что вчера так получилось. Эти высокопоставленные родственники просто меня замучили. Ты не представляешь себе, как возмущалась мамочка, что я разрешил тебе уехать домой ночевать. Она была бы готова заставить тебя дежурить здесь круглые сутки. Я с трудом её успокоил. Она уехала, когда убедилась, что её сын в надёжных руках военных медиков.
- Я здесь не нужен.
- Я знаю, но рекомендую пару дней поездить к нам. Пока ты будешь работать на нас, за тобой сохранится машина с шофёром.
- Нужна мне ваша машина! Я привык к трамваям.
- Я знаю. Политически правильно остаться у нас на пару дней. Делай вид, что ты его лечишь. 
Шабанько отвел Евгения Мироновича в угол подальше от своего рабочего стола и шёпотом добавил:
- Сейчас хватают врачей. Пока ты у нас, ты в безопасности. Через пару дней компания пройдёт, и ты вернёшься в свой госпиталь. А пока радуйся, что этот болван попал в аварию, и мамочка поверила, что без тебя невозможно его спасти. Понял?
- Спасибо. Я всё понял.
- События не отменяют моё приглашение. Сегодняшний вечер ты проведёшь у нас дома.
- Да, мне жена говорила.

Вайнштейн с благодарностью подумал о фронтовой дружбе. Там в тяжёлых условиях войны люди проверяются, и дружба закаляется как сталь. 
До вечера Вайнштейн знакомился с госпиталем. Больной практически не требовал его внимания. Врачи госпиталя вполне справлялись с лечением. В полдень приехала мать больного. Её провели в палату, где в этот момент были врачи и Евгений Миронович. Больной улыбнулся матери. Она поинтересовалась ходом лечения. Евгений Миронович объяснил, что выздоровление идёт без осложнений. Молодой организм преодолеет травму успешно. Мамаша была очень довольна. Она попросила доктора быть в госпитале и лично следить за ходом лечения. Евгений Миронович обещал ей это.
 
В пять часов вечера Шабанько зашёл за Евгением Мироновичем. Он попросил доктора не опаздывать и ровно в семь прийти к ним. Машина по-прежнему ожидала Евгения Мироновича у ворот госпиталя. Он поехал домой. У своей парадной Евгений Миронович спросил шофёра, сможет ли тот подхватить его с женой в половине седьмого.
 - Меня приставили к вам на эту неделю. Я повезу вас, куда бы вам ни потребовалось.
- Спасибо. Мы выйдем в шесть тридцать.
Жена попросила Евгения Мироновича в гости к Шабанько надеть мундир полковника. Доктор удивился просьбе, но перечить не стал. Жена тоже принарядилась. Ровно в половине седьмого Вайнштейны вышли из дома.
Дом, в котором жил Шабанько, находился в новом районе. Это был девятиэтажный дом, построенный с претензией на роскошь. Жили в этом доме в основном высшие начальники киевского военного округа. В народе его так и звали «генеральский дом». Вайнштейны поднялись на лифте на седьмой этаж и позвонили в оббитую дерматином массивную дверь.  Дверь распахнулась, и из квартиры на лестничную площадку вырвался весёлый шум женских голосов. Дверь открыл сам Шабанько в парадном генеральском мундире, со всеми орденами и регалиями на широкой груди. Он провёл Вайнштейнов в гостиную, и объявил:
- Дорогой юбиляр с супругой! 
 
89.
 Лёня с Роланом пришли провожать Оксану на вокзал. Ролан крепко держал её за руку. Он не хотел, чтобы мама уезжала. Оксана поцеловала мужа и сына и прошла в поезд. Она прошла в купе и из окна вагона посмотрела на Лёню и Ролана. Поезд тронулся. Оксана оглядела купе. Её место было на верхней полке купейного вагона. Оксана полезла на свою полку и прилегла. Мимо окна пролетали строения покидаемого города. Оксана вспомнила, как она ехала в этот город после демобилизации, когда она стремилась к любимому и не была уверена, что он её продолжает любить. Сколько с той поры воды утекло! Она успела не только выйти замуж, но и получить образование. Теперь она доктор Коваленко. За этими мыслями Оксана мирно уснула. Но спать долго не дали. Пришла проводница стелить постель. Оксана вышла в коридор, постояла немного, глядя в окно. За окном вагона наступила темнота. Трудно было разглядеть что-либо, только изредка мелькали огоньки электрических ламп. Наблюдать было не зачем. Оксана вернулась в купе, залезла на свою полку и крепко заснула. 
 
В Киев поезд пришёл по расписанию ровно в девять пятнадцать. Оксана взяла такси и покатила к Барабановой. Такси подвезло её к большому красивому дому. Оксана вошла в парадную. Она поднялась на лифте на седьмой этаж и позвонила в дверь квартиры с табличкой «Шабанько». Дверь открыл белокурый мальчик. 
- Ты Алёша? – спросила Оксана.
- Меня зовут Алексей.
- А меня Оксана.
- Мама к нам тётя Оксана приехала, - громко сказал мальчик.
Из кухни вышла Барабанова, одетая в пёстрый домашний халат. Увидев Оксану, она бросилась обнимать подругу. 
- Как я рада, что ты приехала! Я извиняюсь, что не встретила тебя на вокзале, зато я приготовила тебе место для ночёвки. Лёшенька, покажи тёте Оксане свою комнату и её кровать.
Мальчик взял Оксану за руку и повёл её в дальнюю комнату. Там он указал Оксане на узкую койку, застеленную по казарменному образцу. Оксана оглядела комнату. Детская кровать была аккуратно застелена в той же манере. Игрушки сложены в углу комнаты около скромного платяного шкафа.

В комнате у окна стоял письменный стол и два стула. Рядом со столом на высокой книжной полке стройный ряд детских книг.
- Оксана, приляг, если ты устала с дороги.
- Я не устала. Я бы хотела тебе помочь.
- Тогда берись готовить винегрет.
 
Оксана набросила на себя халат и пошла в кухню помочь  с  подготовкой к вечеру. Во второй половине дня постепенно начали приходить гости.  К пяти часам вечера собралось довольно много гостей. Каждый приходящий был встречен восторженным воплем друзей. В пять часов вечера пришла Лида Дунаева. Она рассказала Оксане, что её муж служит в Саратовской области, и она там же работает медсестрой. Оксана поинтересовалось, есть ли у Лиды дети. Нет, детей у Лиды не было. Она сначала не хотела ребёнка и сделала аборт. А потом оказалось, что при аборте ей что-то повредили, и у неё не будет своих детей. Лида хотела взять ребёнка из детдома. Они с Колей пошли в детский дом в Саратове выбрать малютку. Все дети в этом доме показались ей какими-то больными, недоразвитыми. Так они и не решились усыновить ребёнка.
- Ребёнок не игрушка. Ему уход нужен, а это нелегко.  Вот Коля сказал, что у него нет времени на возню с больным ребёнком.
- Ну, ты даёшь, Дунаева! – подключилась к разговору Барабанова. – Останешься на старости лет одинокой, тогда поймёшь, какую глупость делаешь.
- Хорошо вам говорить. У вас свои дети. А мне что чужого растить?
Оксане не хотелось поддерживать этот разговор. Она рассказала подругам о своей жизни, о Ролане, о Лёне. Подруги поздравили её с окончанием Медина. 
- А ты не боишься, что за еврея вышла? – спросила Дунаева.
- Чего боятся, она радоваться должна, - сказала Барабанова.
- Вы что не читали, какие евреи предатели?
- У тебя, Лида, ветер в голове. Мы собрались отметить шестидесятилетие Евгения Мироновича. Он еврей. Если ты думаешь, что он предатель, то зачем ты пришла?
- Так-то Мироныч. Он хороший. Мы его по фронту знаем. Предатели это те, кто в Ташкенте воевали.
 - Ты, что решила, что Оксанкин Лёня в Ташкенте ногу потерял? Ну и набита твоя голова глупостями, – Барабанова строго посмотрела на Дунаеву. – Скажи Оксана, тебя обижали евреи? Ты лучше всех должна знать – ты ведь среди евреев живёшь.
- Да вы что? Меня окружают евреи со всех сторон. Они все меня любят и помогают. И я их всех полюбила. Я никогда не поверю, что евреи предатели, что бы в газете не написали.
- И я такого же мнения, - сказала Барабанова. – Евреи умные, трудолюбивые и преданы советской власти. Если найдутся среди евреев плохие люди, то в какой нации плохих нет? Среди русских не меньше плохих людей, жадных, вредных, завистливых. 
- Но ведь газеты пишут.
- Газеты пишут об отдельных плохих людях. Нельзя это переносить на всю нацию. Евгения Мироновича мы с войны знаем. Он замечательный человек и спас сотни жизней. Как его не уважать?
- Я его уважаю, но к его соплеменникам отношусь осторожно.
- И напрасно. 
В половине шестого пришёл хозяин дома с работы. Все побежали с ним здороваться. Оксана тоже хотела подойти к Шабанько, но, увидев толпу восторженных поклонниц, стала в сторонке. Шабанько сам подошёл к ней и протянул руку. 
- Поздравляю с окончанием института. Ко мне в госпиталь не перейдёшь?
- Так я же гинеколог, товарищ генерал.
- Дома для тебя я не генерал, а Егор Петрович. Какие могут быть формальности между коллегами. Ты врач и я врач. Как твой мужик? 
- Он, Егор Петрович, здоров. Тоже институт окончил, и работает инженером.
- Замечательно!
 
Ровно в семь вечера, когда все разбрелись по квартире обменяться новостями, позвонил звонок. Шабанько попросил всех собраться в столовой и пошёл открывать дверь. Все притихли в ожидании, Шабанько открыл дверь и заявил:
- Дорогой юбиляр с супругой! 

В столовой раздались аплодисменты. Смущённый Евгений Миронович вошёл в столовую. Все расселись и разлили водку по рюмкам. Вечер продолжался до глубокой ночи. Каждый старался вспомнить эпизод, связанный с Евгением Мироновичем и полевым госпиталем номер 144. Только Оксана вспомнила эпизод из жизни санитарного поезда. Она вспомнила первую поездку на фронт.
Когда гости разошлись, Оксана помогла собрать всю посуду. Шабанько снял мундир, надел чистую рубашку, а поверх одел передник. Он стал у крана полоскать посуду, которую его жена мыла в огромном тазу с тёплой мыльной водой. Оксана пристроилась вытирать чистую посуду полотенцем.
- Ты не смотри, Оксана, что я генерал. Жене помогать надо. Она у меня работает, устаёт.