ЗВЕНЯЩАЯ ТИШИНА
/новелла/
1
Утром, пробудившись ото сна, я тьму разгребаю руками – так рождается свет! А многие думают, что египетский Амон-Ра крутит скрипучие педали и механическое солнце появляется над горизонтом. Чушь!
Где в этот момент я нахожусь?
Мое дряблое я торчит коричневым невнятным ростком в цветочном горшке напрочь забитом благоухающими сорняками. Ни небо, ни земля – не в силах разглядеть его. Его реальность проявляет лишь механическое светило над подоконником и почти метафизический аромат сорных трав. Горшок со специально разработанным грунтом марки «Цветущий сад», электролампа и сорняки – это то, что, однажды подменив природу, стало моим миром, миром, где вместо меня находится, особое назначенное я – безногое, безрукое и безмозглое – ФИО в паспорте…
И вот уже долгие миллиарды миллиардов лет некому утром проснуться и просто включить свет.
Еще раз убеждаюсь: за неимением совершенного – довольствуемся удобным, за неимением знания – довольствуемся верой в сказку. Но так не может быть вечно. Даже то, что давно потеряно, кем-нибудь, когда-нибудь обязательно находится. Золото, замазанное масляной краской – по-прежнему золото, только замазанное краской. Если мы снимем старую краску, оно запросто, как прежде, заблестит!
2
Я открыл ключом входную дверь и вошел. В комнате на дерматиновой кушетке чуть откинувшись, сидел доктор Судзуки. В двух-трех шагах от него, скрестив ноги, восседал в пляжном складном кресле психоаналитик Эрих Фромм. Я ничему не удивился – внутренность тела наполняло чувство привычной обыденности – я рад был их видеть.
Я: Вы пришли меня спасти?
Фромм: Отчего же – спастись!
Я: Ну, тогда я поищу справочник по неотложной медпомощи, еще свою белую каску и рыжий жилет с надписью «МЧС России» из прошлой жизни – для правдоподобности!
Доктор Судзуки улыбнулся скромной кроткой японской улыбкой.
Судзуки: В прошлой жизни я был ученой красной крысой при дворе императора Цинь Шихуан и с удовольствием прыгал сквозь маленький горящий обруч. Вы знаете, друзья, крысы чудесно прыгучи – я был тому яркое доказательство! Тогда, в Срединном царстве каждая блоха знала и любила меня за мой талант. Будучи этой самой крысой, я очень любил рыжий цвет и один пилигрим как-то раз вознаградил меня за хорошее представление небольшой простой чашечкой из оранжевой грубой глины. Император наливал мне в нее вкуснейшего молока… Кажется, его отменный вкус я помню до сих пор!
Я: Я точно знаю одно: я не спасатель и не спаситель!
Судзуки: Однажды мне уже приходилось подобное слышать.
Фромм: Нет же, твое «упорное» я непотопляемо, как линкор «Вильгельм Густлофф». Но, как показывает история, на каждого такого «Вильгельма», есть маленькая такая подводная лодочка «С-13», которая обнажает Правду и ставит всех на Места. Мученик и спаситель освобождаются друг от друга и становятся неотделимыми и неотличимыми. Они больше не нуждаются друг в друге и не ищут друг друга, потому что утопающий уже изначально спасен самим собой – своими же руками. Согласен?
Я: Да… Знал, что приблизительно так вот с легкостью просто, вы и разъясните глупцу разумалишенному!
Судзуки кивал головой, словно метроном. Мня это, несколько напрягало, и он, чуя мое раздражение копчиком, продолжал кивать еще настойчивей.
Я: От ваших качаний головой, любезный доктор, я теряю самообладание. У меня невроз, хотя и подлечен, однако, я чувствую, что в любой момент могу сорваться и… начать грызть ногти.
Судзуки: Это у вас отвратительная привычка.
Фромм: Бессознательная…
Судзуки: Позвольте мне дать вам совет.
Я: Валяйте, док!
Судзуки: Непременно без страха и сомнений теряйте свое самообладание. Отпустите себя на волю, перестаньте обладать собой – не владейте! И тогда, я вас уверяю, вы плюнете на невроз и забудете о ногтях.
Фромм (поправляя очки на носу): Абсолютно бессознательно…
Судзуки продолжал быть метрономом.
Я (усмехнувшись): Я с вами обоими точно свихнусь. Может быть, вы вернете мне мой разум из бессознательного в наши родные три измерения? И мы, наконец, съедим что-нибудь, господа?! А то у меня после рабочей смены, сахар упал в крови, глядишь, и я вместе с ним лягу к вашим ученым ногам.
Судзуки и Фромм замерли, явно проигнорировав мое предложение про еду.
Судзуки: Вы знаете, мой юный друг, что земля – это ад, а небо – гораздо выше!
Я: Да я в курсе, что есть подобное мнение в христианской космологии. К чему вы клоните?
Судзуки: Вы рождены здесь на земле, потому вполне возможно, что ваш разум дан вам не от бога, как вы привыкли считать, а, от обычного земного беса. В данном аспекте, надо полагать, ум присутствует в вас вовсе не для пользы дела просвещения и развития, не для того чтобы помочь понять устройство вещей, а для того, чтобы, напротив, скрыть собою от вас истинную картину мира вокруг. Он, будто квазиреальный мираж, в котором есть все-все, но в искусственном и иллюзорном виде, вроде мяса из сои и взбитых сливок из пенопласта. Вы не допускаете сейчас мысли, что мироздание за гранью вашего ума – совсем иное, в нем реальны вы, как не-вы, и не-вы неотличимы от запредельного подлинного бытия, потому что там за чертой вы есть оно, но оно есть вы? Ответьте после этого: зачем вам возвращать этот разум? Зачем вы об этом просите? Зачем вам снова добровольно заключать себя в клетку, подвергая самообману? Имейте в виду: клетка остается всегда клеткой, какой бы радужной, привычной и убедительной страной она вам не представлялась.
Фромм: Волшебные страны – обычные штучки дьявола…
Судзуки: Я полагаю, внутренним чутьем, интуитивно, вы уже нащупали Путь, может нам с Эрихом оставить все в вас как есть, и вы дотяните до лучших времен победившего сознательного-бессознательного? По-настоящему откроете глаза, попробуете парного настоящего мяса и натуральных сливок.
Я: Я через ваши «парадоксы», говорю вам, – совершенно точно свихнусь – перестану быть собой и различать близких!
Фромм: Ну, и прекрасно! Вы сами себе вернули то, что просили вернуть! Словно барон Мюнхгаузен сами себя за волосы вытянули из болотной трясины на твердую дорогу! Нам нет необходимости тратить силы и помогать вам в чем-либо. Кстати, скажу вам, как врач-психоаналитик: обращайтесь, если перестанете быть самим собой, я тогда немедленно вас отберу у вас, и вы снова будете как новенький, в полной комплектации. Да-да, не удивляйтесь, мой опыт показывает, что помощь чаще состоит не в том, чтобы нечто вернуть, как думают многие, а в том, чтобы успеть нечто отнять. Именно, данный метод воздействия, непременно возвращает блудного сына к нормальной естественной, порой даже сексуальной жизни.
Судзуки: Ну, и ладушки! Пошли…
Две крохотные синички в моем ежедневном мире сорвались с заснеженной ветки. Я едва заметил их сквозь заиндевевшее окно. Там давно смеркалось.
3
Вы наверняка не знаете, что когда ночью закрываешь глаза, вокруг все меняется. Всякие вещи начинают совершать различные движения без движений, переговариваться между собой словами, не знающими звуков и интонаций. Сливной бачек в туалете перестает течь, потому что вода никогда не течет напрасно. Картины на стенах медленно дышат межзвездным вакуумом. Их грудные клетки, то вздымаются, то опускаются незаметно ни для одного смертного и даже бессмертного… Очень многое приходит в движение – движение есть во всем! Однако все остается недвижимым, беззвучным и глухим; не падает ни одного волоска.
Луна как всегда – просто прекрасна. Она ничего, не имея, потеряв даже атмосферу, обладает несметными богатствами. Вот она уже на балконе, момент – и луна уже в комнате полупрозрачным пальчиком из северного золота касается клавиш пианино. Я знаю, звучит прекрасная мелодия – мелодия жизни проникающей в сердцевины камней и бетонных стен – лунная соната – конечно, это она! Моим ушам недоступна ни одна нота, но я не слышал ничего лучшего, чем эта музыка. И вроде бы нигде не видно божественности и святости, но я не встречал ничего более чуткого и горячего, чем сердца камней и стен в морозную лунную ночь.
Никто не поднял крышки пианино.
Ночь напролет звучала тишина.
4
Один дурак задавал множество вопросов. И чем ты больше на них отвечал, тем больше новых вопросов у него рождалось. Однажды, всем надоело слушать его дурацкие вопросы и отвечать на них, и уже не помню кто, сказал ему: «Знаешь, есть одно место, где ты сможешь, без ограничений задать все свои вопросы и получить на каждый из них исчерпывающий ответ». Дурак удивился и спросил, что же это за удивительное место. Ответ ему был таков: «Горы! И помни одно условие: вопрос должен быть громким и четким!»
Дурак не мешкаясь, без лишних мыслей, собрался за один день и отправился в горы.
Оказавшись среди бездонных ущелий и заснеженных пиков, дурак начал задавать свои излюбленные вопросы, как ему посоветовали – громко и четко. И каждый раз слышал в ответ – эхо. Он задавал и задавал, и эхо неустанно без раздражений и недовольств отвечало ему на каждый вопрос. Дурак был очень доволен и благодарен тому человеку, который порекомендовал ему обратиться к горам!
Прошло время. Дурак окончательно обосновался в горах. Я стал его верным ути-дэси (учеником) и спутником. Мы ходили по перевалам, нагромождениям камней и глыб, спускались в глубокие ущелья, смотрели, говорили и прислушивались. Еще через какое-то время дурак перестал задавать вопросы, говорить, спускаться и подниматься. Он сел на почти занесенный снегом камень и сказал:
- Слышишь тишину?
На озябших склонах гудел ветер.
- Да, - ответил я.
- Не слышишь… а она то, что нам нужно, ради чего мы здесь!
- Да, - согласился я.
- Ее больше нет! – процедил сквозь зубы дурак, - Она приняла меня в свое сердце, взяла в ученики, а я убил ее первым же прицельным вопросом!
- Я тоже убийца, - произнес я, - Ты был моим добрым наставником, а я уничтожил тебя первым же своим вопросом.
- Да, - согласился дурак, - мы оба пытались дубиной пришибить назойливую муху, севшую на бесценный старинный китайский фарфор.
- Пришибили, - добавил я.
- В пустую, без смысла и необходимости, - добавил он.
Дурак засмеялся, слезы брызгали из его глаз.
Еще какое-то время спустя, стайка спасателей в рыжих жилетах с надписью «МЧС России», натянутыми поверх толстых меховых форменных курток, вынесла из гор два окоченевших трупа. Трупы были сплошь покрыты белыми искрящимися мухами и, скорее, походили на два кокона шелковичного червя.
С тех пор я больше не искал учителей.
Через какое-то время звенящая тишина вернулась в горы.
5 Тишина on-line
Эту заключительную часть текста, хотелось бы посвятить несчастному, поруганному китайцами Тибету.
Я вынул из кармана куртки изрядно помятый листок бумаги. На нем была наскоро начерчена схема конструкции классического японского фонарика и описан набор материалов, который необходим для его изготовления.
«Брус такой-то, рейка деревянная столько-то, шкант мебельный, бумага рисовая, клей «ПВА»… и т.д. Выполнить каллиграфию «кагура» (божественная радость, синтоистские ритуальные танцы и музыка) и/или «камикадзе» (божественный ветер)… и т.д. и т.п.)»
«Надо бы поразмыслить над этим!» - подумал я, - «может быть, заняться фонарем в выходные и заодно каллиграфией?..»
Машинальным движением руки, перевернув бумагу, на обратной ее стороне я нашел старую распечатку электронного письма:
«Привет, зайди на сайт (знаешь какой – я тебе говорил!) там, выложено отличное видео небезызвестной тебе Ани Чоинг Дролма – монахини из Наги Гомпа. Она прекрасно поет, ее практика Чод просто великолепна – тебе понравится! Ну, пока! :) :) :) Вышли впечатления!!!»
Еле уловимый раненный рев последнего снежного льва, быть может, пока еще с гималайских вершин, в эту минуту несла с собой монотонная вьюга. Я бессознательно соскабливал ногтем узорный ледок с протравленного морозом троллейбусного окна. В образующуюся полынью свободного от инея стекла, мой ум мог наблюдать, как абсолютно белое Безмолвие слизывает городские ландшафты с ладоней земли. По всему было видно – метель усиливалась. Троллейбус стал похож на беспомощную лодку, раскачиваемую во все стороны беспощадным и безбрежным морем пустоты. Мне казалось, что его электромеханические потроха и все мы безнадежно подвешены в полной пустоте и уже никуда не движемся, не торопимся и не стремимся, так как данное потеряло всякий смысл. Хотя, возможно, мне ничего не казалось, а казалось всю жизнь до этого момента, поэтому сейчас, освобожденная силами природы, Настоящая Реальность, совершенно справедливо поглощала искусственные путы того, что мы привыкли называть «своим миром». Я сознавал, как непременный покой уравновешивал бытие, тем явственнее и глубже, чем сильнее становилось снежно-ледяное безумие ветра. Вместе с тем такой неожиданный образ, сопряженный с разыгравшейся непогодой посетил мою голову: однажды некий человек вдруг понимает, как много ненужного пыльного хлама накопилось в его доме, он весь день носит на свалку самый разнообразный мусор, моет, убирает, расставляет по местам, подметает пол, крутится как волчок и вот, нередко, в самом отдаленном углу находит, нечто, давно потерянное, но чрезвычайно важное и так ему необходимое, он радуется своей счастливой находке и обретает душевное спокойствие. Метель подобна этому некому человеку, приводящему свое жилище в порядок. Своим стремительным порывом она обнажает из-под груд вековой липкой грязи подлинную природу вещей спокойную и безмятежную. Один настойчивый штурм ветра и фешенебельный железобетонный колос, замешанный на недостатках и противоречиях, становится лишь воспоминанием, однако, нечто хрупкое и неуловимое – всегда при любых обстоятельствах остается неуязвимым, как, впрочем, и незаметным для нашего слепого и, увы, поверхностного внимания! Являясь образчиком реализованной, доведенной до ума самодостаточности, это незримое нечто прибывает в покое и тишине, которые сломить невозможно, так как они есть экзистенциальная суть и первооснова естества. После кратких реминисценций на тему боевого социалиста Джека Лондона и его отчаянных ощущений «Белого безмолвия», я наконец-то добрался до своей остановки и вышел вон в огромный сугроб.
К следующему вечеру ветер утих. Сумерки сгустились, и белая ледяная мгла проглотила недопереваренный метелью город. Туман был недвижим и тих. Даже в движении он был – недвижим и тих.
Пронырливый холодок пропитал квартиру. Пытаясь вспомнить, что такое туммо, я вспотел. В прострации проходных голодных комнат мне послышались озорные смешинки Наропы… Да, он имел право от души посмеяться на до мной – неопытным, сырым куском плоти. Он, то точно знал толк в том, как следует правильно прожаривать подобные мне шматы мяса! Он был – великий кулинар и большой молодец, этот Наропа!
Затем я долго и нудно по квартире ловил свои мысли. Потом, я завернулся в махровый халат (он медленно впитывал пот), включил компьютер, и вспомнил про сайт с видео Ани Чоинг Дролма, зашел на него и растворился в звуковых и визуальных вибрациях.
Где-то, совсем рядом, из монолитного тумана вынырнула аварийная машина с красной полосой на желтом боку. Ее остов и проблесковый маячок на долю секунды соприкоснулись с моей шаткой реальностью, но тут же навсегда исчезли из виду в ином мире. Там же очень глубоко среди новорожденной ночи и белого безмолвия прибывал еще недавно до пресноты знакомый город, в существовании которого, я сейчас очень сомневался, как и не был уверен в существовании себя самого по отношению к нему.
Я снял трубку телефонного аппарата: почему-то мне непреодолимо захотелось сделать это.
Голос: Если снял трубку, говори – не молчи, как рыба – это невежливо!
Я: Хорошо.
Голос: Что хорошего?
Я: Зябко. А у тебя?
Голос: Что ты хотел услышать, когда по проводам – звенящая тишина!
Я: Кац!!!
Голос (нараспев): Ё-хо-хо, если есть бутылка кубинского рома! Не медли – пей!
В узком непостоянстве пространства между халатом и моей спиной проструила тонкая струйка пота. В трубке никого не стало. И я оставил ее. Мне был знаком этот голос. Доктор Фрейд.
Конечно же, это он разыграл меня.
Многое в эту необычную эзотерическую ночь погрузилось во тьму, вне всякого сомнения и страха, встало с ног на голову и почувствовало облегчение, закрыло глаза и увидело спокойный радужный свет.
Прозорливые фигурки носились по дворам с фонарями-фарами в руках. «Ремонтная служба «Ленэнерго», - подумал я. Внезапно два силуэта столкнулись. Их пластмассовые каски отчетливо издали «чок!»
Первый силуэт громко сказал:
- Ой, елки-палки, ничего не могу понять, что здесь приключилось и куда все девалось!
- Говорят, трансформатор полетел и еще что-то там, на центральной подстанции - искаженным болью голосом произнес второй.
- Всю ночь, наверное, теперь провозимся! – загрустил первый.
Бесполезно свисали погасшие эдектролампочки, молчал телевизор и радиоточка, куда-то девалась в кранах горячая и холодная вода… и т.д. Телефон не подавал признаков жизни. Как Фрейд смог мне позвонить – оставалось загадкой. Как я, вообще, понял, что кто-то мне звонит – тоже!
Подойдя к компьютеру, я вдруг осознал, что я не мог его включать и заходить на какой-либо сайт и, тем более, смотреть и слушать видео «Чод» от Ани Дролма, по той простой причине, что уже долгое время нет электричества. «Странные дела! А я ведь точно помню, что наслаждался пением монахини из Непала, буквально десять минут назад!» - про себя изумлялся я. Казалось, я даже помнил отдельные слова и тональные переходы из увиденной и услышанной по средствам интернета духовной практики. Да, всё произошедшее вокруг и со мной лично – было достаточно странно и расплывчато для ума, наверно, правильнее сказать, для нетренированного и неподготовленного ума.
Что казалось, а что нет? И казалось ли вообще? Или все только казалось и не более? Мой ум, по-детски играющий в чехарду с лавиной мыслей, отказывался отвечать на данные вопросы. Эта туманная ночь, совершенно стерла всякие границы и различия. Привыкший к суете ум, потеряв свои жизнеутверждающие опоры, слепленные из мириад человеческих вещей и обстоятельств, – больше не мог адекватно функционировать, его логическим построениям было не за что зацепиться.
Этот ум с самого начала был воспитан в духе и сопряжен с духом потребительской модели существования человека. Поэтому его нельзя винить за то, что в атмосфере невозможности различать, фиксировать и приобретать, он утратил стандартную способность к логическому анализу происходящего, (да еще, к тому же такого происходящего, которое, исходя из критериев им почитаемого прагматического я, таковым и назвать нельзя) и превратился в недееспособное сумасшедшее существо, блуждающее в кромешной тьме недоступных ему субстанций.
Лишь ум тренированный и обузданный, не имеющий каких-либо привязанностей к чему-либо, потому безмятежный и устойчивый, способен безошибочно отметать иллюзорность, выдающую себя за истинную реальность. Такой невозмутимый ум читает мироздание в подлиннике, потому что в нем отсутствуют всякие условия для зарождения личного я, во власти которого мы сами неизбежно творим обман, затем возводим его в ранг правды, и этой «правде» самозабвенно служим, не догадываясь о ее принципиальной фальши. Оригинальная природа бытия недоступна для ума порабощенного эгоцентризмом, возникшим в ответ на банальное заблуждение, связанное с верой в исключительную значимость вещей и весомость явлений, а также непреодолимую необходимость безраздельного обладания ими. Для ума, я – то же, что наркомания, любая вещь – то же, что наркотик!
Если же ум обуздан, спокоен и свободен от необходимости за что-то цепляться, он способен к целенаправленной работе независимо от паутин логических построений. Такой ум, находящийся в абсолютной свободе и незамутненности восприятия то, что в контексте иллюзорного существования представляется как безумие, ложь и блуждание во тьме, способен, отметая омраченность, открывать, как истинный прорыв к постижению алмазной чистоты среди ясных полей бесконечного света.
Я думаю, вся парадоксальность происходящего со мной этой ночью, есть следствие нетренированности и беспокойности моего ума, его неспособности видеть неопосредованно и необусловлено!
Как только мой ум фиксирован на чем-либо – он живет по законам я: один мираж сменяет другой, нет электричества и еще бог знает чего. Как только мой ум снимается с якорей, в проводах появляется электрический ток, открывается нужный сайт и я слышу прекрасную музыку. Покой и концентрация отсекают всякую двойственность, и вот я уже – сама музыка, мы неделимы, мы – одно и тоже, и такими мы были всегда, независимо от погоды или времени суток, от off- или on-line.
И так, волшебная ночь, морозный туман, звенящая тишина. Кац!!!
СПб, Январь, 2010 г.