Глава 1. Начало.
- Я вынужден сообщить вам крайне неприятную весть, Злата. И я бы хотел настаивать на присутствие вашей матушки при этом разговоре, - врач избегал смотреть мне в глаза и я понимала, что новости явно не из хороших. Более того, похоже, мои дела настолько плохи, что он спешит поставить родителя в известность, тем самым снимая с себя ответственность. Вспоминая мать, ее измученное выражение глаз, у меня родилось желание оградить ее от очередного шокирующего известия.
- Аркадий Петрович, вы же знаете ситуацию в нашей семье, - голос предательски дрогнул и мне пришлось выждать паузу, а затем продолжить, - мой отец погиб всего полгода назад и мама до сих пор не может прийти в себя. Прошу вас, скажите сначала мне, а затем дайте возможность решить, стоит говорить матери об этом или нет, - видя, что врач хочет возразить, я поспешила напомнить про мои официальные права, - я ведь уже совершеннолетняя и в праве сама решать, как поступать.
Мужчина долго молчал, глядя на меня поверх очков и нервно теребя в пальцах ручку, привезенную им из-за границы около трех лет назад. Светлое дерево испещрено выжженными узорами по всей длине, к концу она становилась шире и смутно напоминала скальпель. Заметив мой взгляд, врач убрал ручку и, нервно сняв очки, стал протирать стекла платком. Было очевидно, что он пытается оттянуть момент. Если бы он знал, чего стоит мне сидеть с беспристрастным видом и ждать. Наконец, протирать и так чистые очки стало нелепым и Аркадий Петрович, водрузив их обратно на переносицу, выпалил на одном дыхании:
- У вас рак сердца, Злата. К сожалению, на первых стадиях мы не могли его выявить, он проявился на последней стадии. Вам осталось меньше года, при условии, что вы будете регулярно употреблять назначенные мною лекарства. Они продлят вам жизнь. Иначе, вы не протяните и шести месяцев.
Вот так. Значит, мне осталось совсем немного и я ничего не могу с этим поделать. В кабинете повисла тишина. Что-то напрягло мой слух. Словно чьи-то тихие шаги. Подняв голову, я увидела на стене старые часы. Секундная стрелка неумолимо бежала вперед, убавляя мне жизнь и осведомляя об этом характерным звуком. Похоже, мне придется выбросить из дома все часы, заменив их электронными. Иначе я просто сойду с ума, глядя как истекает срок моей жизни. Создается смутное ощущение, что часы как живые и отныне стали моим личным палачом, который просто ждет своей очереди. Почему-то я уверена, что когда я буду умирать их тиканье будет мне сопровождающей музыкой. Последней музыкой, которую я услышу на этом свете. Как обидно, я ведь прожила совсем немного. Каких-то 18 лет, а уже совсем скоро мое тело примет земля и послужит ему последним пристанищем. Жизнь крайне не справедлива к моей семье: всего 5 месяцев назад погиб отец в аварии, оставив мать одну с двумя детьми. Моя бедная мама пролежала полтора месяца в больнице с инфарктом, и только наличие двух детей заставило ее вернуться к жизни. Я надеялась, что смогу вскоре пойти работать и так помочь матери, а в итоге, я стану еще одним ударом. В дверь постучали и, спустя миг, молоденькая медсестра робко заглянула в комнату.
- Аркадий Петрович! Простите, но больные ждут очереди и начинают роптать.
- Иди, Оксана, через 10 минут я закончу и смогу принять нового пациента.
Девушка исчезла за дверью, а я взглянула на часы вновь и вздрогнула, увидев, что просидела в молчании больше двадцати минут:
- Простите, я немного задумалась, - слова прозвучали, словно скуление щенка и мне стало противно, - я прошу вас не говорить ничего моей матери. Лекарства я обязуюсь принимать, как вы скажите. Но мой диагноз прошу оставить в тайне и надеюсь, что вы отнесетесь к моей просьбе с должным пониманием.
Мужчина со вздохом встал и, подойдя ко мне, положил руки на мои плечи.
- Злата, я сказал все, что должен был сказать врач и теперь хочу сказать , как твой сосед и, надеюсь, твой старый друг. Девочка моя, ты берешь непомерную ношу, оставляя свою болезнь втайне от окружающих. Ты понимаешь, как тяжело тебе будет? Это же более, чем невыносимо. Тебе нужен кто-то, кто сможет подставить тебе плечо в критический момент. Злата, я понимаю, ты не хочешь расстраивать мать, но подумай о себе…
- У меня нет права думать о себе, дядя Кеша, -дышать стало легче от того, что есть тот, кто разделяет мой диагноз и поддерживает меня; тяжелые ладони врача напротив придали ощущение легкости, - мама недавно оправилась от инфаркта. Вы же знаете, что будет, если я скажу ей. Я умру все равно, но если умрет и мать? Что будет с Даней? Он еще совсем ребенок и я не могу отнимать у него то, что было у меня. Я не позволю расти ему в детдоме. Прошу вас, не говорите матери… к тому же, вы мой друг и вы знаете. Поэтому мне не так тяжело.
По моему затылку скользнула горячая ладонь, а в следующий миг сухие губы затронули висок. Подобная нежность, не характерная для бывалого хирурга, настолько поразила меня, что нервы не выдержали, и я почувствовала, как на глаза навернулись слезы. Мужчина отстранился от меня и, подойдя к столу, пододвинул в мою сторону небольшой листок.
- Я обещаю, Злата. Здесь список лекарств. А теперь иди, у меня прием.
Лист словно обжег пальцы, и я поспешила уйти. Едва дверь закрылась, как раздалось громовое «следующий» и очередной пациент зашел в кабинет, послуживший мне комнатой для вынесения приговора. Итак, отсчет пошел…
Спустя неделю
Настойчивый звон будильника прервал очередной кошмар, и я рывком села на кровати, привычным жестом прерывая мучения часов. Пять утра. Теперь мой день начинается именно во столько. Я спешу жить, пока есть время, а у меня его, увы, меньше шести месяцев. Встав, раздвинула шторы и взглянула на еще спящие дома. Люди не торопятся жить, у них нет ограничения по времени. Глаза вновь болели от ночных слез, а я все никак не могу взять себя в руки. Это просто мой эгоизм, пожирающий изнутри, и непреодолимое чувство страха перед смертью. Нет, умирать я не боюсь – мне страшно понимать, что больше жить я уже не буду. Как обидно. Не увижу брата, не смогу обнять мать, перестану дышать, видеть, ощущать, жить… раздался звон разбитой вазы: в приступе отчаяния, я не смогла удержать себя в руках и вот на полу блестят осколки жертвы моего бессилия. Присев на корточки, стала неторопливо собирать стекло, раня пальцы и в каком-то животном безразличии глядя на проступающую кровь. Неделю назад, вернувшись из больницы домой, я порадовала мать, сказав, что исследование показало стресс из-за гибели отца и как следствие, проблемы с сердцем, которые пройдут спустя некоторое время. Я не могу сказать матери о диагнозе и начинаю подумывать о том, чтобы затем «уехать учиться за границу». Если попросить, то Аркадий Петрович будет периодично отсылать матери письма от моего имени, ну, а затем… не знаю. Как же мне быть?
- Злата, родная, ты опять встала ни свет, ни заря? Ну, зачем? Я бы сама приготовила завтрак, - мама сонная и растрепанная, спустилась по лестнице и привычно поцеловала меня в висок. Опустив газету на колени, я смотрела, как она садится за стол и пододвигает к себе тарелку с гренками. Подумать только, спустя полгода я уже не смогу ощущать запах ее духов, смешанных с кремом, не смогу почувствовать нежные губы на виске. Закрыв глаза, я постаралась взять себя в руки. Спокойно. Не хватало еще разреветься при матери и обеспокоить ее. Она не заслужила таких страданий. Лекарства я не смогу позволить себе купить, они стоят баснословные деньги, которых у нас нет. Да и к чему? Живому трупу они не слишком помогут. В сознание донеслись обрывки фраз матери:
- Злата! Ты слышишь меня? Тебе плохо? – обеспокоенная мать опустила вилку и напряженно вглядывалась в выражение моего лица.
– Извини, мам, я задумалась о сегодняшней прогулке со Стелой. Ты что-то говорила? – я привычно улыбнулась, сворачивая газету.
– Понятно, - мать с облегчением вздохнула и открыла банку с джемом, - тебе звонил вчера какой-то мужчина из какого-то частного агентства «Симфония». Он оставил свой номер и попросил, чтобы ты перезвонила ему. Он представился Мефодием Афанасьевичем, сказал, что по поводу твоего резюме на поступление в институт. Думаю, стоит позвонить. На холодильнике лежит листок с номером, мне кажется, что это хороший шанс.
– Хорошо, мам. Я позвоню после десяти, - какое значение имеет институт, если мне скоро понадобятся ритуальные услуги, - а когда Даня от бабушки вернется?
- Через неделю, милая. Я пока не готова к ответам на его вопросы, - мать выдавила жалкую улыбку и, поблагодарив за завтрак, ушла собираться на работу.
По телевизору шла какая-то странная передача про способности людей видеть невидимое для других. Экран показывал серьезные лица уже больше часа, но я поняла лишь то, что, ни один из участников программы не верит в способности остальных и только себя считает «настоящим». Я не верю в подобные басни и сейчас сама не понимаю, почему смотрю этот бред. Трачу впустую жизнь, которой практически не осталось. Внезапно поднявшаяся волна раздражения заставила меня выключить «голубой ящик» и отправиться на кухню в поиске чего-нибудь съестного. Захотелось почувствовать вкус еды, ощутить сам процесс. Мимо настенных часов я не прошла, а пробежала. Этих старинных монстров я не смогла выбросить: они были куплены отцом сразу после их свадьбы с мамой, и мать просто не позволила бы их выбросить. Теперь эти часы с ужасающим звуком оповестили меня, что полдня я уже потеряла. Изъяв из холодильника стакан йогурта, я уж было собралась сделать марш-бросок мимо настенных палачей, как заметила на дверцы стикер с номером телефона и надписью «Мефодий Афанасьевич. Симфония». Отставив йогурт, присела на край стола и, взяв трубку радиотелефона, почти автоматом набрала номер. Минуты три мои уши наслаждались монотонными гудками. Мое терпение уже было на исходе, как в трубке прозвучало бархатистым баритоном «алло». Воображение мгновенно нарисовало статного, высокого мужчину в стильном костюме и узких очках. Тряхнув головой, постаралась выкинуть из головы спонтанную картинку и, кашлянув, постаралась, чтобы голос звучал твердо:
- Мефодий Афанасьевич?
- Верно. Кому я понадобился?
- Это Злата Кортман. Вы звонили моей матери и говорили что-то про поступление…, - мое намерение вежливо отказаться от предложения было прервано короткой и четкой речью собеседника.
- Это нечто более значимое, чем учеба, Злата. Тем более в вашей ситуации. Давайте через час встретимся в ресторане «Афродита». Уверяю, что мое предложение является той спасительной соломинкой, которую вы так ищите последнюю неделю.
Пальцы судорожно сжали трубку, а в ушах глухо отдало сердце. Что значит «в вашей ситуации»? о какой соломинке он говорит? Гудки в телефонной мембране заставили вздрогнуть. Похоже этот человек очень самоуверен и привык к власти. В его тоне не слышалось приказа, но было понятно, что он нисколько не сомневается в том, что я приду. Положив трубку на место, помассировала переносицу. Спустя неделю после новости о моем диагнозе, известной лишь мне и врачу, звонит некто, кто делает предложение, являющееся, по его мнению, соломинкой для меня. Может это какой-нибудь врач, решивший получить после моей смерти мои органы на перепродажу? Вполне возможно, учитывая актуальность этой темы, но название организации «Симфония» сильно смущает. Что-то не то, этот мужчина вряд ли бы столь категорично был уверен в моем согласии, будь оно так. Не всякий захочет продать свои внутренности, пусть и зная, что умрет. Решение пришло моментально, и спустя минут двадцать я уже смотрела в окно автобуса, разглядывая мелькающие пейзажи. За спрос не дают в нос, к тому же, рассуждая логически, можно и продать свои органы. Аркадий Петрович мог бы их высылать матери деньги по частям от моего имени…