ДВА СТРОЕНЬЯ
Настроя нет и настроенья
писать поэму о мечте –
купить в рассрочку два строенья,
а ЗэКов содержать в Чите.
Да будь бы я миллиардером,
то сделал бы вот так, к примеру –
все тюрьмы бы скупил в стране
никто не должен в них по мне
сидеть. А преступленья века
вершатся властью каждый день.
Опять нам говорят: «Люмень!»
А мы не верим человеку –
он нас обманывает вновь,
произнося набор стихов.
Какие странные улыбки
у всех прохожих на лице.
И утверждения их зыбки.
Печать угрюмства не в конце,
в начале грусти и печали.
Опять стоим мы на причале –
корабль отчалил в новый шторм,
меняет очертанья форм.
Уж не качают волны, снова
во льдах суровости застрял,
утратил беспокойства трал.
И неподвижностью вновь скован.
А шторм не утихает, но,
пока он не идёт на дно.
ЗАКАТНАЯ ЗАРЯ
Печаль забытого Поэта
струится грустью сентября,
где нет тепла и мало света,
закатная висит заря
и зажигает кто-то звёзды,
висят они как будто грозди,
тускнея в утренней заре,
трава стоит вся в серебре,
деревья золотом сверкают,
меняют красочный наряд.
Понять смогу ли я? Навряд
печаль Поэта. Навлекаю
презренье снова на себя –
изгоя – горькая судьба.
Да, нет, конечно же, не плачу,
но полной мерою плачу.
Записываю всё, иначе,
достанется вновь палачу
мои осенние рассветы,
вопросы вечные, ответы,
наверно, заедает быт,
и вход в бесславие открыт.
Вхожу, не видя перспективы,
не ведая, о чём пишу,
в себе желания душу,
не прячу я свои активы
в ненужность этих строк
записанных себе не впрок.
И ЖДЁТ
– А чем не Шариков ваш лидер? –
скажите, Говорухин Стас.
Готовь, готовь в дорогу сидор
под песню старую «Атас».
Вы опустились на колени,
а как же вы друзья хотели.
за то, что предали народ
и поддержали этот сброд
воров и жуликов солидных,
кто с берлусконями тайком
встречаются, зачем, о ком
пекутся? Насквозь души видно –
коррупции застрял в них гвоздь,
и хамства огненная гроздь.
А вы, Хаматова – артистка,
неужто, вы, Чолпан, без глаз?
Приблизились к ворам так близко.
Они не заразят ли вас?
Прислуживать ему вы рады –
вас ждут солидные награды.
Пусть благоденствует ваш фонд.
Но помощь воровская – понт
и принимать... да ваше дело.
Написано где третий срок
занять вождь может? Всё – порок –
начальство наше обнаглело.
Примкнули, на колени став,
нарушив честности устав.
Все Михалковы с властью дружат,
уж так от роду повелось,
вокруг да около всё кружат...
...нет-нет, да им подбросят кость,
они довольны ей, однако.
Хозяину верны собаки –
известно каждому у нас.
Ввиду имею всех я вас,
кто голосует за чекистов,
свершивших вновь переворот.
А вы, заглядывая в рот,
как каждый подхалим, боится
и ждёт свой благосклонный фант,
тем губит собственный талант.
Вот трачу время на прохвостов,
когда его почти что нет.
Вы думаете всё так просто?
Печально-песенный Поэт.
Ему бы съездить. По деревне
пройтись, которой верен.
Он в ней учился, сладко рос
среди красивостей берёз.
Уехал в город суетливый,
живёт изгоем чужаком,
хотя построил там свой дом.
А город пыльно-говорливый.
Деревня милая зовёт,
туда он ездит каждый год.
Идёт тропинкой на кладбище
и ходит тенью меж крестов,
могилу бабушкину ищет
в траве находит средь кустов.
Давно друзей уже не стало
и школу времечко сломало,
забита наглухо в ней дверь,
она одна из всех потерь –
стоит напоминаньем детства,
уехавшего в суету,
осуществлять свою мечту.
Освоив бальные коленца, –
летал до утренней звезды,
чертя небесные бразды.