я увидел ее где-то в лабиринтах метро,
когда сошел с какой-то своей электрички, возвращаясь домой.
она лежала свернувшись калачиком, возле ржавой скамейки и жалобно скулила.
её, знаете, звали таким мужским именем, как Майк.
каждый, кто приходил к ней, в ее сердце, между третьем и четвертым ребром, приносил с собой новое имя, а вместе с ним и новую жизнь.
я просто звал её Ри.
Ри жила на чердаке, среди старых никому не нужных книг и бумаг, обшарпанных стен и дырявой крыши, которая в самый-самый ливень стонала и ревела, безвольно заливая соседей снизу.
я навсегда запомнил, как она искренно так улыбалась своими большими серо-голубыми глазами,
как ребенок, который клянчит сладкую вату в цирке,
без лукавства.
Майки постоянно носила отцовскую белую, хотя нет, уже желтую майку,
с какой-то надписью, той, что давно выцвела и я так и не смог ее разобрать.
Майк как-то ночью познакомила меня с Питером,
тем Питером, что, якобы, Пен,
когда мы гуляли по чужим, одиноким и сонным крышам усталой Москвы.
на самом деле его звали Рик или Том, он и не помнит.
с самого детства "Питер" мечтал долететь до Солнца,
к той, как он утверждает, что приходит к нему каждую ночь, укладывая спать и уходит, где-то под утро, не оставляя записок, следов и инициалов.
Майк говорила, что это всё его признаки шизофрении,
доминирующие ночью.
Ри мечтала о флейте, такой тихой и спокойной, как ветер, свободной и вольной, как птица, как она сама.
я нашел ее где-то в лабиринтах метро, возвращаясь домой с работы.
я бросил Майки,
где-то через месяц на той же платформе.
оставив в ее рюкзаке играющий плеер:
песню NEIL'a YOUNG'a - "heart of gold", на двадцать четвертой секунде,
пепельно-белую майку, с надписью:
"it will be okay. i promise",
деревянную флейту.
и сел в какую-то свою электричку.
"осторожно! двери открываются вовнутрь".