Глава 18. Листья и сон.
Лежал поперёк уступки, меч повис где-то между небом и землей, упираясь в какой-то валун чуть ниже ярусом. Вот история — никак не выберусь. И из истории, и из этой вот позы — колено тянет вниз и один, я тут точно не выпутаюсь. Змея не видно поблизости, и Сэмуель тоже куда-то запропастился. Скотина — оставил одного! Если не дёргаться, можно долго продержаться. Это если распластаться и притвориться моллюском. Змей видно скатился в пропасть. Ещё не омертвевшие останки зеленного змия вбили мои кости в стык между слоёнчатыми камнями.
Ветер не унывая пел песни, расшатывая мои нервы совместно с лезвием качающейся гильотины. Надо выбираться самому что-ли, но пока ума не приложу — как? Можно было бы отцепить ремень, если бы нога так не затекла. И руки мне нужны здесь, чтобы не поволокло при перераспределении веса туда же, куда скатилась останки ползающего гада. Подождал минут десять, но что-то лучше не стало. Без помощи не выбраться. Никак.
-- Сэмуель! Сэмюель! Будь ты не ладен! Ты где? - Сам же нарушаю своё неписанное правило, но что теперь то — жить ужас как хочется, и вроде для этого есть все показания, кроме одного... - Мне не встать без твоей руки, Сэмуель! Я ж не страшней Гас-Лусисто, что ж ты убежал, Сэмюель! Мерзавец!
Так я орал еще час, или около того — когда нечем занять время бежит как-то чересчур медленно. Страшно оставаться одному, и так замёрзнуть находясь всего в шаге от спасения. Или Сэмуель сотворил одну из несмешных шуток, и улетел вслед за полозом? Потихоньку массировал ногу, пытаясь привести её в чувство.
-- Хагич, ты чего это?
-- Помоги!
-- Ты же сказал, что идёшь следом?
-- Да что ты встал, помоги подняться! Вытащи эту железяку!
Сэмуель сообразил, что расспрашивать человека в таком положении не совсем этично, подобрал цепь по одному звену, я тем временем отползал выше.
-- Щас, погодь — я снизу подсоблю.
Убежал куда-то и ноша, привязанная к ноге, вдруг резко полегчала. В два приёма вырвал железо из власти сил гравитации, и разлёгся пытаясь одновременно снять с колена застяжной ремень. Нога онемела и нуждалась в срочной реанимации. Ура — она не сильно омертвела: уже после первых секунд возвратилась чувствительность.
-- Пошли, не время разлеживаться. Нужно цепь снимать, пока костёр не потух.
-- Веленк-а где?
-- Там, пока я разжёг костёр — чтобы она согрелась. Надо идти обратно, вызволять. Цепь так и не смог разбить камнями.
-- Идём. - Усталый вопрос только для себя: почему меня не спасают в первую очередь, даже когда я вроде бы ближе?
Спускались вдвоём держа это странное оружие победы над змеем. Я стал уважать эту вещичку. Не думал, что так скоро она сможет пригодиться. В этот раз от встречи с Гас-Лусисто даже не трясло ни секунды. Наверное попривык. Или так дико устал, что не до радости. И в этот раз меня предупредили. Причём по человечески даже, а не лошадиному.
-- Всё, привал!
Сэмюель не возражал. Та онемелость рук все ещё не прошла. Отдохнуть во что бы то ни стало — только эта мысль возвращалась с каждым витком. Даже костёр не стали разжигать, как я повалился носом в будто-бы мягкую горку круглых булыжников. Рассыпавшаяся с одной стороны куча обнажила ступни какого-то мертвяка. Мне было все равно, чья-то могила — я оставался распластан. Видать меня не скоро что-то сможет напугать, а это чувство надо вернуть. В отсутствии чувства самосохранения, чувство страха было единственным спасением.
-- Пошли!
-- Я хочу спать! - Чувство беспокойства сменилось апатией.
-- Веленк-а замёрзнет! Вставай и пошли — не время валаться.
-- Я не могу пошевелиться. Иди один.
-- Да и чёрт с тобой. Эй, да ты на могилу чью то улегся! Надо бы посмотреть, кто это.
-- Не трогай меня только.
-- Подвинься только, и не трону... Так... Чьё это тело? Да тут этих бугров с десяток будет. Сейчас посмотрю в соседнем... Смёрзлось всё. К чёрту! Вставай, пошли быстрей. Веленк-а почти замёрзла там одна.
Его бормотание меня привело в себя.
-- Все пошли, только железку тащи сам.
-- Не, пошли сейчас вдвоём можно тащить. Быстрей только!
-- Я чувствую себя наипоследней лошадью, которая вот-вот сдохнет. - Вставая, пожаловался на судьбу в ответ.
-- Я забегу вперёд — Веленк-а может замёрзла уже.
-- Давай. - Не зная, как поднять оружие победы, чтобы потихонечку идти. Влачить за собой — ещё хуже.
Сэмюель убежал за скалы, что возвышались слева. Остановился передохнуть, жалея о оставленных санях. Что ж за напасть? Сейчас бы лечь и уснуть. Никогда так не уставал. Немеющими руками взгромоздил на плечо лезвие и косолапо заспешил следом.
Подходя увидел, что Сэмюель пытается растереть бесчувственное тело. Заспешил быстрее.
-- Как она?
-- Только что была в сознании.
Я скинул с себя запревшее верхнее, и оно тут же превратилось в замёрзшую корку — вот это мороз, а я как то не заметил. Укутать не получится. Пока Сэмюель растирал замёрзшие руки Веленк-и, я растирал ей ступни ног. На ощупь ледяные, но потихоньку отогреваются. Бросил верхнюю одежду ближе к огню, что так плохо греет в эту стужу. Белое лицо Веленк-и стало приобретать синеватый оттенок, и теперь приходил розоватый цвет. Видимо её оставили замерзать без обуви и без головного убора. Это была не жертва, а убийство.
Отогревшийся у костра верхнее, укутал к ногам Веленк-и, рукавами завязав узел, продевая их под мышками и завязав их с другой стороны узлом. Цепь вокруг её лодыжки мертвила плоть, как нож впиваясь холодом, хотя и была обтянута кожей сверху: кто-то проявлял трогательную заботу о своих жертвах.
-- Так дальше оставаться нельзя.
-- Разбей цепь, я пока попробую привести её в чувство.
Поискал камни, но вокруг они помёрзли промеж себя. Попытался вырвать один из них за счёт плеча вдетого меча, но никак. Нашёл такие же камни возле цепи, вложил цепь в расщелину, зацепив её концы возле других каменьев, и действуя как ножницами, взрезал ржавую цепочку.
Аккуратно, как ребёнка, Сэмюель взял Веленк-у на руки, и пошёл вперёд. Осмотрев оставляемую поляну, двинулся следом. Остановились у могил. Я разобрал одну, чтобы открыть лицо.
-- Черт! Да это же Пятлик из соседней Буровки. Посмотри ту ещё. - Когда разобрал ещё одну. - Это Жука. - Кивнув головой, чтобы я продолжил. - Это Палас. Все, кто пошёл на службу тёмному властителю. Эти лежат здесь, пожалуй, с осени: там, где их убивали — трава уже пожелтела: не думаю, что это было здесь, тут только деревья прорастают. Тогда же они и ушли от нас в поисках лучшей долей. Да только моя доля куда краше выходит, я теперь думаю.
Пока заваливал булыжниками тела обратно, Сэмюель тщетно пытался привести Веленк-у в чувства.
-- Она тебе невеста?
-- Она мне как сестра. Росли мы вместе. В нашем селе промеж двух дворов никто не венчается. А чем дальше селение, тем выше почёт, и тем больше гостей созывают. Иногда бывает все гуляют, а детвора смотрит, чтобы не было промеж них тёмных — иначе всех гостей взашей посылают.
-- Вы же считай под носом у тёмных живете.
-- Они нас почитают за тёмных, а мы их. У них скверные порядки. Тёмные живут только тем, что мучают светлых. Не будь нас, они бы были бы как в клетке с разъярённым львом. Видно понимают, и не сильно трогают нас. Вот только если кто сам к ним на службу наймётся. Жаль наших, но видать закон здешних краёв таков: раз не стерпели, значит пали их головы зазря.
-- Всем иной раз не можится.
-- Но не для тёмной стороны.
-- Так как определить, что есть тёмное?
-- Неживое если, значит — тёмное. Живое может дать жизнь тёмному, но и тёмное порой имеет власть забрать её. Судьба — одно слово.
-- Не люблю это слово. Покорности как будто кто ждёт. А чьей воле?
-- Воле бога.
-- Про него я в ваших краях очень редко слышу.
-- А не услышишь чаще. Он и так дал нам много, чего у него просить более? И судьбу дал тем, кто нуждается в утешении, и волю тем — кто не нуждается более в этом, красотой и любовью наполнил весь мир вокруг — да только не оставил её на поругание невежам и праздным. Но ты и без того все это ведаешь?
-- Прям как по писанному говоришь.
-- Говорю потому, о чем думаю. И это мои мысли. Но здесь не принято так, потому как не знаешь порой, что за человек рядом. А испытанный в беде, что брат — почему ж не рассказать?
-- Получается, не будь беды, ты бы никогда не стал делиться мыслями с пришлым. Наверно потому здесь проруха — званный гость, а добрые люди обходят вас стороной.
-- Прости, но иначе здесь нельзя. Таков этот мир.
-- Так не мне тебя прощать. Ты прости: не знаю я вашего мира, и знать не хочу. Вот только дойдем до села, я пойду в обратную дорогу собираться.
-- А каков мир тебе приходится домом родным?
-- Не знаю где, но точно есть такой, коли я оттуда.
-- Наверно это светлый мир?...
Этот вопрос я оставил без внимания, задумавшись над собственным ответом.