Рита с досадой рассматривала свое отражение. Зеркало в ванной освещалось сразу тремя плафонами. В ярком свете отчетливо проступали и куриные лапки вокруг глаз, и носогубные складки, и поникшие уголки губ, и седые волоски у самых корней обесцвеченных волос. А ведь ей чуть за тридцать.
В конце концов, плевала бы она на внешность, если бы не предстоящая встреча одноклассников. Давно они не собирались, хотя она и обзванивала девчонок периодически, предлагала организовать кафе. Да что угодно готова была организовать – хоть в своей однушке столы накрыть и принять гостей, лишь бы увидеть его. Васю.
Сколько лет прошло, а она до сих пор помнит ту сказочную ночь. Верке Петуховой исполнилось шестнадцать, и по такому случаю весь класс завалился в садовое товарищество «Рассвет», на дачу к её родителям. Отдыхающим досталось две комнаты, летняя кухня и узкая полоска речного берега прямо напротив крыльца со скрипучими ступеньками. Можно было жечь костер, печь картошку, а когда на узкую илистую речушку, садовые домики и вылизанные огороды навалилась темнота, целоваться, замирая от счастья.
Да, это была самая счастливая ночь в Риткиной жизни. Тогда она этого не знала, думала, что все самое лучшее – впереди. Однако же, на поцелуях все и закончилось.
Напрасно она ждала продолжения, а отчаявшись, писала полные романтики и страсти письма (правда, она их не отсылала, тут же и рвала в клочки). Василий уже увлекся другой. Другая училась не с ними, а в ПТУ. Профессионально-техническом училище. Так тогда именовалась кузница кадров. Из соперницы ковали швею-мотористку, донесла разведка. Вместе с разведчицей, подругой Натахой, ездили они к училищу, выслеживать удачливую швею Оксану.
- И что он в ней нашел? – злым шепотом недоумевала Ритка, разглядывая маленькую, хрупкую девушку со светлыми кудряшками.
- Ноги как спички, - шипела замерзшая Наташка.
- Вот бы переломать!
- Замётано!
Били Оксану жестоко. Для верности взяли еще двух девчонок с Наташкиного двора, постарше. Где уж этому задохлику выстоять против четырех здоровых девок. На прощанье наказали и близко не приближаться к чужим парням, имея в виду, конечно же, Василия. А эта гадина мало что не послушалась, еще и настучала родителям. Родители побежали в милицию. Ничего смертельного не случилось, но переполох поднялся. И дома, и в школе. На учет поставили в детской комнате милиции.
Припугнули колонией и благоразумие победило страсть. Второй раз бить соперницу Ритка не решилась. Не смотря на то, что Василий продолжал с той встречаться, предварительно наорав на влюбленную. На глазах у всего класса наорал. Прямо в коридоре, на перемене.
После этого Ритку переклинило. Она ожесточилась и решила во чтобы то ни стало добиться своего. Вначале она уверовала. Разыскала у бабушки старенький молитвенник, выучила молитву покороче да полегче и начала совершать обряд поклонения с целью вымолить себе желаемое.
«Отче наш, иже еси на небеси…» - бубнила она с жаром, стоя на коленях у себя в комнате и обратившись к окну. За окном, за низким скучным небом по её разумению скрывался Тот, кто мог сотворить чудо и вернуть утерянную любовь. Она читала молитву по сто раз кряду, усердно прикладываясь лбом к полу, но это не помогло. Как раз к концу последнего учебного года, тщедушная швея забеременела, и Василий на ней женился. По справке.
Такой несправедливости она не ожидала. Какой-то, прости Господи, и Ваську и ребенка, а ей, отбивающей поклоны по сто раз на дню, шиш с маслом?
Рита поняла – молитвой счастья не выбьешь. И разочаровалась в вере.
Поступать она никуда не стала – какой смысл в дипломах, если они не приближают к заветной мечте? Мать пристроила к себе на завод, в бухгалтерию. Сиди себе на окладе, бумажки перебирай. Чаи гоняй в перерыве. В бухгалтерии трудилась Тонька. На три года всего постарше, а опытная, не чета Ритке. И парней у неё уже было вагон, и меняла она их как перчатки. То на одной машине на ней заезжают, то на другой. А посмотреть не на что. Скуластая, губы узкие, глаза злые. Ноги красивые, ну так не в ногах же счастье.
- Мужики, они любят баб стервозных, Ритка, - со знанием дела вещала коллега. Они сидели в кафе, недалеко от работы. Тихое место, народу мало, рябина на коньяке и мороженное - что еще нужно для задушевного разговора.
- А у меня вот не выходит ничего с мужиками, - горестно вздохнула Маргарита, гоняя тающий шарик по тарелочке.
- Ну, так выйдет еще, какие твои годы.
- Не выйдет. Упустила я свою любовь. У него жена.
- Жена – не стена, подвинуть можно.
- Да как подвинуть, когда он на меня и не смотрит. Да я его и не вижу теперь. Как после школы разлетелись все в разные стороны, так и не вижу больше.
- «На тебе сошелся клином белый свет», - фальшиво провыла Тонька и, хохотнув, хлебнула рябиновой настойки.
- Да! Да, на нем сошелся свет клином! Я его люблю. Мне без него не жить, - полезла в бутылку Ритка.
Она и правда верила, что это и есть любовь. Когда от поцелуев кружится голова и перехватывает дыхание. Ей и в голову не приходило, что если бы на Васькином месте оказался другой, реакция её молодого тела могла бы быть точно такой же. Каждый раз, ложась в постель и закрывая глаза, она мысленно возвращалась в тот чудный вечер, к берегу ленивой речушки, затянутой ряской, к костру, бросающему свет на серые глаза, нос в веснушках и упрямые вихры. Потом костер погас, и еще громче зазвенели сверчки, горячие руки шарили у неё под свитером, а губы Василия жадно приникали к её губам и язык его яростно извивался у неё во рту. Сердце замирало, а с ним и все тело, а следом что-то сладко обрывалось внизу живота. Никогда раньше она не испытывала такого блаженства. Что это, если не любовь? Нет, эта дура Тонька, видимо, и понятия не имела о любви, перебирая кавалеров. Однако, женская солидарность, подогретая рябиной на коньяке, разбудила добрые чувства и желание помочь даже в стервозной Антонине.
- Любишь, так борись! – решительно заявила она и даже пристукнула кулачком по столику, так что звякнула чайная ложка в тарелке.
- Как бороться? Легко тебе говорить, - надулась Рита.
- Как, как… фотография есть у тебя его?
- А тебе зачем?
- У меня соседка есть, Чума. Так зовут её все – Чума. Она не в себе немножко. Ну и выглядит, сама понимаешь. Чума, короче.
Тонька захмелела и начала раздражать.
- Да я поняла про Чуму, - перебила Ритка с досадой, - дальше давай, не тормози.
- Она заговаривает по фотке. Присуху делает. Хрен знает, чего еще – от заикания и грыжи тоже, вроде, лечит. Народ к ней валом валит. Вечно во дворе какие-то тётки ошиваются. Очереди ждут на лавочке, обсуждают. Однажды подрались! Мужики их разнимали. Смеху было! Одна пришла любовника привораживать, а другая – мужа вернуть. Ну а Чуме-то один чёрт – что привораживать, что отвораживать. Ну, вот они и сидели, ждали очереди, разговорились, да и разодрались. Та, которая жена, той, которая любовница, как начала космы драть – мы угорали!
- Завтра я тебе его фотографию принесу, - торопливо проговорила Рита.
Раз народ к этой чумовой соседке ходит, значит не зря, смекнула она. И душа её воспрянула, и надежды, было увядшие, расцвели с новой силой.
Фотография раба божьего Василия, вырезанная из школьного альбома, на следующий же день перекочевала в лакированную сумочку Антонины. Туда же отправились новенькие хрустящие рублики. За бесплатно никто чудес творить не будет.
И чудо не замедлило случиться. Буквально через полгода, на даче у все той же Петуховой состоялась встреча одноклассников. Ритка бежала с электрички, предвкушая долгожданную встречу. Из русоволосой она превратилась в жгучую блондинку. К белым волосам ярко-красный джемпер с надписью Ferrari подходил как нельзя лучше. Джинсовая юбка (добытая через Тоньку за бешеные деньги) застегивалась на клепки по всей длине. Ими Рита гордилась больше всего. Фирма, сразу видать. На вокзале к ней несколько раз подкатили с предложениями познакомиться. Это подкрепило уверенность в победе. Она уже не та замухрышка в брючках чебоксарской трикотажной фабрики, какой её помнит Вася. Мимо такой красотки не пройдешь.
И Васька клюнул. После тостов и возлияний начались танцы. Он захмелел и его без труда удалось вытащить в круг танцующих. Маргарита жалась к нему грудью и чувствовала себя победительницей. Он пьяно улыбнулся, стало ясно – дело на мази. Она набралась храбрости и когда все стали расходиться, предложила встретиться на неделе. Василий соглашался, кивал, но в назначенный день и час, возле входа в Детский мир, где была запланирована встреча, не появился. Ритка побродила по отделам с нарядными детскими вещичками, и ей стало еще обиднее. Счастливые пары покупали своим малышам обновки и игрушки. В толчее и гомоне она почувствовала себя никому не нужной, несчастной и ущербной. Выпив молочного коктейля за одноногим столиком, она сердито пошла прочь.
- Девушка! Девушка! – её догонял симпатичный молодой паренек, - вашей маме зять не нужен?
- Да пошел ты! – бросила в сердцах. И выскочила прямо под холодный дождь.
Пусть стоят между дверями, пережидают, смеются и болтают. А ей уже все равно. Дождь ли, снег. Хоть трава не расцветай. Жизнь не удалась.
Однако, жизнь, хоть и неудавшаяся, шла своим чередом. Антонина познакомила её со своим братом. Удивительно, как от одной матери рождаются порой совершенно разные люди. Алексей был полной Тонькиной противоположностью, даже внешне. Губы у него были полные и мягкие. Щеки нежные, как у девушки, и так же легко, как девица на выданье, заливался он румянцем. Маргарите к тому времени исполнилось уже ни много, ни мало – двадцать один год. Уже перед соседями становилось неудобно. В родне поползли пересуды и смешки. Засиделась в девках, не берут Ритку замуж. Мать переживала и с завистью рассказывала, что вот у той-то и той-то родился младенчик. Мечтала о внуках. Хотя бы об одной внученьке. Сладкой девочке с беленькими волосиками, как у Ритуськи в детстве. С глазками голубенькими. На ручках перевязочки. Уж она бы её нянчила. Риточка бы её и не увидела.
- Мама, я слышала уже сто раз про это, - теряла терпение дочка.
- Ну и в сто первый послушаешь! – с матери враз слетала вся приторность.
Ритке и самой было ясно, что пора, как все люди рядиться в фату и белое платье, надевать на палец кольцо и становиться замужней женщиной. Поэтому она без колебаний соблазнила румяного Алешку и, вскорости, объявила ему, что беременна. Он, было, подивился, что так скоро все случилось, но удивление растаяло под навалившимся счастьем. Ему всегда нравилась высокая, грудастая подружка сестры, он перед ней робел и даже и не мечтал о таком подарке судьбы.
Тем более что и некогда удивляться, если готовишься к свадьбе на пятьдесят человек.
Беременность оказалась ошибкой, но это уже были мелочи. Через пару месяцев Рита забеременела по-настоящему. Алексей стал отцом, а Риткина мама – бабушкой. Жаль, что не внучка родилась, а внучек, но она и ему была безумно рада. Всё её существование отныне получило новый смысл. И смысл этот звался Стасиком. Странно, но с той же страстью, с которой бабушка обожала внука, она презирала и третировала его отца.
Жили молодые у тещи, в деревянной постройке, принадлежащей заводу, на котором трудились обе женщины.
Лёша в налаженный быт не вписался, чувствовал себя чужим и оттого, стал еще тише и скромнее. А потом как-то незаметно стал попивать после работы. Домой приходил пьяненьким, чем еще больше бесил свою вторую маму.
Едва он, поклевав чего Бог послал, садился у телевизора, как плечистая, кряжистая бабуля с внуком на руках, подлетала, переключала канал и удалялась, сияя ехидной улыбкой. Зачем ей это было нужно, так никто и не понял, но Алексей протестовать боялся. От этого он становился Ритке еще противнее. Она и так уже с трудом терпела его слюнявые губы на своем теле, вялые толчки с последующей разрядкой под тонкие всхлипывания, а его бесхребетность отвращала её еще больше.
Спасал Василий.
Незримым ангелом парил он над спиной кряхтящего супруга и вспоминания о нем помогали отвлечься. Маргарита закрывала глаза и представляла, что это Вася мягко и нежно входит в неё и бьется в любовном экстазе. Оргазма получить не удавалось, но отдавать супружеский долг помогало.
До тех пор, пока пьянство супруга не обернулось энурезом. Проснувшись на мокрых простынях, несчастная женщина не смогла сдержать возмущения. От гневных возгласов проснулся Стасик и зазвенел тревожным бубенчиком. Для бабушки бубенчик прозвучал набатом. Она выхватила ребенка из кроватки (внук с самого рождения спал в её комнате) и как была, в ночнушке, еле прикрывающей тяжелые груди, побежала вершить суд.
Подсудимого приговорили к выселению. Приговор привели в исполнение на следующее утро, обязав к выплате алиментов до исполнения Станиславу Алексеевичу восемнадцати лет.
Рита вздохнула с облегчением. А тут и очередная встреча одноклассников случилась.
По такому случаю следовало принарядиться. Маргарита отправилась на местный рынок.
Пробежав через лабаз и надышавшись терпким запахом парного мяса, налюбовавшись на румяных молочниц в белоснежных фартуках, на златозубых гостей с юга и их ароматные дары, она заглянула к торгующим травяными сборами. Стасика мучил кашель.
На деревянных прилавках красовались пучки золотистого шалфея, голубыми колючками топорщился чертогон, источала горьковатый запах серебристая полынь. Но Ритке не нужно было ни то, ни другое, ни третье.
Она разглядывала запаянные пластиковые пакетики с набором сушеных трав и вложенными бумажками – «от живота», «от головы», «от печени».
Двигаясь вдоль прилавков, нашла искомое – «от кашля». Подняв глаза на продавца, увидела маленького, сухонького старичка с головой покрытой легким серебряным пухом, впалыми щеками, бесцветными глазами и хрящеватым носом.
Открыв беззубый рот, старик расплылся в улыбке и неожиданно хищно зыркнул в вырез Риткиного платья. Она резко выпрямилась, поправила платье на груди и отчего-то покраснела.
- Что ищешь, красавица? – ласково прошамкал старец.
Рита взяла в руки пакетик
- Да вот, уже нашла. Сколько с меня?
- А сколько не жаль?
- Ну, нет, вы скажите цену.
- Да я прямо и не знаю, сколько с такой красавицы запросить, - заюлил старичок. – А что это кольца не видать на тебе? Неужто не замужем до сей поры?
Ритка смешалась еще больше. Старик оказывал на неё какое-то странное действие. И тянуло к нему, хотелось тут же рассказать и про жизнь свою несчастливую с Алешкой, а заодно про любовь всей жизни, и в то же время чем-то этот тип отталкивал.
- Ходила я замуж, да развелась.
- Как же это? Как же он бросил такую женщину?
Старик плотоядно осмотрел Риткины выпуклости и сглотнул, дернув острым кадыком на морщинистой шее.
- Сама выгнала, - откровенничала Маргарита, удивляясь сама себе.
- А чего так?
- Пил он.
- Большое дело. Кто сейчас не пьет, - недоверчиво хмыкнул собеседник.
- Прав ты, дедушка. Не любила я его никогда.
Помолчав, добавила
- Другого я люблю всю жизнь.
Старик заметно оживился.
- А он что?
- А он ничего.
- Так ты его приворожи!
Ритка вспомнила Чуму и уплывшие безрезультатно рублики и махнула рукой
- Да ну, не верю я ни в какую ворожбу. Ворожили мне уже… да все напрасно.
- Чужими руками хотела жар загрести? – подмигнул бесцветный глаз. – Надо самой, самой заговор читать. С утра, как проснешься и на ночь. Да всю душу в этот заговор вкладывать, вот тогда и толк будет.
- Да где ж я этот заговор найду?
- А чего его искать. Вот у меня – каких хочешь. По пятнадцать рублев за штучку.
Дед вытащил из под прилавка пачку аккуратно исписанных листочков.
- Сколько? – Ритка подумала, дед шутит. Такую цену ломить за какой-то листочек.
- Пятнадцать рублей, - внятно произнес старик и рассердился. – Денег жалко? Да рази ж это любовь?! Когда любовь и жизни всей не жалко, не только что денег!
- Так если бы знать, что поможет.
- Как же не поможет? Ты знаешь, откуда эти заговоры взялись? – голос понизился до шепота. – Эти заговоры из поколения в поколение передавались в моем роду! А род возьми, да оборвись, не народилось девок, а мне несподручно. Я ж не баба, - дедок сокрушенно затряс головой. – Некому передать мастерство! Вот я и предлагаю веками испробованное, настоящее, первосортное колдовство и магию, да не кому попало, а только тем, на кого глаз ляжет.
Маргарита более не сомневалась. Отсчитав пятнадцать рублей, она вспомнила про травяной сбор
- А сколько ж за травку?
- Да ладно, так бери, хорошим людям не жалко. Да не забудь – заговор читать с утра и на ночь! Кажный божий день!
О нарядах Рита и думать забыла. Зачем ей наряды, когда у неё в руках такая силища! Прямиком отправилась домой, а когда отдала ворчащей по обыкновению матери грудной сбор и заперлась в своей комнате, развернула листочек.
«Вельзевул древний, дай мне перстень ключ открыть дверь, где лежит страшный зверь», - прочитала она, и показалось, будто в затылок дунуло ледяным дыханием. Обернулась с осторожностью, никого не увидела.
Боязно, а отступать не хочется. Василий почти что в руках. Да и деньги уплочены. Набрала в грудь воздуху побольше и зашептала дальше.
Васька, однако, на встречу не пришел. Сказали, заболел он сильно. Чем заболел, узнать не удалось. Хорошо хоть нарядов не купила. Даже порадовалась про себя, денег напрасно не потратила. Но и огорчилась, конечно. Такой шанс упустила. Когда еще в другой раз получится встретиться лицом к лицу, неизвестно. Народ переженился, обзавелся детьми, трудно стало молодых родителей на посиделки вытаскивать.
А заговор проверить охота – действует он, нет ли. Тут и случай подвернулся.
Бабы на заводе судачили, что начальник отдела снабжения любовнице своей отдельную квартиру выбил окольными путями. Кто завидовал, кто головой качал – стоишь на очереди годами, да все впустую, а жилье уходит начальству да его шалавам.
Маргарита себя шалавой не считала, но квартиру отдельную, да с ванной и горячей водой ей хотелось. Поэтому, недолго думая, начала твердить заученный наизусть заговор не два раза в день, а четыре. Дважды на Васеньку, дважды на Фому Егорыча, снабженца. Староват, он, конечно был для Ритки, но ведь старый конь борозды не портит. К тому же крепенький, как боровичок, лысоватый Фома славился легкостью характера, шуткой, да прибауткой, а главное - щедростью.
Словом, душевные его качества вполне компенсировали недостатки внешности, поэтому, выходя из проходной и оступившись, Рита смело повалилась прямо на оказавшегося рядом Егорыча. Он её подхватил, заулыбался, пошутил, что легка она как пушинка и так же мягка, и предложил довезти до дома на служебной машине. Так и катались они, пока у Риты не появилась заветная квартира. А уж в ней-то, конечно, удобнее встречаться с молодой одинокой любовницей. Стасик остался с бабушкой, что и неудивительно. Маму он видел по выходным, когда она наезжала забивать холодильник дефицитными сервелатом и стерлядкой. Бабушка радовалась, как ребенок, и веселилась от души, слушая рассказы про то, как незадачливый Егорыч, поглядев в пустой холодильник, тащил новой снеди, не ведая, что содержимое холодильника прячется на балконе.
Тонькины напутствия не прошли даром, а главное – заклинание работало. Это было совершенно очевидно. Настолько, что по заводу поползли слухи – заговорили Фому, не иначе. Вначале он осунулся, потом начал стремительно худеть. Из боровичка превратился в желтоватую, бледную поганку. Шутить перестал и частенько хватался за сердце. Потом на него как из мешка посыпались болячки, а закончилось все сахарным диабетом. Говорят, с диабетом, если правильно с ним обращаться, до ста лет дожить можно. Но Фома не дожил. Помаялся несколько лет, да и помер.
И Маргарита вернулась в прежний режим, стала читать заговор дважды в день. На одного Васеньку. Времени у неё стало предостаточно. Одинокой женщине трудно ли чистоту в квартире поддерживать. Да и сготовить на себя одну дело плевоё. Рита пристрастилась к чтению. Любила она поваляться, да понежиться в своей уютной, чистой квартире, на клетчатом диванчике, подаренным покойным Егорычем с книжкой в руках. А когда она совершенно случайно вычитала про неизвестную ей доселе визуализацию, она живо нашла ей применение.
Напротив Риткиного дома был гастроном. Она забегала туда частенько и выучила в деталях и его витрину с нарисованными колбасами, и вывеску с вечно мигающей буквой «Г» и фонарь с прилепившейся урной недалеко от входа. Аккурат под фонарем она и рисовала себе Васеньку. Он стоял, дымя сигареткой, а завидев Маргариту, расплывался в улыбке и тянул к ней руки для объятий.
Время от времени она обзванивала одноклассниц и предлагала собраться уже всем классом. Сколько лет прошло, есть о чем посудачить, да и интересно – кого куда кривая вывела. И вот, наконец, спустя столько лет, наметили день встречи. Облюбовали кафе, договорились о закусках и горячем.
Маргарита отошла от зеркала и потянулась за сигаретой. Привычно щелкнула зажигалкой, но та дала вонючую искру и умерла. Чертыхнувшись, пошла на кухню за спичками. Пустой коробок взбесил до невозможности. Темень, слякоть! Вылезать в такую погоду из тепла и уюта совершенно не хотелось. С соседями она не общалась принципиально. Открой им дверь, потом не отвадишь. Её еще покойный Фома научил. А курить хочется. Накинула пальтишко, сунула ноги в боты и пошла.
В гастрономе нетерпеливо кинула монеты на прилавок. Опустила коробку спичек в карман и заторопилась обратно. Выходя, с надеждой уставилась на фонарь. В колпаке света плясала какая-то мокрая взвесь, а внизу разлилась лужа. Василия не было. Визуализация опять не сработала.
Но ничего, скоро увидит его, по любому. И уж тогда…
- Рита, - голос, от которого побежали мурашки по коже, догнал её возле подъезда.
- Васенька!
Худой, постаревший, но все такой же сероглазый, и волос короткий торчком. Как он её нашёл?
- Вася, ты как тут? Как ты меня отыскал?
Схватила за задрогшие руки, потащила в теплый подъезд.
- Да я не искал тебя, сказать по правде, сами ноги привели - он не показывал особенной радости.
- Ну, все равно! Пойдем, пойдем ко мне!
В коридоре смеялась, жалась к нему, помогала снять промокшую куртку.
- Проходи, проходи на кухню, я сейчас чайник поставлю. Курить будешь?
Он мотнул головой отрицательно, тяжело опустился на табуретку, уставился на неё в упор.
А она порхала под его взглядом, возбужденная, предчувствуя скорую близость с тем, о ком мечтала столько лет. Наполнила чайничек, поставила на огонь и уселась напротив. Прикурила, выдула тонкую струйку дыма, улыбнулась
- Ну, рассказывай!
- Чего рассказывать?
- Как жил все эти годы, чем занимаешься, вообще…
- Рита, ты чего ко мне прицепилась, а? – в голосе его прозвучала такая тоска, что стало не по себе.
Она даже растерялась.
- Я? К тебе? Ты о чем?
- Ты знаешь, о чем я.
Маргарита почувствовала себя совершенно сбитой с толку и решила идти ва-банк
- Я люблю тебя, - сказала просто, глядя в глаза.
- Да что ты знаешь о любви? Ты даже мать и дитя своих любить не в состоянии! Ты же потребительница. Сучка, что ищет случки.
Маргариту бросило в жар
- Да как ты смеешь!
Она поднялась из-за стола, не представляя, что сейчас сделает. В ушах звенело, в глазах плыли желтые круги.
Но делать ей ничего не пришлось. Он вышел из-за стола ей навстречу и схватил железной хваткой за горло. Все тело тут же обмякло и она не смогла даже пошевелиться, как отключило. Опомнилась она уже на своем любимом клетчатом диване. Он все еще удерживал её за шею, но ослабил хватку. С хрипом она впустила в легкие воздух, а тело уже дергалось под его напором. Вот он, долгожданный момент, которого ждала всю жизнь. Почему же так страшно, темно в глазах и впечатление, что вот-вот, распрощаешься с жизнью.
- Ты этого хотела? Этого? – со злостью выплевывал он в такт толчкам.
- Пппусти, - захрипела Ритка.
И он послушался. Оттолкнул её от себя, поднялся и ушел. Даже куртку не надел и оставил распахнутой дверь.
Рита, обливаясь слезами и давясь тошнотой, поднялась, оправила платье и побежала к двери. Захлопнула, заперла и вздохнула с облегчением.
«Придурок», - прошептала чуть слышно.
В висках стучало, дико разболелась голова. Расковыряв пачку анальгина, кинула две таблетки в рот, запила водой. Взяла телефон, и села с ним за кухонный стол. Прикуривая, набрала Наташкин номер.
- Натах, привет, не поздно еще? Я тебя не разбудила?
На том конце провода послышался детский смех и собачий лай.
- Антошка, идите в другую комнату, я по телефону разговариваю! Не, не поздно. У меня даже малой не спит еще. А ты чего какая? Что-то случилось?
Она еще не решила, рассказывать все подробно или нет. Ей надо было с кем-то поговорить, чтобы разогнать подступившее вдруг одиночество, а заодно понять – стоит ли теперь идти на долгожданную встречу или нет.
- Да так, потом расскажу. Ты на встречу то в субботу придешь?
- Приду, конечно, даром что ли я у мужа отпрашивалась и костюм новый покупала. Слушай, мне так идёт! Мне в красном всегда хорошо было…
Наташка защебетала беззаботно, расписывая детали нового костюма, а Рита сидела и думала, сказать про Ваську, или не сказать. С одной стороны – позорно, а с другой - хочется хоть с кем-то поделиться.
- А ты придешь? Ты же больше всех агитировала?
Рита колебалась
- Я не знаю даже, идти или нет.
«Скажу! Пусть этому ублюдку стыдно будет!»
- А чего так? Антон, прекрати дразнить собаку, я сказала!!!
- Да Ваську видеть не хочу.
- Ты чего, Рит. Он же умер! Ты разве не знала?
- Как умер? О чем ты говоришь? Это все сплетни.
Рита во все глаза смотрела на вешалку, что открывалась в проеме кухонной двери. И на мокрую куртку.
- Да какие сплетни! Мы же с матерью его по соседству живем! Она до сих пор еще не оправилась. Они с Оксанкой столько за него боролись, все больницы объездили, все до копейки вложились. Рит? Рита??? Рита, я тебя не слышу, сейчас перезвоню.
Короткие гудки Ритка уже не услышала. Она лежала на полу, широко раскрывая рот, пытаясь ухватить остатки внезапно поредевшего воздуха, и её накрывало душной темнотой.