В комнату, где сидели Соловьёв и Рубинштейн, вбежал растрёпанный Дубиков. Не разуваясь, он бросился на диван. Рубинштейн повернулся к нему и спросил:
- Ты ограбил банк, но вместо мешка евро схватил мешок белорусских рублей?
- Разулся бы, - проворчал Соловьёв.
Дубиков трагически отмахнулся от них:
- Всё. Решено! Я не могу больше жить на этом свете. Я покончу с собой.
Соловьёв продолжал ворчать:
- С собой так с собой, но зачем же ковёр пачкать… - как вдруг осознал всю страшную глубину этих слов и открыл рот в испуганном изумлении:
- Как покончить с собой?!
- Не знаю ещё, - признался Дубиков. – Способов много, конечно…
Рубинштейн прошептал Соловьёву:
- Дурачка нашего спасать надо, а то и правда того… И не отговоришь ведь ишака такого, раз он уже втемяшил себе, тут тонко сработать надо…
Вслух же произнёс:
- Что всё-таки сподвигло тебя на столь решительный шаг?
Дубиков всхлипнул:
- Она… Она отказала мне!
И вновь драматично завалился на диван. Соловьёв в это время вполголоса размышлял:
- Хм… раз несчастная любовь, то только травиться. Если бы ты Родину продал или наоборот, тогда пулю в висок, но нам это не подходит. Повешение только для бытовых и профессиональных неудач годится. С балкона прыгнуть – ну, неблагородно как-то, да и живём мы на втором этаже… Нет, только травиться!
В это время Рубинштейн налил полный стакан того, что в народе называют пурген, и протянул его Дубикову:
- Держи. Сильнейший яд. Прими свою смерть достойно, как Сократ.
Дубиков посмотрел на жидкость и одним махом её выпил. Соловьёв поперхнулся.
Через некоторое время произошло то, что должно было произойти. Дубиков сообщил об этом друзьям.
- Началось, - торжественным шёпотом произнёс он.
Практичный Соловьёв, ещё не до конца простивший самоубийце ковра, отправил его в туалет.
- В картишки? – тактично спросил Рубинштейн Соловьёва, когда они остались вдвоём.
- Пожалуй, - согласился тот.
Через час из клозета донеслось тихое пение:
- Чёрный ворон, что ты вьёшься…
- Над моею го-ло-вой! – подхватил Соловьёв, бросив карты. Когда песня кончилась, он спросил у второго игрока:
- А ты чего не подпевал?
- Ты помнишь, какая у меня фамилия? С ней только «Хава нагила» петь, - отозвался Рубинштейн.
- Аргумент, - согласился Соловьёв.
Через два часа Дубиков начал предсказывать будущее. Самым оптимистичным прогнозом оказался прилёт марсиан на Красную площадь. Игроки в карты, ужаснувшись, принялись за домино.
Наконец и домино им надоело. Зато самоубийца затянул «Любо, братцы, любо» и какие-то другие песни. Рубинштейн даже перестал обращать внимание на фамилию и фальшиво выводил со всеми: «А первая пуля, а первая пуля…»
На четвёртый час, когда Соловьёв и Рубинштейн принялись за еду (что обычно показывает крайнюю степень безделья), в дверном проёме появился Дубиков.
- Жив, - прошептал он, пошатываясь, с благоговейным ужасом на бледном лице.
Рубинштейн и Соловьёв переглянулись.
- Да, - восхищённо протянул Рубинштейн. – Казалось бы, сильнейший яд!
- Значит, - философски отметил Соловьёв, - судьба посылает тебе знак свыше, что ты ещё и здесь нужен, - и протянул Дубикову кружку чаю.