Знаки осени
А осень уже окончательно вступала в свои права, и все темнее становились вечера, и все тяжелее на сердце.
И тут еще стали мне являться знаки, один хуже другого. Счетом их было три. Платок, птица и камень.
Однажды, когда я собиралась на работу, в проеме распахнутой балконной двери повисла темная птица. Птица показалась мне невероятно огромной — не ворона, серых важных ворон у нас полным-полно, они сколько угодно расхаживают по газонам, но никогда на балкон не лезут. Должно быть, это был черный ворон. Я разглядела и страшный изогнутый металлический клюв и пронизывающие горящие как уголья глаза, в то время как сама чудовищная птица казалась вся сгустком мрака.
Я вскрикнула от ужаса, замахала руками, захлопнула дверь, но еще мгновение птица черной тенью висела за стеклом. И могу поклясться, что в это время в комнате стало темно!
Вдруг послышалось воробьиное чириканье, воробьи бесстрашной стайкой с гомоном налетели в кормушку на балконе, и чудовищный ворон исчез.
И сразу после этого мне подарили носовой платок.
Носовой платок неожиданно принесла Наташа, одна из актрис, подрабатывавшая у нас и участвовавшая в литературном проекте «Домашние чтения». Я не видела Наташу целое лето. Она была на гастролях, и только в конце сентября смогла придти на запись.
Мы обнялись, Наташа вытащила нарядную коробку печенья, потом
звонко щелкнула замочком сумочки и, сияя, протянула мне пластиковый футлярчик с изящным кружевным лоскутком.
И сразу радость моя от встречи прошла, померкла, и исчезла.
Я не очень доверяю приметам и далеко не всегда обращаю на них внимания, но на этот раз почему-то сразу поняла этот знак, как предвестие слез. Но почему же слез, а не соплей, например! посмеялся и забыл, но я уже точно знала — слез. Не забыть. Видимо, приметы верны тогда, когда их правоту подсказывает само сердце.
Злополучный платок я отдала Полине. Полина не верит в мои приметы. У нее свой набор суеверий. Полина сразу громко высморкалась в мой платок, и я в очередной раз посмотрела на нее с уважением. Если б я решилась оставить платок у себя, он лет десять еще пролежал бы в шкафу, прежде чем я решилась бы им воспользоваться.
На следующий день на запись «Домашних чтений» вышла другая актриса — Сашенька, она приехала из Болгарии, где отдыхала после съемок. Саша притащила высокий шоколадный кекс с разноцветными марципанами и торжественно вручила мне перламутровую коробочку с набором из трех носовых платков, расшитых незабудками.
— Не забудешь, не забудешь! — закивали головками цветочки.
— От судьбы не уйдешь! — развела руками Полина. А внезапно возникшая Виолетта страшно захохотала и забренчала всеми своими побрякушками: Ну, Машка, слезы тебе лить в три ручья!
Актриса Сашенька высоко вскинула гладкую, как у ящерки головку и, глядя на меня ясными глазками, спросила: — Маша, а это правда, что Черномор тебя хочет уволить? Ты, если будешь уходить, передашь мне «Домашние чтения»?
А потом по дороге на работу, рассматривая в окно автобуса один и тот же в течение многих лет пейзаж, я неожиданно разглядела в кустах памятник. Вернее, взгляд мой упал на него случайно. И вдруг я увидела его — так неожиданно вдруг замечаешь на только что абсолютно пустой стене жутко шевелящее усами и лапками насекомое.
Теперь я видела его каждый раз, когда автобус заворачивал под мост.
Памятник темнел в кустах чернее ночи.
Всякий раз теперь я со страхом ждала его появления, но смотрела и не могла оторвать глаз. Зачем он был поставлен там, вдали от Волковского, на перекрестке дорог, у железной дороги? Догадки, одна страшнее другой одолевали меня.
А вдруг и на нем тоже есть страшная загадочная надпись? Но ничто на свете не могло, казалось бы, заставить меня подойти и прочитать ее.
Впрочем, можно было и не читать, так или иначе камень уже стоял на моем пути, и я знала это.
Совсем скоро наступит зима, но перед нею надо пережить это темное безвременье, а когда выпадет снег, будет светлее и жить станет легче. Снег! Мокрый снег, огромными пушистыми хлопьями наполняющий все пространство от земли до неба, наполняющий воздух свежестью и влагой. Дышать будет легко, и начнет казаться, что все вокруг стало чистым.
Пока я думала об этом, глядя на сумеречный город через полузакрытое железной шторой окно, в комнате возник человек, большой и румяный как немецкая булка из супермаркета эконом-класса.
Он приятно улыбнулся и непринужденно осведомился: Передача об органной музыке в следующем месяце когда будет выходить?
— Я сейчас посмотрю, — сказала я машинально, ища нужный файл в компьютере.
— Так я загляну через пять минут, — раскланялся незнакомец. Не смотря на то, что он все время улыбался, ощущение от этой улыбки было какое-то зловещее.
— А почему я ему должна в чем-то отчитываться? — спросила я недоуменно у Полины.
— Это доктор Дирк! — сообщила почему-то шепотом всезнающая Полина.
— И что же? — не успела я договорить, потому что Полина скроила мне в ответ страшную рожицу.
Я пожала плечами и ответила снова возникшему перед нами доктору Дирку:
Автор заболел, поэтому передача пока отменяется. Переносится на неопределенное время.
И тут доктор Дирк несказанно поразил меня.
— А вы осведомлялись, — спросил он заботливо, склоняясь ко мне, и дыша почти в лицо, — у него что — бронхит или онкология в последней стадии?
На этих ужасных словах доктор Дирк вдруг захихикал неостановимо и весь затрясся от смеха. И так трясясь и хихикая, вышел.
— Ничего себе доктор! — восхитилась Виолетта, — а он что — будет у нас вести врачебную передачу?
А я поняла — внешне доктор Дирк как сдобная булка, а внутри он — камень. И сердце у него из камня.
— Что вы, девчонки, по сто лет здесь работаете, а элементарных вещей не понимаете, доктор Дирк — никакой не доктор, это ученое магическое звание! Доктор Дирак — владелец заводов, газет, пароходов, и нашего радио хозяин тоже! С ума сойти можно, что вы этого не знаете!!! — воскликнула в сердцах Полина.
— А все-таки он доктор! — заявила Виолетта, — Я видела его книги о чудесном исцелении от всех болезней. На них — его румяная рожа.
Полина подавилась кофе, и замахала на Виолетту руками.
— Ладно, ладно, — успокоила ее Виолетта, — он ушел давно. Или думаешь, что во все время разговора царь стоял позадь забора?
Это фрагмент из моей повести "Сильберт"