(НЕМНОГО МИСТИКИ)
Подводная лодка, истерзанная автогеном, обшитая строительными лесами,
опутанная электрокабелями, уныло дремала у стенки судоремонтного завода, вмерзнув в лед. Верхний вахтенный, зябко кутаясь в огромный тулуп, приплясывал у сходни, с завистью глядя, как из трубки на кормовой надстройке лодки вырываются клубы пара: внизу, в отсеках, сейчас тепло («а в турме сейчас ужин – макароны дают…»).
А в теплом центральном посту вовсю шла отработка вахты по борьбе за живучесть. Дежурный по кораблю только что закончил опрос обязанностей, на очереди была отработка борьбы с пожаром. Но, прежде чем объявить учебную аварийную тревогу, он решил дождаться вахтенного центрального поста, который закончил осмотр носовых отсеков и собирался идти в корму.
Нагнувшись к сейфу дежурного по кораблю, вахтенный взял спрятанный там аварийный топорик и повернулся к дежурному:
– Тащ кап-нант, можно, мы сходим в корму вдвоем?
Вахтенный трюмный заранее поднялся с сидушки и вопросительно посмотрел на дежурного.
– Во-первых, я не «кап-нант», а «капитан-лейтенант», не жуй мое звание, его мне главком присвоил, а не кок Андреич на камбузе сварганил. А во-вторых, с чего это вдруг вдвоем? – удивился дежурный. – Шлепай один. И, кстати, почему у вас топор валяется в отсеке? Ну-ка, пришпандорь его на штатное место, а то мех вам все уши поотрывает за свое имущество.
– Один не пойду, – с какой-то тревогой в голосе заявил моторист, спрятав топор за спину.
– Не понял, – удивился дежурный.
– Тащ, да мы уже давно в корму по одному не ходим, – послышался голос электрика.
– И без оружия тоже, – добавил трюмный.
Дежурный вдруг вспомнил: с некоторых пор он стал замечать, что вахтенные осматривают отсеки попарно, но не придавал этому значения.
– В корме привидение живет, – ляпнул вдруг электрик, – вы что, не знаете? Вон, даже штурман, когда дежурит по ПЛ, спит во втором отсеке.
Для отдыха дежурных по кораблю была оборудована каюта в четвертом отсеке в рубке радистов, благо вся аппаратура сдана в ремонт. А личный состав вахты спал во втором, где на месте разобранной кают-компании офицеров были сооружены нары.
«А ведь и правда, – сообразил дежурный,– штурман постоянно валялся на этих нарах среди матросов, мы еще дискутировали с ребятами по этому поводу: либо офицер хочет быть поближе к любимому личному составу, либо его на мальчиков потянуло…».
Тем не менее, у дежурного была одна версия, объясняющая желание трюмного пройтись в корму вместе с мотористом – потянуть время и погулять вместо отработки.
– Не валяй дурака, дружок, лучше расскажи, как будешь действовать при пожаре в отсеке. А ты дуй в корму один, – распорядился дежурный.
Моторист потоптался на месте и упрямо заявил:
– Один не пойду!
Помолчав пару секунд, пояснил, с тоской глядя на дежурного:
– Боюсь один.
– Хватит ерунду пороть, – разозлился дежурный, – марш в корму!
Вдруг вся вахта наперебой стала объяснять, что в седьмом отсеке действительно кто-то ходит, и им страшно находиться там в одиночку. Дежурный подозрительно оглядел лица вахтенных – никто не усмехался и, судя по серьезным взглядам, устремленным на него, не шутил.
Молча встав с кресла, дежурный подошел к «Каштану» и, щелкнув тумблером, подключил седьмой отсек на связь. В центральном сразу стало тихо – все внимательно слушали.
Дежурный, выждав минуту, обвел насмешливым взглядом лица матросов:
– Ну что, гоблины, где ваше привидение? Кроме тишины, в седьмом
ничего не слышно.
Моторист взглянул на отсечные часы – они показывали 19 часов 57 минут.
– Подождите три минуты, тащ, оно выходит ровно в восемь вечера.
Дежурный кивнул головой и сел в кресло, демонстративно скрестив руки на груди и закинув ногу за ногу. «Вот придурки, – думал он, поглядывая на часы, – кого разыграть захотели? Ну, вы у меня сегодня набегаетесь, позаделываете пробоины, гоблины недоделанные!» Он стал думать, в каком бы труднодоступном месте изобразить пробоину, чтобы они попотели, таская раздвижной упор и пластыри. «Пожалуй, устрою им сегодня парочку пробоин в трюмах без иллюминации – пускай с фонариками побегают в кромешной темноте…». Мстительные замыслы дежурного прервал какой-то звук из динамика.
Дежурный прислушался: в седьмом отсеке раздавались шаги. Явственно слышалась шаркающая походка медленно бредущего по отсеку человека – твердыми каблуками по металлической палубе: бум-бум-бум…
Дежурный посмотрел на часы – стрелки показывали ровно двадцать часов. Он растерянно обвел взглядом личный состав. Пять пар глаз торжествующе смотрели на него, мол, мы же говорили, а вы не верили!
Дежурный лихорадочно соображал, что это могло быть? Мгновенная догадка заставила его вскочить с места и вихрем взлететь по трапу на мостик: наверняка заранее договорившись с приятелями, верхний вахтенный потихоньку спустился вниз через люк седьмого отсека и прохаживается там, пугая его, дежурного.
Поднявшись на мостик, каплей окинул взглядом кормовую надстройку и стенку причала. Как ни странно, но верхний вахтенный находился на своем месте – у сходни, пританцовывая на морозе.
Спустившись вниз, дежурный дважды пересчитал личный состав, загибая пальцы, чтобы не ошибиться. Один наверху, пятеро в центральном – итого шесть человек – все на месте! Он прислушался – кто-то продолжал бродить по седьмому, причем звуки несколько изменились – сделав насколько шагов, Оно остановилось, что-то неразборчиво пробормотало себе «под нос», и пошло дальше.
Дежурный решительно направился к кормовой переборке, кинув на ходу мотористу:
– За мной!
Подойдя к переборке между шестым и седьмым отсеками, дежурный прислушался, но, естественно, через переборку ничего не было слышно. Решительно взявшись за рукоятку кремальеры, он открыл люк и быстро влез в седьмой. Обводя взглядом отсек, дежурный отмечал про себя увиденное: разобранный кондиционер у правого борта, койки, металлическая бочка с веретенным маслом, на ней – гаечный ключ («Двадцать два на двадцать четыре» - машинально пробормотал он про себя), задние крышки торпедных аппаратов, машинки клапанов вентиляции, опять койки, лаз в трюм открыт – так и должно быть. Все на месте, как и было два часа назад при приеме дежурства. Но главное – в отсеке тишина и никого нет!
– Центральный! – громко произнес дежурный.
– Есть центральный! – донеслось из «Каштана».
– Мы возвращаемся, седьмой не отключать, - приказал дежурный и вышел из отсека. Шедший за ним моторист закрыл переборочный люк на кремальеру, и они быстро пошли в центральный пост.
– Ну что, ходит? – спросил дежурный у трюмного, стоявшего у «Каштана».
– Пока нет,– ответил тот.
– Подождем, – сказал дежурный и, сев в кресло, закрыл глаза и задумался. Что это могло быть? Звуки шагов и бормотание уж больно реальны. Кто или, скорее, что может издавать такие звуки? Дежурный был грамотным современным человеком с высшим образованием, и, несмотря на то, что он служил на Флоте, а флотский человек, как известно, весьма суеверен, – даже не смотря на это, он ни секунды не сомневался в материальной природе подозрительных звуков.
Давай, работай, инженерная мысль; шевелитесь, извилины! Что у нас есть из источников звука в седьмом? Пожалуй, только отлив пара. Паровая магистраль для отопления лодки проходит через все отсеки, пар поступает с причальной стенки в первый отсек, а отлив пара находится в седьмом. Можно допустить, что скопившийся конденсат под давлением пара «выстреливается» в атмосферу и при этом издает звуки, похожие на шаги, а бормотание – это шум того же конденсата, проходящего по трубе отопления. Но обычно этот процесс происходит с какой-то периодичностью, а не постоянно, да еще четко по времени – в двадцать ноль-ноль! И потом, почему этих звуков не было, когда в отсеке находились люди?
Хорошо, что еще может быть? Лодка вмерзла в лед. Если уровень воды «гуляет» вверх-вниз, то корпус лодки, поднимаясь и опускаясь, может ломать лед, издавая при этом звуки, похожие на шаги. А кто тогда «бормочет» в перерывах между «шагами»?
Размышления дежурного были прерваны уже знакомыми звуками из седьмого отсека: шаги-остановка-бормотание-шаги. Вдруг в эту очередность вклинился новый звук: было такое ощущение, что двинули какой-то металлический предмет по металлической же поверхности, после чего раздался громкий стук упавшей железки на палубу. «Ключ!» – вдруг мелькнула мысль у дежурного, и он отчетливо представил себе картину: бородатый старичок в широкополой шляпе бредет по отсеку, задевает гаечный ключ, лежащий, как помнил дежурный, на металлической бочке с веретенкой, тот падает на палубу… «Похоже», – дежурный прислушался. Шаги остановились, послышалось невнятное бормотание с оттенком недовольства, затем – скрежет металла по металлу, после чего – громкий металлический стук.
«Во – точно! – даже не пришлось напрягать воображение, чтобы представить себе, что могло происходить в это время в отсеке, – нагнулся, поднял ключ с палубы и положил его обратно на бочку».
«Бойцы ждут объяснений и каких-либо действий от офицера», – подумал дежурный, глядя на притихших вахтенных.
– Его зовут Кеша, – пробормотал кто-то из них.
– Хорошо, два человека – осмотреть седьмой, связь по «Каштану», –
принял решение дежурный.
Моторист с электриком пошли на разведку. Дежурный, задумчиво покачивая головой, проводил взглядом вооруженных топором вахтенных и подключил на трансляцию шестой отсек. Через динамик «Каштана» все услышали, как хлопнула носовая переборка в шестом отсеке, «разведчики» подошли к кормовой переборке, несколько секунд препирались, кому первому заходить в седьмой, наконец, послышался звук открываемой кремальеры. И в это мгновение в седьмом наступила тишина – шаги прекратились. Через динамик «Каштана» было слышно, как два человека вошли в отсек, походили по нему, переговариваясь, спустились в трюм.
– В седьмом чисто, – доложил моторист.
– Гаечный ключ на бочке с гидравликой видишь? – спросил дежурный.
– Вижу, лежит на месте, – ответил электрик.
– Сидите там тихо до команды, – приказал дежурный.
Двадцать минут моторист с электриком в седьмом, а вся остальная вахта во главе с дежурным в центральном, напряженно вслушивались, но ничего неестественного не услышали.
– Возвращайтесь, – разрешил дежурный.
«Разведчики» не успели дойти до центрального, как в седьмом «проснулся» Кеша… Гулял он по отсеку ровно до двадцати одного ноль-ноль, после чего затих...
«Что-то нужно объяснить бойцам, – лихорадочно соображал дежурный, – а версий пока только две: отлив пара и лед. Ладно, пока сойдет более-менее правдоподобное объяснение – пар».
Вахтенные внимательно выслушали объяснение офицера, но, видимо, не удовлетворились этим, хотя, было заметно, несколько успокоились. Все-таки хоть какое-то объяснение получили.
Тем не менее, и в дальнейшем по экипажу ходили слухи о домовом Кеше, кое-кто из матросов даже подкармливал его: наливали молоко в миску, крошили туда хлеб, сыр, печенье и ставили все это под торпедные аппараты. К утру миска была чистая.
– Кушает, – шептались в отсеке моряки, настойчиво не замечая крысиный помет вокруг миски.
После того памятного знакомства с Кешей, дежурный собрал целый консилиум из офицеров корабля. Рассказав о происходящих в седьмом отсеке странных событиях, он предложил выдвигать версии. Мех, пожав плечами, выдал «паровую» версию, начальник РТС – «ледяную». Больше предложений не поступало. Однако никто не смог объяснить, почему в присутствии людей звуки в отсеке исчезают. Не нашлось объяснений и времени «прогулок» Кеши – с двадцати до двадцати одного часа – в другое время его никто никогда не слышал.
После выхода подводной лодки из ремонта Кеша, видимо, не покинул свой «боевой пост». Ни в одном отсеке на корабле кошки не приживались: забивались куда-нибудь в угол между трубопроводами, орали благим матом и портили воздух, и только в седьмом отсеке они чувствовали себя нормально, а ведь всем известно, что кошки дружат с привидениями. На людей, наоборот, седьмой отсек действовал отрицательно. Служит, к примеру, торпедист в первом отсеке, служит, «как пудель», на отлично, делают его за это командиром отделения. Соответственно новой должности, переводится он в седьмой отсек – и все! Через неделю, максимум через две бойца не узнать: пьяница, разгильдяй, дебошир! Пришел лейтенант-минер – умница, интеллигент, потенциальный классный специалист и отличник боевой и политической подготовки, но, попав в свой седьмой отсек, начал валять дурака и управлять личным составом «дистанционно» – лежа в койке.
Пришлось и на себе испытать негативное влияние седьмого отсека, или, как его у нас стали называть, «палаты №7»: бывало, идешь по отсекам, проверяешь несение вахты – бодр и весел, деятелен и работоспособен, но стоит закрыть за собой переборку седьмого отсека – тут же нападают усталость и сонливость. Бойцы в таких случаях говорили:
– Кеша на глаза давит!
Вы, наверное, думаете, что я сейчас дам полноценное объяснение всей этой мистике с точки зрения физики–химии–биологии–астрологии? Не дождетесь! Мистика – есть мистика. А с житейской точки зрения, честно говоря, и не хочется искать никаких научных объяснений: если на корабле живет домовой – значит корабль – это не что–то временное, а настоящий ДОМ!
Сейчас, спустя полтора десятка лет (лодку давно уже порезали на иголки) к вопросу: «А что это было?» иногда добавляется второй вопрос: «А где сейчас наш Кеша, оставшийся без крыши над головой?..»